Clusterfuck

Здравствуй, дорогой друг.

Все-таки, жанр «все в кучу, разбирайся сам» — мой любимый. Также его можно назвать «что нового за неделю», или, например, «подождите, сейчас будет длинное вступление».

Строго тематическое писать скучно — словно я вам копирайтер какой-то. Теза, антитеза и синтез. Тьфу. Еще, конечно, можно отрезать и выбрасывать вступление.

Как-то у меня было откровение, что отчеты о клиентах можно писать в какой угодно форме — все равно их не читают. Я решил писать в художественной! А недавно натолкнулся на упоминание того, что Фрейд так же делал.

Вопрос формы, конечно же, стоит только при наличии читателя.

«Потерял своего читателя» — моя актуальная проблема, которую я сейчас обдумываю — относится и к дневнику, который я пробую писать. Впрочем, читателя там никогда и не было, из возраста «дорогой дневник, только ты меня понимаешь» я уже вырос, остаются только заметки на память. Зато становятся понятны записи в дневниках знаменитых людей, типа «сегодня дождь». Ну а что еще писать? Если писать всё, то времени на написание уйдет больше, чем на саму жизнь, а если что-то выбирать, то «сегодня дождь» вполне неплохой выбор.

Инстаграмм у меня выполняет примерно ту же роль: формально — семейные фото, на самом деле — фото на память, причем воспоминания часто не связаны с сюжетами фотографий.

«Записи и выписки» Гаспарова стоят у меня в очереди на чтение — как пример такой мешанины:

Я не собирался это печатать, полагая, что интересующиеся и так это знают; но мне строго напомнили, что Аристотель сказал: известное известно немногим. Я прошу прощения у этих немногих. Эти записи и выписки печатались в журнале «Новое литературное обозрение». Для книги я добавил к ним несколько статей на ненаучные темы — писанные по заказу, они тоже когда-то кого-то интересовали — и несколько экспериментальных стихотворных переводов, сделанных для себя.

«Записки и выписки»

В одной юнгианской книге по астрологии мне очень понравился камерный жанр, в рамках которого каждая глава — это доброе письмо от мудрой бабушки к младшей женщине.

А сейчас читаю «We’ve Had a Hundred Years of Psychotherapy — And the World’s Getting Worse» Хиллмана — она написана сначала в виде диалога Хиллмана и Вентуры, а потом в виде писем одного другому и обратно. Но они-то оба реальные люди! Хорошо им!

А мне с тех пор, как Ганди умер, и поговорить не с кем.

Не перестаю удивляться, насколько терапия — про свои внутренние драмы. Даже родители используются как куклы «покажи-где-тебя-жизнь-трогала».

(ранее)

Do you see what this means? It means that our history is secondary or contingent, and that the image in the heart is primary and essential. If our history is contingent and not the primary determinant, then the things that befall us in the course of time (which we call development) are various actualizations of the image, manifestations of it, and not causes of who we are. I am not caused by my history—my parents, my childhood and development. These are mirrors in which I may catch glimpses of my image.

James Hillman

Лысенький как-то шутил, что мой настоящий жанр — это подкаст, в котором я голый сижу в окружении девственниц и что-то им втираю.

Я всегда представлял эту картину примерно так:

(Автор фото, если верить интернету)

Голым я после этого снялся, осталось найти девственниц.

Это — zmeyevich.ru — кстати, отдельная история, и тоже про «моего читателя». Придворный астролог как-то сказала мне, мол, а сделай курс Таро. «Почему бы и нет?», — подумал я.

Курс примечателен тем, что я сижу по пояс голый. Я в таком виде обычно хожу по квартире, и мне даже в голову не пришло одеться для съемок. На моих устах — загадочная улыбка, которая обозначает «и что, вы всерьез слушаете курс по Таро, а я на самом деле его рассказываю?».

Вот к чему приводит отсутствие образа потребителя при создании продукта.

Внезапно курс стали покупать программисты, и я понял, что это курс реабилитации людей с техническим образованием, а вовсе не курс по Таро.

Со временем я решил от всего этого отмежеваться, потому что «психотерапевт со знанием Таро» звучит подозрительно, а вот «экзистенциальный терапевт» — совсем другое дело.

В качестве бонуса выяснил, что поначалу сложно говорить на камеру, но можно привыкнуть, а мой голос и внешний вид на видео не вызывает у меня при просмотре никаких негативных эмоций. Позитивных, впрочем, тоже.

Заметил — но и это к делу не относится — что женщин-авторов, или как теперь принято называть «авторок», в нашем шовинистическом мире часто представляют так, что сразу и не понятен пол. Вот, скажем, Дорцен Э. Ван (Deurzen E. van.).

Э — это Эмми.

Она — видная фигура британского отделения экзистенциальных терапевтов (оказывается, они еще и территориально делятся). Я у нее читал «Практическое экзистенциальное консультирование и психотерапия», ощущения смешанные.

Эта книга адресована, главным образом, консультантам и психотерапевтам, как тем, кто уже работает, так и тем, кто еще учится. В ней описана специфика метода работы с людьми, исходящего из экзистенциальной перспективы. Поскольку эта перспектива является не только терапевтической, но и философской, то книга, в этом широком смысле, будет интересна любому, кто интересуется изучением экзистенциальных данностей. Тем не менее, для нас главным является их практическое применение.

Философия-шмилософия, Хайдеггер-шмейдеггер, тут все понятно, что ничего не понятно, а что делать-то?

Книга дает четкий ответ, что же делать, вплоть до пошаговой инструкции. Но... но... это ведь только бихевиористы до такого опускаются!

Не ожидал, что даже экзистенциальную терапию можно свести к набору понятных инструкций. «На пятой сессии можно поговорить о Сартре».

Или, например, «быстро прогнал по четырем данностям бытия (по Ялому) — и свободен».

С другой стороны, к тому же вопросу о рамках и структуре — не так давно мне удалось примириться с классификациями людей, которые меня все это время раздражали. Классификации, а не люди.

Классификация раздражающих меня людей. «Люди: все». Ха! Ха!

Принцип, который я вывел для себя, звучит так: «Классификации надо знать, но не надо применять». Еще этот принцип звучит, как «звонок для учителя, а не для ученика».

В классификациях есть что-то demeaning. Хорошее слово, переводится, как «унижающее», а морфологически — «лишающее смысла» (de + mean).

Классификации помогают терапевту найти смысл в клиенте, но отсекают все лишнее, что в этот смысл не влезло. «Нарциссы так себя не ведут», например.

Так что знать их полезно и нужно «на всякий случай», но применять на живых людях не надо.

A similar thing happens when we accept or, as they say, internalize a diagnosis. A therapist convinced my friend Jean that her father suffers from narcissism, and since then she’s interpreted every exchange with the man, past and present, as narcissistic. He’s also my friend, and when, talking to her, I bring up aspects of him that are not clinically narcissistic, she either rejects them out of hand or gets grouchy. Another therapist has informed another friend that he’s a borderline personality, and now he’s interpreting everything through that lens and in the process forgetting, or at least discounting, what doesn’t fit. Again, the diagnoses act like computer viruses, changing and erasing memories.

You also see this in Twelve-Step groups; everything in one’s life is interpreted around alcoholism or eating or abuse, a kind of psychological monotheism, and what doesn’t suit the syndrome drops out of one’s consideration like a fall from grace.

James Hillman

С юнгианцами у меня трепетные отношения: что бы я ни подумал, они уже написали, как правило лучше и с бóльшим пафосом.

На этом, пожалуй, закончим с затянувшимся вступлением, и перейдем к конкретной теме.

В книге Дорцен Э. Ван меня внезапно порадовала идея о том, что даже если ты экзистенциальный терапевт, клиенту надо помочь разобраться с физическим миром.

Традиционно экзистенциальные измерения представляются в виде тройки, включающей физическое, социальное и личное измерения, которые как правило называются по-немецки Umwelt, Mitwelt и Eigenwelt (Бинсвангер, 1946, Босс, 1963). Бубер (1923), Ясперс (1931,1951) и Тилих (1952) вводят четвертое, духовное измерение, или Uberwelt; его нужно учитывать и прояснять (ван Дорцен-Смит, 1984). Перевод немецких терминов зависит от конкретного автора и его понимания того, какие концепты имелись в виду.

...

Физическое измерение (Umwelt) — измерение, которому принадлежит наше отношение к материальному миру вокруг нас, к природной среде. Оно представляет нашу реализацию в этом мире и наше отношение к фактическим ограничениям и вызовам, с которыми мы, таким образом, сталкиваемся.

Социальное измерение (Mitwelt) — ему принадлежит наше отношение к другим людям, которые вместе с нами живут в мире. Оно представляет нашу причастность к общественной сфере, где на наше поведение и восприятие влияют общественные нормы, социальные соглашения, и межличностные отношения, связанные с властью и подчинением.

Личное измерение (Eigenwelt) связано с нашим личным отношением к себе, которое возникает при самосознавании. Это наш собственный мир и он может включать в себя наше отношение к вещам, животным или людям, которых мы ощущаем частью себя.

Духовное измерение (Uberwelt) связано с нашими отношениями к верованиям, идеям, ценностям и принципам, согласно которым мы живем. Это измерение нашего целостного видения жизни и идеологической позиции, которое определяет, как мы действуем в других измерениях и как мы осмысливаем мир.

...

Так, регулирование жизни в природном измерении не решает все проблемы (да и ничто не решит), но оно часто бывает тем первым шагом, который мы делаем в направлении более полной оценки жизни во всех ее аспектах. Способность быть в согласии с природным миром — и с собственным телом, и с биологическим и физическим окружением вне его — есть непременное условие дальнейшего развития. Способность маневрировать между крайностями в этой сфере дает человеку наибольшую силу, которую только можно приобрести.

Физический мир — это то, как человек ест. Что спит. Чувствует ли свое тело. А чужое?

Второй год не могу написать нормальную заметку про тело. Эта тоже, похоже, не выйдет — судя по ужасному началу.

Человек к сожалению (и к счастью) очень зависит от физиологии.

К сожалению — потому, что «но я же мятежный дух и высокоразвитое существо, не могу же я быть раздраженный только потому, что не поел, это мелко!». Можешь.

К счастью — потому, что многие состояния можно снять или облегчить физиологически. Подышать, побегать, потрогать себя в разных местах, принять ванну, потанцевать, скушать вкусную еду.

Здесь, конечно, часто случается загвоздка, вида «не могу сказать, вкусная еда или нет, и чем одно отличается от другого».

Разрыв с собственным телом у многих колоссальный, и никакая экзистенциальная терапия тут не поможет. Поможет, например, телесная. Или йога. Или спорт.

Здесь, конечно, есть еще одна загвоздка — пока отношения с телом налаживаются, даже йога, спорт и правильное питание могут нанести много вреда, потому что человек начинает заниматься чем угодно (рекордами, достижениями, улучшениями и прочим фашизмом и насилием), но только не налаживанием отношений с телом. Танцы, наверное, лучший способ — там мало что можно себе испортить и если чего-то достигать, то большей осознанности тела, что нам как раз и нужно.

Мне кажется, многих людей действительно можно просто научить.

Я уже говорил, что в терапии невротиков популярен мотив «а что, можно было?». То есть, они даже что-то умеют сделать, но делать это нельзя. «Нельзя заботиться о себе», например.

Более несчастные люди имеют более сложные вопросы, например, «как заботиться о себе?». Их, наверное, можно научить.

Еще более несчастные — «что бы я ни делал, я не ощущаю заботу вообще».

В любом случае, начать с физиологии никогда не повредит, причем начать можно без терапевта (а с фитнес-тренером).

Каждый раз радуюсь, когда вижу, что человек решил «заняться собой» с тела. Может и терапия не понадобится.

Совершенно бесполезно решать какие-то духовные или психические вопросы, если человек спит по 4 часа в день.

Физиология сильнее нас, поэтому мы должны быть хитрее.

В любом случае, все эти разговоры неимоверно удручают, потому что нельзя словами передать ни опыт, ни ощущения.

Вот я могу сказать, что «надо относиться к телу, как к инструменту», но я ведь не знаю, как вы с инструментами обращаетесь. Может, они у вас ржавые. Или одноразовые. Или не ваши. Или руки у вас растут из жопы — и тут уже не до инструментов.

«Относиться к себе, как к ребенку — тоже». Может, вы детей бьете.

Любая отсылка на несуществующий опыт повисает в пустоте.

Поэтому терапия главным образом выглядит, как «дождаться, пока человек все поймет сам», но об этом — в следующих выпусках.

The Stanley Parable

The Stanley Parable (компьютерная игра) — это «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (пьеса) нашего времени.

Горячо рекомендую оба произведения. Еще есть одноименный фильм по пьесе, но книга лучше, как обычно.

На этом можно и закончить, но можно и не заканчивать. Опять ужасы выбора! Подразумевается, что все тут взрослые самостоятельные люди, а Смирнов (то есть, я) плохого не посоветует.

Для тех, кто не в курсе, продолжим.

В «Гамлете» есть два проходных персонажа — Розенкранц и Гильденстерн. Они не особо «прописаны» и идут по дороге сюжета, выполняя свою скромную роль. Известно, что в конце пьесы они умирают.

Том Стоппард написал пьесу про этих персонажей, которые находятся «во вселенной Гамлета», но их участь предрешена — «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Ну, вы понимаете, вопросы выбора, свободы воли, предопределенности и прочий экзистенциализм. То, что это «вторичное» произведение, делает его, разумеется, постмодернистским.

Розенкранц (обессиленно). Домой, я хочу домой. (Делает несколько шагов.) С какой стороны мы пришли? Я потерял ориентацию.

Гильденстерн. Единственный вход: рождение, единственный выход — смерть. Какие тебе еще ориентиры?

Они подходят друг к другу.

Розенкранц. Мы никому ничего не должны. Гильденстерн. Мы влипли. Каждый твой поступок, пусть ничтожный, порождает другой, неизвестно где, неизвестно чей, а тот — третий и так далее, замкнутый круг. Так что смотри в оба и навостри уши. Будь осторожен и следуй инструкциям. И все будет в порядке.

Розенкранц. До каких пор?

Гильденстерн. Пока все не кончится само собой. Тут есть своя логика — все происходит само собой, не волнуйся. Расслабься и плыви по течению. Когда кто-то берет тебя за руку и ведет как ребенка — хоть ты давно уже потерял невинность, — это словно тебя вознаграждают, словно получаешь добавочную порцию детства, — и как раз тогда, когда меньше всего ожидаешь, — словно приз за хорошее поведение — или за то, что вообще не имел детства... Я — э-э-э — не слишком противоречу себе?

Розенкранц. Не помню... Что мы тут вообще делаем?

Что же касается The Stanley Parable, то его автор (Davey Wreden) учился на кинематографическом факультете, а игры делать не умел. Как-то он заметил, что в «рельсовых шутерах» игрока ведут за руку, в духе «а теперь поворот направо» и налево пойти нельзя. И нельзя ничего сделать, что не выходит за рамки сюжета. Ничего не напоминает? Ну да, Розенкранца и Гильденстерна.

Wreden в результате создал «игру», процесс которой состоит в том, что ты ходишь по офисному зданию, а твои действия «комментирует» рассказчик, еще до того, как ты их совершил, в духе «Подойдя к двум дверям, Стенли повернул направо».

Звучит довольно глупо! Первый способ «пройти» игру — это слушать рассказчика. Но его можно не слушать, и повернуть налево. «He’s taking Roy off the grid!»

Можно даже зайти в то место, которое еще «не сделано» и «не предусмотрено» — и, конечно, понять, что оно все-таки было сделано и монолог рассказчика написан для этого случая тоже.

Понимаете, куда я клоню?

Man vs author, конечно же. Немного подумав, понимаешь, что и man vs reality. И даже man vs technology.

В общем-то, The Stanley Parable — это не компьютерная игра, а — простите за это слово — «интерактивное» произведение искусства про свободу выбора, предопределенность, смерть, бессмысленность, невозможность выйти из пещеры и так далее.

Постмодернизм и экзистенциализм — все, как мы любим.

19/20 на двоих.