Как жить в моменте

Прекрасная Травкина позвала меня писать для knife.media — наверное, для того, чтобы безжалостно редактировать мои тексты (она там редактор). Говорит, «широкая аудитория тебя в естественном виде не поймет» и режет, режет. Ну, нож.медия же, понятно!

Вот, например, мой материал про жизнь в моменте.

12 правил жизни

Продолжаем любить Питерсона (раз, два).

Я уже слишком стар, чтобы иметь father figure, но Питерсон — это она. В смысле, Он.

Информационно у него правильная пост-юнгианская современная мешанина («ничего необычного»), но какая же он титаническая персона!

Где-то полгода назад он давал интервью (по поводу выхода новой книги), где журналистка всеми силами передергивала, пытаясь показать его нутро мужского шовиниста, а он мужественно отстоял себя. Потом телеканал почему-то решил, что интервью прошло хорошо и выложил его в ютуб целиком. Результат — восемь миллионов просмотров и заслуженная травля журналистки.

Все дело в том, что Питерсон — центрист, в том плане, что хорошо сбалансированная личность, но твердо стоящий на своей центристской позиции, что большая редкость (так как в центристы обычно идут оппортунисты, желающие угодить и тем и другим).

Со любой радикальной стороны это выглядит дико. Как-то все привыкли, что твердо на чем-то стоят только ебанутые фанатики. А тут — здоровый человек. Чудеса.

Его первый скандал выглядел так: он выступил против проекта законодательной (!) поправки, обязующей называть людей странного пола странными местоимениями (типа zhe), аргументируя свою позицию тем, что законодательно вмешиваться в язык — это, простите, оруэловщина какая-то и фашизм. На что его обвинили в неуважении к притесняемым людям странного пола.

Скандал развивался так:

— Вы белый привилегированный шовинист!
— Я считаю, что язык законодательно регулировать нельзя.
— Вы белый привилегированный шовинист!
— Я считаю, что язык законодательно регулировать нельзя.
(...и так сто раз по кругу).

В интервью примерно так же.

Но это все было вступление.

Питерсон начал с очень сложной книги Maps of meaning, читать которую без содрогания нельзя. Потом он вел одноименный курс (который уже лучше). А потом тусовался на Кворе и отвечал простым людям на вопросы, которые сводятся к «как вообще жить?», и так получилось, что ответы стали супер-популярные. А потом ему предложили написать книгу по мотивам этих ответов.

Вышла все так же питерсоновская идеология, что и в Maps of meaning, но адаптированная для нормальных людей, этакое само-summary.

Называется книга 12 Rules for Life: An Antidote to Chaos и по названию можно заподозрить, что это мотивирующая литература. Но это — не она.

Я ее горячо советую, потому что через предыдущие его работы еще надо продраться, а тут все очень понятно, но без ущерба основной линии партии.

Когда я выходил из депрессии, рядом никаких Питерсонов не было (все сам, все сам!), но я вывел несколько правил. Первое — «если нечем заняться, займись собой». Второе «если достаточно позанимался собой, сделай окружение чуть лучше». Они довольно необычным путем выводятся, хотя в уже выведенном виде и выглядят, как нелепости. У Питерсона же есть посыл get your shit together (или еще sort yourself out), что совпадает с первым пунктом, а также посыл «возьми ответственность за какую-нибудь мелочь вокруг себя», что совпадает со вторым.

Ну и пафоса у него гораздо больше, завидую.

Работа терапевта: мораль и этика

Для начала давайте разграничим этику и мораль, но не вообще, а локально применительно к терапии.

Мораль — правила совместного общежития в обществе. Культурная надстройка над биологией (хотя опыты находят зачатки морали у детей и обезьян), которая нужна для того, чтобы люди могли уживаться вместе.

Например, заповедь «не желай жены ближнего твоего» (и прочей частной собственности) нужна потому, что «биологически» соблазн такой есть, но ни к чему хорошему в долгосрочной перспективе не приведет. «Представьте, что все начнут жену ближнего желать?».

Если вы знаете крылатое латинское высказывание «o tempora, o mores!», переводимое, как «о, времена, о, нравы!», то mores — «нравы» — однокоренное со словом «мораль».

Терапевты «должны» находиться вне морали, потому что в противном случае они станут священниками (не знаю, насколько это плохо!). Цель же терапии — в современном варианте — научить человека жить свою жизнь, даже если она будет аморальной и помочь ему выйти за «нравы» в широком смысле («в нашей семье так было принято»). Кроме того, высокоморальный терапевт не может быть безоценочным.

Этику я предлагаю рассматривать как что-то более локальное и — простите — «осмысленное», отрефлексированное. (Одно из разделений морали и этики такое: мораль — это обычаи, а этика — это осмысление этих обычаев).

Профессиональная этика — это кодекс поведения в рамках конкретной профессии. Этика может не совпадать с моралью, например, воровская этика, или, обратный пример — врачебная этика («не навреди», придумали тоже!). Всякие «тыжеврач» или «тыжетерапевт» происходят как раз тогда, когда люди почему-то распространяют чужую профессиональную этику на непрофессиональные сферы.

Я бы сказал, что групповая этика нужна для защиты группы и является аналогом техники безопасности.

Воровская этика защищает воров (а не их клиентов).

Этика терапевтов защишает терапевтов (а не их клиентов).

Во времена зарождения профессии психоаналитики делали всякие странные штуки. Например, Шандор Ференци целовал клиенток.

Фрейд, когда узнал про это, писал ему:

You have not made a secret of the fact that you kiss your patients and let them kiss you…

Picture what will be the result of publishing your technique. There is no revolutionary who is not driven out of the field by a still more radical one. A number of independent thinkers in matters of technique will say to themselves: why stop at a kiss? Certainly one gets further when one adopts «pawing» as well, which after all doesn’t make a baby. And then bolder ones will come along who will go further to peeping and showing—and soon we shall have accepted in the technique of analysis the whole repertoire of demiviergerie and petting parties, resulting in an enormous increase of interest in psychoanalysis among both analysts and patients. The new adherent, however, will easily claim too much of this interest for himself, the younger of our colleagues will find it hard to stop at the point they originally intended, and God the Father Ferenczi gazing at the lively scene he has created will perhaps say to himself: maybe after all I should have halted in my technique of motherly affection before the kiss.

— переписка Фрейда и  Ференци, 1931

В примерном переводе на русский — «Я слышал, ты целуешь клиентов. Зачем останавливаться, ведь есть же еще и петтинг! Давайте все так делать, это увеличит интерес к психоанализу как аналитиков, так и клиентов. Новое поколение последователей натворит такого, что нам мало не покажется». В оригинале еще более ехидно, но английский должны знать все.

Налицо забота о профессии. Вас может сбить с толку, что это «помогающая профессия» и поэтому все делается «на благо клиента», но на самом деле нет. В реальности — как и в любых отношениях — это компромисс между двумя сторонами.

Следующая щекотливая тема — «почему люди идут в терапевты?». Bullshit, типа «чтобы помогать людям», здесь тоже подходит, но не является первичной мотивацией, потому что полностью фраза звучит, как «чтобы помогать людям, чтобы ____» — и дальше идет реальная мотивация.

Чтобы быть нужным. Чтобы они тебя любили. Чтобы искупить вину (реальную или воображаемую). Чтобы жизнь имела смысл.

Если я правильно помню, в лакановском психоанализе ведущая мотивация — «психоаналитику просто интересно, как люди устроены» и ни о какой помощи пациенту речь не идет (если он сам сможет ее извлечь из терапии — то молодец).

Есть и менее «приличные» мотивации — например, я уверен, что примерно 89.95% терапевтов-мужчин имеют явно выраженную нарциссическую составляющую, или, простыми словами, идут в терапевты ради власти, восхищения и ощущения (все)могущества.

Разумеется, во избежание сюрпризов, терапевту свою мотивацию лучше бы знать. Клиенту тоже было бы неплохо знать мотивацию терапевта (но кто же скажет правду!).

Если терапевтическая этика не отрефлексирована терапевтом, то она может восприниматься, как давление авторитетов и у некоторых молодых терапевтов провоцировать подростковый бунт. Мы все видели таких терапевтов!

Если рассматривать этику, как технику безопасности, типа «не суй в розетку пальцы», то страшный бунт за собственную уникальность ничем не лучше отмораживания ушей назло маме.

С другой стороны, этика может восприниматься, как «забота» со стороны авторитетов. Я несколько раз видел у — простите — коллег посты, типа «ой, в нашей стране все плохо с психологами, давайте введем строгое государственное регулирование». Давайте будем строго регулировать людей, которые учат других людей быть свободными! Это определенно поможет выбрать самых достойных.

Это известная дихотомия «наказывать» или «просвещать», некоторые коллеги, видимо, за «наказывать».

Если терапевт отрефлексировал терапевтическую этику, то перед ним стоит простой выбор: если он хочет заниматься своей профессией больше, чем получать он нее непредусмотренные бонусы, то надо соблюдать технику безопасности. Если нет — то нет. И не потому что «из профессии выгонят», а потому что «это уже не терапия» и «не суй пальцы в розетку».

(Опять-таки, всегда можно врать себе, что «я особенный» и меня током не стукнет, но это все то же величие).

Существование терапевтической этики не дает никаких гарантий клиенту, потому что все снова упирается в мотивацию конкретного терапевта при выборе профессии. И это очередная заметка на тему «Как правильно выбрать терапевта? — Никак».

Единственное, на что можно надеяться — это на то, что терапевт от занятия терапией получает что-то (помимо денег), что не мешает процессу терапии.

Как правильно страдать

Однажды я не выдержал и сказал клиенту «да ты просто неправильно страдаешь!», после чего он, конечно же, заинтересовался, как правильно.

С тех пор я не могу написать на этот счет ничего путного.

Потому что одной стороны все же понятно, но с другой, страдания — самая индивидуальная вещь на свете, и тема страданий связана с другими интересными темами — например, «как эти страдания избегать».

(Спойлер: никак).

Обнаружил, что заметки под тэгом «как правильно» привлекают людей. По крайней мере, люди оставляют благодарные комментарии. Вообще-то тэг замышлялся как сатирический. Нет, в нем я действительно пишу «как правильно», но при этом осознаю всю глубину тщетности этого занятия.

Хотел написать под этим тэгом заметку «как правильно страдать» и даже вступление придумал:

Сегодня, мои юные друзья, мы научимся правильно страдать.

Что значит «не хочу?». Как говорила детсадовская воспитательница моей жены: «Свое «не хочу» смойте в унитаз, есть слово «надо»».

Страдать надо пока молодой, потом поздно будет. Дал бог жизнь — даст и страдания.

Но выясняется, что если писать про страдания в жанре «как правильно», то совсем ерунда выходит, поэтому пусть будет «дорогой дневник», куда можно писать как попало.

Relationship wound и existential wound

Не так давно прошел виртуальный саммит psychotherapy and spirituality, на котором выступали известные безумцы от Уилбера до Грофа, разбавленные парочкой юнгианцев (Хиллман, например) и менее известными безумцами. Выступления были доступны бесплатно в течение 24 часов каждое, сейчас доступ продается за деньги.

Я немного их послушал и к моей радости убедился, что тренд не пропустил. Эти люди пытаются объединить «западную» терапию с «восточной» духовностью — дзен, буддизм, йога, медитация, вот это все, и, в общем-то, там все понятно — сейчас. А раньше, как сказал один из участников, всем им было стремно признаться, что они медитируют, потому что медитация «по Фрейду» — это что-то про возвращение в мамину матку или подобная обидная вещь, а теперь можно, наконец-то, выйти из шкафа и выяснить, что ты больше не сраный хиппи, а самый передовой край.

Кроме того, эти люди пытаются разъединить терапию и духовность чтобы ответить на вопрос «зачем нужно первое и второе одновременно, когда можно или первое или второе?».

Есть довольно известный ответ Уилбера, который сводится к тому, что «терапия работает с тенью» — это то, что я формулирую, как «терапия ставит задачу научить рыбу видеть воду».

Thomas Moore в своем выступлении на саммите — по-моему, это был он — выделяет два типа травмы: relationship wound (травму отношений) и existential wound (экзистенциальную травму).

Терапия лечит первое, духовность — второе.

Удобная классификация, все объясняет, расставляет на свои места и вообще. Очень мне понравилась, потому что я и хотел разделить страдания на два вида, а тут уже слова готовые для этого есть.

Попробовал рассказать о ней некоторым клиентам — уперся в то, что рыба не видит воду, и не потому, что клиенты какие-то не такие, а наоборот (очень хорошие клиенты).

Вот, скажем (пример выдуманный), жила девочка у строгой мамы, которая не давала девочке делать то, что она хочет и заставляла делать то, что не хочет. А потом девочка выяснила, что когда-нибудь придется помирать, что делать — как вы правильно догадались — совершенно не хочется.

С одной стороны, это вроде как экзистенциальная данность и existential wound, с другой — это все-таки отношения с мамой, а не со вселенной.

Или, скажем (еще один выдуманный пример) заброшенный мальчик ощущал реальное одиночество, а потом узнал, что есть «экзистенциальное одиночество».

То есть да, «вселенной на тебя посрать», но переносится это так тяжело не только потому, что вселенной посрать, а еще и потому, что маме с папой.

Совершенно нелепые объяснения, конечно же, поэтому давайте зайдем с другой стороны.

Травма отношений

Давно размышляю над тем, что люди живут в бреду, но «бред» — термин медицинский, нужно другое слово.

Потом обнаружил, что в английском есть слово phantasy, которое отличается от fantasy тем, что архаическое и в нормальной речи не используется, но зато его любят терапевты, чтобы обозначать phантазии и не путать их с fантазиями.

Цель терапии — «научить рыбу видеть воду», «избавить от иллюзий», «видеть фантазии», «выйти из жизненнго сценария», нарратив — шмаратив и подобные описания, которое значат примерно одно и то же. Даже «сделать неосознаваемое осознаваемым». Даже «подвести человека к тому месту, когда он может сделать осознанный выбор».

Все это — про расширение сознания, о том, что «решить проблему» можно только перейдя на более высокий уровень сложности, на котором проблема становится тривиальной.

Если не рассматривать все это с точки зрения «проблем» — что, наверное, более правильно — то каждый человек «специализируется» на своих фантазиях, каждый как-то ограничен, и это «как-то» формируется — вы не поверите — в отношениях.

У ребенка был опыт заброшености и ненужности, он просто был не интересен своим родителям. Значит ли это, что он не интересен всему остальному миру — как ему, несомненно, кажется?

Нет.

Значит ли это, что он интересен всему миру, а родители просто были недоразумением?

Тоже нет.

Суровная правда жизни состоит в том, что он может быть не интересен (и это не доказывает, что «ну вот я так и знал, я никому не нужен»), а может быть интересен (и это не доказывает, что мир — это прекрасное место, где все всех любят).

Еще одна суровая правда состоит в том, что в процессе совладания с чувством заброшенности этот человек может сотворить много прекрасного. А может не сотворить.

Да, вы уже поняли, что «вселенная добра и щедра» — это мантра, призванная одним клином вышибить другой. С другой стороны, «вселенная холодна и неприветлива» — это ровно такая же мантра.

Все рекламы терапиии (и прочего духовного роста) слишком оптимистичны, потому что недоговаривают две вещи. Во-первых, конечно, «если вам не хватало любви, то на терапии вы получите опыт любви» — это правда. «После чего вы поймете, что на этом свете есть любовь», — уже не очень правда, потому что «После чего вы поймете, что на этом свете есть в том числе и любовь».

Чувствуете нюанс? А он есть!

Во-вторых — это то, что терапия, «решая проблемы», на самом деле делает вас сложнее. Здесь мы подходим к вопросу «а нужно ли вообще эволюционировать, или хрен с ним?», который на самом деле не так прост, если вычеркнуть из него нарциссическую компоненту «Harder, Better, Faster, Stronger» и «продвинутым телочки дают». Разворачивать его мы не будем.

В качестве предварительного вывода этой части примем то, что причина «отношенческих страданий» — фантазии о том, что весь мир устроен так, как мы о нем думаем.

Экзистенциальная травма

С другой стороны, помимо фантазий, которые являются «бытовым» ограничением и которые — хотя бы «чисто теоретически» — можно развеять, есть вещи, которые ну вообще никак не.

Например, человек смертен. Все заканчивается. Ничего не понятно. Мир большой.

В процессе «терапии» человеку предлагается выйти за свои границы. И — если повезет — он упрется в границы человека «как вида». Здесь эта ваша духовность и начинается.

Опять-таки стоит разграничить духовность-как-бегство и духовность, как «ну а что еще делать?».

«Быть гуманистом означает, что ты стараешься вести себя благородно и честно, не ожидая за это ни наград, ни наказаний в следующей жизни», — как говорил Воннегут.

Зачем вести себя благородно и честно? Потому, что «мы в этом — вместе».

Ой, простите, не та песня.

Мем про то, что «страданиями душа совершенствуется» — про это, а вовсе не про бытовые страдания.

Экзистенциальные страдания не изживаемы, но позволяют почувствовать «единство со всем живым», правда, в качестве собратьев по несчастью, а не в качестве «мы тут в оргии слились в один плотный комок, друг друга любим и не планируем никогда разлепляться».

Незрелая и зрелая духовность

На том же саммите был термин «premature spirituality», но гугление найти концы не помогло (возможно, я неправильно его записал).

Зато есть статья про «духовное бегство», это примерно то же самое.

Суть преждевременной — хихи — спиритуальности состоит, как легко догадаться, в том, что она примеряется как лекарство от травмы отношений.

«Бог есть любовь», так что где же еще искать любовь, кроме как не в секте?

Зрелая же духовность похожа на принятие себя («Принятие себя — это освобождающее разочарование»), но уже в масштабах не себя.

«Ок, нам всем пиздец, что будем делать дальше?».

Вы меня можете не слушать, конечно, мне как-то сказали, что весь этот мрачный экзистенциализм у меня из-за какой-то перенатальной матрицы по Грофу, а на самом деле — ну, вы поняли — вселенная добра и щедра.

(Но не настолько щедра, чтобы обеспечить каждого бессмертием).

Все страдания — от привязанностей.

В качестве отступления в сторону хотелось бы написать про мем «все — от привязанностей», который якобы пошел от буддизма. Вот, например, наглядный экземпляр.

На том же саммите какой-то выступающий (тоже забыл, кто) запутался и сначала наехал на attachment’ы с точки зрения буддизма («привязанности — это плохо»), а несколько минут спустя говорил про attachment’ы с точки зрения теории привязанности (attachment theory), согласно которой привязанности — это не только хорошо, но и вообще необходимо.

Чтобы так непростительно не путаться в трех соснах, предлагаю (и не я один) называть «буддистские» привязанности словом gripping (хватание, цепляние).

В таком случае вся эта риторика «не надо привязываться» превращается в понятную мудрость «не цепляйтесь за то, что уходит», «лошадь сдохла — слезь!» и подобные неоспоримые цитаты во вконтакте.

Страдания получаются не от привязанностей, а от «неумения отпускать».

Duh!

Понятно, что это классический случай «заставь дурака богу молиться». То, что надо бы уметь отпускать вещи вовсе не означает, что следует все превентивно побросать и ни с кем не связываться.

«Если у вас нету тети — ее не отравит сосед» способ работающий, хоть и трусливый. Сила человека, как легко догадаться, вовсе не в нигилизме.

Можно воздержаться от страданий сего мира: ты волен это сделать и это соответствует твоей природе, но, вероятно, именно такое воздержание является единственным страданием, которого ты способен избежать.

(Вроде как Кафка)

Есть в меру заумная мысль Фройда про «принцип удовольствия» и «принцип реальности», которая — на самом-то деле — говорит примерно о том же: хочется хорошего, а реальность, дрянь такая!..

Зрелый человек, выходит, живет в контакте с реальностью, продожая, тем не менее, стремиться к удовольствию, несмотря на. Удивительно!

Буддизм, таким образом, учит реальному положению вещей: все — преходящее, невозможно зависнуть в счастье навсегда, невозможно вечно избегать боль, поэтому давайте отпускать и принимать.

Но нельзя принять и отпустить все и ни к чему не привязываться вообще — человеческой психике просто не на чем будет держаться.

Недавно в большой моде было выражение «возрастной кризис». На самом деле существует не один, а много возрастных кризисов, критических этапов развития в жизни человека. Эрик Эриксон показал это тридцать лет назад: он выделил восемь кризисов; возможно, их даже больше. Сущность кризисов переходных, т. е. проблематичных и болезненных периодов жизненного цикла заключается в том, что, успешно преодолевая эти периоды, мы должны отрекаться от привычных понятий и взглядов, от прежних стереотипов поведения. Многие люди либо не хотят, либо не могут терпеть боль отречения от собственных пережитков, которые давно пора забыть. Поэтому они цепляются – иногда до конца жизни – за свои старые взгляды и формы поведения, тем самым лишая себя возможности справляться с любым кризисом, по-настоящему развиваться и испытывать радостное чувство нового рождения, сопутствующее успешному переходу к новому этапу зрелости. Я приведу простой список (по каждому пункту можно было бы написать целую книгу) важнейших условий, желаний и отношений, от которых необходимо своевременно отрекаться для того, чтобы жизнь развивалась успешно:

• раннее детство, когда ни на какие внешние требования можно не реагировать
• фантазии о собственном всемогуществе
• желание полного обладания (включая сексуальное) обоими или одним из родителей
• детские зависимости
• искаженные представления о родителях
• всемогущество отроческого периода
• «свобода» необязательности
• подвижность и ловкость юности
• сексуальная привлекательность и/или потенция молодости
• фантазии о бессмертии
• авторитет и власть над собственными детьми
• различные формы временной власти
• независимость физического здоровья
• и наконец, собственная личность и сама жизнь.

Морган Скотт Пек, «Непроторенная дорога»

Как же правильно страдать?

У нас вырисовывается схема — конечно же, неправильная — как правильно страдать.

«Постарайтесь вылечить отношенческие страдания и страдайте экзистенциально».

Ну я же неспроста экзистенциальный терапевт!

На самом же деле нет никаких градаций или крутизны страданий. Экзистенциальные ничем не лучше — например, потому что вынуждены (и только идиот захочет испытывать их добровольно).

Или, например, ребенок, который страдает из-за того, что его любимая игрушка сломалась, переживает ту же боль от конечности всего, что и взрослый, потерявший жену, и преуменьшать глубину его страданий только на основании того, что они «детские» или на основании того, что это «всего лишь игрушка», наверное, не стоит.

Объяснять ребенку на примере игрушки общую закономерность тоже, вероятно, рановато.

В какие-то моменты жизни мы можем испытывать ощущение глубокого счастья, но это ощущение является эфемерным и не может возникнуть ни в результате усилия воли, ни вследствие слепой надежды. Юнгианская психология, как и большинство великих религиозных учений и известных мифов, на основе которых она сделала многие свои открытия, утверждает, что именно душевные омуты и бесконечные страдания становятся той почвой, в которой зарождается смысл. Еще 2500 лет тому назад Эсхил сказал, что боги вынесли людям жестокий приговор: только страдания могут привести их к мудрости.

Не испытывая страданий, через которые, согласно божескому промыслу, приобретается психологическая и духовная зрелость, человек остается неразумным, инфантильным и зависимым. Кроме того, многие наши пагубные зависимости, идеологические пристрастия и неврозы являются формой избегания страданий. Четвертая часть жителей Северной Америки — это приверженцы фундаменталистских учений; они стремятся облегчить свое жизненное странствие, принимая упрощенную черно-белую систему ценностей, духовно подчиняясь своему лидеру и проецируя, в случае необходимости, свои жизненные противоречия на окружающих людей. Другие 25–50 % жителей подвержены какой-либо зависимости, но, добившись на какое-то время устранения страха перед жизнью, они обязательно сталкиваются с ним в будущем. Оставшиеся предпочитают быть невротиками, формируя систему феноменологических защит от превратностей жизни и ударов судьбы. Такие защиты тоже порабощают душу, и человек проявляет во всех жизненных ситуациях лишь рефлекторные реакции, коренящиеся в его прошлом, но не в настоящем.

Древние говорили, что религия нужна тем, кто боится оказаться в аду; а духовность — тем, кто там уже побывал. Пока мы не увидим существующую разницу между тем, что мы жаждем испытать, и тем, что мы испытываем, пока мы осознанно не поставим перед собой цель достижения высокого уровня духовности, мы будем всегда стремиться избегать, отрицать или воображать себя жертвами, малодушными и недовольными собой и окружающими.

Идеи, устремления и практика юнгианской психологии исходят из того, что не существует залитых солнцем лугов и уютных уголков для безмятежного сна: есть душевные омуты, где большую часть жизни и пребывает наша природная сущность и где зарождаются многие значимые события нашей жизни. Именно в этих омутах формируется и крепнет душа, именно в них мы сталкиваемся не только с тяготами жизни, но и с ее достоинством, и ее глубочайшим смыслом.

Джеймс Холлис

Все правильно написано, хорошо стелет, но «вы так говорите, как будто «душа» — это что-то хорошее!».

Не всем людям нужна душа. Кому-то и улицы подметать надо.

Мы — и под «мы» я подразумеваю «духовно поросшие люди» — не должны затаскивать гражданских в это все. «Не расширяй сознание товарища без его согласия», или как там Лири говорил?

Я работаю в экзистенциальном ключе примерно (точно не подсчитывал, это же люди) с каждым десятым клиентом — если он попросит. Нельзя с порога спрашивать «страх смерти есть? а если найду?». Человек к счастью обладает огромными возможностями изворачиваться и не смотреть туда, и это действительно к счастью.

С другой стороны, когда терапевт сам находится в экзистенциальной позиции, он как-то готов к случаю, если клиент туда ненароком свалится. Иначе можно всю жизнь заниматься царапаньем поверхности, учить людей «принимать и выражать свои эмоции», разговаривать со стульями и считать, что жизнь от этого становится лучше.

Можно сказать, что моя позиция — это «мы все обречены, но это не повод ничего не делать».

Но вернемся к понятным выводам.

Итого получаем три простых правила:

1. Какие-то страдания можно избежать, тогда их нужно избежать.

2. Какие-то страдания можно избежать только вместе с жизнью, тогда лучше их не избегать. Я не говорю о суициде, «если у вас нет тети» тоже в эту категорию попадает.

3. Каких-то страданий избежать невозможно, но не нужно искать их специально, они от вас никуда не убегут. «Можешь не заниматься духовным ростом — не занимайся».

Господи, дай мне душевный покой, чтобы принять то, что я не могу изменить,
дай мужество изменить то, что могу,
и мудрость, чтобы отличить одно от другого.

приписывается Рейнгольду Нибуру

Это как бы оно.

Стоило ли писать заметку ради такого банального вывода?