Тело какулика
— Папа, кто такой Какулик?
— Ну, это, наверное, тот, кто какает много... А где ты это прочитал?
— Да там на кинотеатре афиша была: «Тело как улика».
Вам, наверное, было интересно в детстве, почему обезьяны не эволюционируют сейчас? Они эволюционируют.
Книга Бессела ван дер Колка «Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть» оставила очень тягостное впечатление. Я обычно такие книги не читаю, конечно.
Бессел — психиатр. Книга на 50% состоит из buzz-слов, типа нейропластичности, нейронных связей и выводов, вида «мы выяснили, что людям приятно, когда их слушают, потому что у них участки мозга загораются на сканере» и «травма реально меняет мозг», в общем, обычный научпопный дискурс, чтобы такое писать даже не обязательно быть психиатром.
Еще 50% книги — рассказ о персональном пути Бессела и поисков методов излечения травмы, из которого понимаешь, что последний век психотерапии прошел мимо него, потому что он не психотерапевт, а психиатр. Да, он иногда вспоминает Фрейда (остальных имен он не знает), но совершенно не видит иронии происходящего: Фрейд тоже был психиатром, пробовал укутывания, манипуляции и прочее, после чего пришел к выводу, что пациентов надо просто слушать. Бессел повторяет тот же путь, совершенно впрочем этого не замечая. Нет, я понимаю, что онтогенез повторяет филогенез, но не до такой же степени!
Вот, например, автор открывает контрперенос:
Сильвия была ослепительно красивой девятнадцатилетней студенткой Бостонского университета, которая сидела, как правило, одна в углу палаты с испуганным до смерти видом и почти ничего не говорила, однако слухи о том, что она была девушкой важного бостонского мафиози, придавали ей налет таинственности. Когда она на протяжении недели отказывалась есть и начала стремительно худеть, врачи назначили ей принудительное кормление. Нам приходилось втроем удерживать ее, в то время как еще один санитар засовывал ей в горло резиновый шланг, по которому медсестра заливала ей в желудок питательную жидкость. Позже, во время очередной полуночной исповеди Сильвия застенчиво и нерешительно рассказала мне про то, как ее в детстве насиловали брат с дядей. Тогда я понял, что наше проявление «заботы» больше напоминало ей групповое изнасилование. Этот и подобные ему случаи помогли мне сформулировать следующее правило, которое я постоянно повторяю своим студентам: если вы делаете со своим пациентом что-то, чего не стали бы делать со своими приятелями или детьми, то задумайтесь, не воспроизводите ли вы тем самым травму, случившуюся с пациентом в прошлом.
Один мой клиент бесится с психиатров, называя их «бесчувственные ублюдки». Оценка, конечно, радикальная, но в целом логика понятна: психиатры не занимаются чувствами, в том числе и своими, и только некоторые из них дорастают до этого в конце практики. Клиенту, конечно, хорошо так говорить: у него чуткий, любящий и поддерживающий терапевт (то есть, я).
Вот, например, Бессел использует только что освоенную «технику» и давит на человека, чтобы тот раскрылся (случай с Сильвией не помог) и потом —
По окончании нашего сорокапятиминутного сеанса мой коллега первым делом сказал, что ему было крайне неприятно иметь со мной дело и что он никогда не стал бы направлять ко мне своего пациента. Это, впрочем, по его словам, не помешало ему в ходе сеанса разобраться с проблемой, связанной с насилием со стороны его отца. Хотя я отнесся к его словам скептически и подозревал, что его грубость по отношению ко мне стала следствием неразрешенных чувств по отношению к его отцу, он, вне всякого сомнения, выглядел гораздо более расслабленным.Я обратился к своему наставнику по ДПДГ, Джеральду Паку, и сообщил ему про свое замешательство. Этот человек явно меня невзлюбил, однако теперь он говорил мне, что справился со своей давней проблемой. Откуда мне было знать, действительно ли он со всем разобрался, если он не хотел рассказывать мне, что произошло с ним во время сеанса?
Джерри улыбнулся и поинтересовался, не занялся ли я, случайно, психологией, чтобы разобраться с какими-то своими собственными проблемами. Я подтвердил, что именно так думали большинство людей, которых я знал. Затем он спросил, интересно ли мне слушать, когда люди рассказывают про неприятные истории из своего прошлого. Опять-таки, я был вынужден дать утвердительный ответ. Тогда он сказал: «Знаешь, Бессел, может, тебе стоит научиться придерживать свой вуайеризм. Если для тебя так важно слушать чужие истории про перенесенную травму, почему бы тебе не пойти в бар, положить пару баксов на стойку и не предложить своему соседу угостить его выпивкой, чтобы он поделился с тобой какими-нибудь неприятными воспоминаниями? Тебе нужно научиться различать свое желание услышать чужую историю и внутренний процесс исцеления твоего пациента». Я прислушался к замечанию Джеральда, и с тех самых пор с удовольствием повторяю его своим собственным студентам.
Тут меня покоробило «Я прислушался к замечанию Джеральда, и с тех самых пор с удовольствием повторяю его своим собственным студентам». Всё, вот так принял к сведению и излечился? Не верю.
Помню, как один молодой психолог в своем вебинаре сказал, сам не понимая, как сильно палится, что важно знать мотив выбора профессии, и что он, например, выяснил, что пошел в психологи из-за комплекса бога. И я такой «ок, выяснил, и чо?». Просто так «взять на вооружение» это нельзя, в лучшем случае — многолетний кризис и поиск новой мотивации. Ну либо можно просто с удовольствием повторять это своим студентам, тоже вариант.
Следующая цитата, в книге подобных много — о том, как автор изучает какие-то чудесные техники:
Заинтригованный многообещающей работой Пессо, я с радостью принял его приглашение посетить его фермерский домик на вершине холма на юге Нью-Гэмпшира. После обеда под тенью древнего дуба Альфред предложил мне пройти в его обитый красной вагонкой сарай, который он превратил в студию, чтобы провести сеанс по его методике. Я немало лет сам занимался с психотерапевтом, так что не ожидал каких-то серьезных откровений. Я был успешным профессионалом за сорок со своей собственной семьей, который воспринимал своих родителей как двух пожилых людей, пытавшихся провести достойную старость. Уж точно у меня и в мыслях не было, что они по-прежнему могут оказывать на меня какое-то значительное влияние.Так как играть роли людей из моей жизни было некому, Альфред предложил мне выбрать какой-нибудь предмет или мебель, которые бы олицетворяли моего отца. Мой выбор пал на огромный кожаный диван, и я попросил Альфреда поставить его вертикально метрах в трех от меня, чтобы он находился немного левее. Затем он предложил мне пригласить в комнату и мою мать, и я выбрал массивную лампу примерно той же высоты, что и стоящий вертикально диван. По мере продвижения сеанса вокруг появились и другие важные люди в моей жизни: мой лучший друг в виде небольшой коробки с бумажными платками справа от меня; моя жена – небольшая подушка рядом с ним; мои двое детей – еще две маленькие подушки.
Спустя какое-то время я огляделся: два громоздких, темных и грозно стоящих предмета представляли моих родителей, в то время как ряд крошечных предметов олицетворяли мою жену, детей и друзей. Я был потрясен: я воссоздал свой внутренний образ строгих родителей-кальвинистов, сложившийся у меня, когда я был маленьким мальчиком. Я почувствовал напряжение в груди, а мой голос, наверное, звучал еще более напряженным. Я не мог отрицать того, о чем говорил мой пространственный мозг: эта методика помогла мне визуализировать мою внутреннюю карту мира.
Когда я сообщил Альфреду о том, что только что обнаружил, он кивнул и предложил мне изменить мои установки. Ко мне снова вернулся скептицизм, однако Альфред мне нравился, а его методика вызывала у меня любопытство, так что я с неохотой согласился. Тогда он встал прямо между мной и лампой с диваном, скрыв их из моего поля зрения. Тут же я ощутил глубокое облегчение в теле – напряжение в груди ослабло, а мое дыхание стало расслабленным. В тот момент я и решил стать учеником Пессо.
Я не знаю, как и где он проходил терапию, но на этот чудесный трюк способен даже первокурсник-гештальтист. Это примитивнейшая проекционная техника, алё! Роршах на стероидах. Подобные вещи я отношу к «диагностике», но не в плане постановки диагноза, а в плане первичного осмотра, когда пациент до такой степени не в ладах со своими чувствами, что ему нужна небольшая помощь. Если нужна «методика», чтобы «визуализировать внутреннюю карту мира», то в обычном состоянии к этой карте нет доступа (а у людей, которые прошли терапию, он есть).
И в целом пример, конечно, анекдотичен: 40-летний специалист прошел терапию и не знал, как на самом деле воспринимал своих родителей.
Короче, книга — источник так называемых знаний.
Как прорабатывать проблемы
Нахожу идею, что «к духовному/психическому специалисту идут люди с той проблемой, которую он сам у себя проработал» крайне наивной (как и саму «проработку»).
Идея, кстати, не только психологическая, в астрологии, например, есть проработка сложных аспектов. Как прорабатывать — никто не знает, но точно известно, что если у тебя тяжелые аспекты, то расслабляться нельзя.
Во-первых, да, если человек изучил «проблему», то он начинает ее видеть. Когда человек выучивает новое слово в иностранном языке, оно магически появляется в слышимой речи — потому что раньше просто было неразличимым шумом. Это наверняка какая-то когнитивная особенность, или, как сейчас принято говорить, «искажение».
Во-вторых, идея содержит допущение, что люди примерно одинаковые, и «проблемы» у них одинаковые, и решаются одинаково. Это верно в случае с простыми «проблемами». (— Где взять деньги? — Вы знаете, попробуйте «работу», я сам недавно впервые занялся, и получилось!)
Хотел привести пример с заниженной самооценкой, что она может быть «симптомом» чего угодно, но это было бы не честно: «самооценка» — мем из поп-психологии, которым вообще в терапии не оперируют. Получилось бы «то, что называют в поп-психологии, в терапии называют вот так».
Более сложный пример: приносит Катя видео какой-то психологини про депрессию, а на видео та говорит, что депрессия — это когда человек живет не свою жизнь, и делай раз, делай два, делай три — мы его спрашиваем, какой жизнью он хочет жить и — опа — выздоровление.
Катя начинает на нее нападать, а я, находясь во власти принципа треугольника Картмана, начинаю ее защищать. (Я не слишком тонко пошутил? Да, треугольник — такая же херня, как и это видео про депрессию).
— Ну что же ты, — говорю я, — какая же это херня. Все верно, вполне юнгианская мысль. Не самоактуализируешься — получи депрессию.
— Но это же примитивно!
— Ну конечно. Это же один взгляд. Есть еще психоаналитическая «грусть по пропавшей титьке» концепция, например.
В результате обсуждения пришли к выводу, что это — «депрессия невротиков», депрессия здорового человека, и больше психологини знать ничего не надо, и так для работы хватит. Обсудили, что у нарциссов — совсем другая депрессия. У ЛИСКРООГ (Людей, Идентифицирующих Себя, Как Рано Отученных От Груди, они ошибочно именуют себя «шизоидами», но мы-то знаем, что им просто романтизация понравилась) — другая, у шизоидов (настоящих) — третья.
Когда холисты говорят «мы лечим человека целиком, а не болезнь/проблему» имеют ввиду что-то типа такого. Не то, что мы человека, не дай Бог, гуманизируем и не относимся к нему, как к шаблонному набору симптомов — потому что это круто и современно — а то, что мы просто не дураки и понимаем, что клиентов не так уж и много, и эффективней обобщить одного человека до человека, а не до группы. У меня, условно, три клиента с «депрессией». Проще запомнить три эти конкретные депрессии, чем одну воображаемую, натянутую на всех, как презерватив на глобус.
В целом же понятно, почему единицей психоаналитического познания являются «случаи» («Случай Анны О.»), и в психоанализе очень мало «психодиагностики». Если набрать много «случаев», то получится их обобщить во что-то, назовем это «опытом». Таким образом, если человек «проработал у себя проблему», у него есть patient zero, единственный случай (и он эксперт по этому случаю, а не по «проблеме»), и такой терапевт — неопытный.
Но это все скучные банальности, интересней вот что:
Я шутил, что терапия ставит перед собой задачу научить рыбу видеть воду. Разумеется, шутка не описывает реальность полностью. На днях я понял, что погань и паганизм — однокоренные слова. Даже не однокоренные, а одно и то же слово. Погань — это просто язычники. Вот это и называется — «не видеть воду». Вода все равно есть, конечно, и ее можно потрогать. А теперь представим, что воды нет. Тогда задача, разумеется, сначала ее налить, потому что умением видеть воду, которой нет, занимается не терапия, а какая-нибудь изотерика, простите.
Это тоже общее место — что терапия в том числе занимается и доращиванием частей. Тем не менее, удивительно наблюдать за отсутствием чего-то и за тем, что человек отсутствия не видит (как и воду, только хуже). Понятно, что мы общаемся ссылками, слово «стол» является указателем на стол в голове. Если в голове нет стола, то его можно там поселить, либо показав стол, либо объяснив стол. Объяснения тоже происходят через указатели и аналогии. Стол — это как стул, только большой, и сидят не на нем, а за ним!
Все легко и понятно до тех пор, пока у человека не отсутствует ядерная физика целиком. Но, опять-таки, аналогия чистых знаний как содержимого головы привлекательна, но не очень уместна, тут скорее подойдет что-то -мета, например, человек не умеет учиться, а его надо научить учиться.
Здесь встает интересный вопрос о том, что же у нас человек. Есть, допустим, человек без ног. Мы узнаем его поближе, и выясняем, что он тоже умеет так же любить, смеяться, плакать и делать прочую человеческую чепуху, только ходить не может. Но человек — это же не ножки, а богатый внутренний мир же, да? А теперь представим человека, у которого как раз некоторые элементы психики отсутствуют, среди них могут быть и «человеческие».
Оказываемся в неловкой ситуации: вроде бы гуманизм велит любить всех людей, но вот у нас существа с неполным набором психических хромосом, они еще люди, или уже нет, или еще нет? Например, про нарциссов некоторые говорят, что они — нелюди, как раз исходя из этой логики. Не скажу, что я логику эту разделяю, но понять ее можно.
Ну или вот дети-маугли, выращенные животными. Они люди? Биологически — да, психологически — ну, не знаю. У меня на этот счет была шутка про нашу общую знакомую (вы ее не знаете): «В лесах Чулымского района охотники нашли девочку, выращенную родителями». Шутка понятна: если родители — звери, то кто тогда дети?
«Нечеловек» звучит, конечно, обидно, но это не оценочное суждение, а описательное, которое показывает к тому же, что человек настолько разнообразен, что иногда даже и не человек, и это сложнее, чем «проработать проблему».
Муки формата
В последнее время пугает одержимость людей. Раньше мне такие люди даже нравились — не потому, что говорили что-то умное, а просто из-за общего уровня витальности. Многие из них плохо кончили: вот, например, Elliott Hulse был энергичным качком, продвигал фитнес, набрал последователей и ебанулся: поддерживает Трампа, размахивает оружием, борется с феминизмом и с масками от вируса и в целом ведет себя, как человек с компактным пенисом.
Про одержимость я не шучу: то, что называется энтузиазмом — от греческого ἐνθουσιάζω «быть одержимым божеством, неистовствовать». При условии, конечно, мы точно уверены, что это божество. Но мы уверены не всегда. Мы вообще люди интеллигентные, сомневающиеся.
Другой способ мыслить об этом — воспринимать человека, как распространителя вирусов-мемов. В этом случае, конечно, вирусам выгодно, чтобы человек открывал рот и громко кашлял. Является ли он при этом все еще человеком или уже зомби-муравьем — вопрос сложный.
В дебатах Питерсона с Жижеком меня поразила одна небольшая деталь: когда Жижек сказал «я пессимист, поэтому...» — и продолжил свою аргументацию. Наверняка я слишком много припишу сейчас этому событию, хотя и общая направленность Жижека на то, чтобы понять Питерсона (хоть это было и не сложно) тому способствует.
Обычно я говорю, что «человек — это вопрос вкуса», у каждого есть индивидуальные предпочтения, которые ничем другим, кроме субъективных свойств не являются. В этом случае «дебаты» сводятся примерно к этому: один человек говорит «я пессимист, поэтому считаю, что ничем хорошим это не кончится», второй — «я до сих пор нахожусь под влиянием всемогущей отцовской фигуры, поэтому верю в Деда Мороза и батьку». После этого они расходятся, потому что, как известно, о вкусах не спорят.
Многие люди пытаются имитировать способность так мыслить с помощью правильных речевых форм — добавляя «это только мое мнение», используя «я-сообщения» (это когда вместо «ты дурак» человек говорит «я думаю, что ты дурак») и прочее, но сколько перья в жопу не втыкай — курицей не станешь. Мы вообще живем в век имитации, когда вопрос «быть или казаться» бесповоротно решен в сторону «казаться» (привет, инстаграмм), но заметку про нарциссизм я еще неизвестно когда напишу.
Тем не менее, такой стиль мышления, кроме увеличения общей мудрости в организме, ни к чему хорошему — в плане мотивации лишний раз открывать рот — не приводит: когда нет мотива переубедить людей, те же «дебаты» становятся невозможными, а «выражение мнения» выглядит, как ненужный дополнительный шаг, потому что за мнением ничего, кроме меня не стоит, а сразу переходить к разговору о себе тоже не хочется — не ваше это собачье дело, а мое, человеческое, интимное. Кто вы такие? Я вас не знаю.
Это уже следующий жанр публичного выступления — «себя показать». Человек понимает, что он полиамор, начинает вести обширную секспросвет агитацию, собирает вокруг себя кружок единомышленников, потом идет на терапию и там выясняет, что у него проблемы с привязанностью и доверием, и даже одного амора нет, не говоря уже о мульти. Пример, разумеется, полностью выдуманный, но имя им — легион. Мне это в целом досадно, чем злорадно: я сам немножко полиамор, но моя жена говорит, что они все больные — и к сожалению каждый раз оказывается права.
Желание получить отражение — мотив универсальный, и ничего плохого в нем нет. Но есть нюансы. Человек склонен романтизировать свои, скажем так, «особенности». Например, мазохист, не в сексуальном понимании — это не человек, которому «нравится» боль, а человек, который возвеличивает свои страдания, и хоть они и являются неприятными сами по себе, моральное превосходство перевешивает, ему нравятся не сами страдания, а их романтизация.
Разумеется, транслировать правду дураков нет, и это не только злой умысел, сколько шалости бессознательного. Если немного приукрасить, то получишь отражение уже приукрашенной реальности, часто мотив «себя показать» служит для закрепления выдуманной реальности. Опять-таки, я ничего не имею против косметики, но раскорячка интересная: мы верим людям, которых сами только что обманули. В этом же — главная проблема авторитарных режимов: они смотрят тот же телевизор, который сами же делают.
Я все еще говорю про более-менее высокие жанры, желание просто зафиксировать собственное существование тоже подпадает под желание отражения, но вызывает даже большую жалость, чем творческое приукрашивание действительности.
Бог меня миловал и здесь, в силу некоторых прекрасных и уникальных моих качеств (романтизация), которых не иначе как асоциальными не назовешь. Аспергер — это не шутки, the struggle is real, вам, нейротипикалам, не понять. Кроме того, я давно выяснил, что люди «лайкают» (в широком смысле) те мои проявления, которые не залайкал бы я, то есть, взгляды на мое творчество у нас с людьми не совпадают. Тем хуже для них!
У меня давно была мысль, что каждый текст является агентом влияния, хочет того автор или нет, сейчас я бы выразил ее по-другому: у каждого текста есть мотив, не «что хотел сказать автор?», а «что автор хотел?». Иногда автор хочет изменить мир, что-то ему дать, впрыснуть свое, простите, семя познания. Иногда — что-то получить, то же отражение. Примитивней этого деления на палочку и дырочку мы все равно не опустимся (да здравствует фрейдизм).
Есть мотив «поныть», или «получить поддержку», или то, что называется словом vent. Автор выстраивает вокруг себя дружелюбное комьюнити, которое время от времени его утешает. Самый шик — ныть литературно, чтобы никто не заподозрил, что это нытье.
Хотел бы я так уметь. Я пробовал, но ощущается это как-то неправильно. Сейчас у меня есть отговорка: я работаю психотерапевтом, а это значит, что у меня не должно быть никаких проблем, ха-ха-ха, шутка. Это значит, что существует «запрет» на так называемые «двойные отношения»: терапевт может утешать клиентов, а те его — нет. (Утешаться терапевт должен у другого терапевта, это же MLM-структура). Логика этого «запрета» для меня очевидна, просвещать сейчас не буду, поэтому он не воспринимается, как запрет свыше. И, простите, характер у меня такой.
Следующий жанр — «делиться информацией» — совсем не простой, за ним кроется бездна разных мотиваций — от «посмотрите, какой я умный» («пользуясь разрешением клиента, расскажу, какой я охуенный терапевт») и «покупайте нашу поебень» (рекламный жанр) до структурирования собственных знаний. Последнее мне нравится, есть несколько терапевтов, которые пишут расово правильные посты. Чаще всего на такие посты хочется оставить один и тот же комментарий — «да». А что еще ответишь? Ну да. «Все так». Вот еще хорошее слово — «аминь». (От ивр. אמן, Аме́н — «верно», «да будет так»).
Здесь моя сложность — как я ее вижу — заключается в том, что из моих читателей мало людей в контексте. Ну, например, недавно мне понравилась мысль, что всякие justice warrior’ы (и cancel culture) связаны с covert narcissism’ом. Ну как «связаны» — при желании легко диагностируются, как. Это в свою очередь хорошо укладывается в мысль, что все современное общество глубоко нарциссично. На это может быть два ответа: «duh» или «не понял, разверните». Жевать, конечно, каждый должен сам, но было бы наивно думать, что все будут жевать то же самое.
Условный идеал деления информацией выглядит как обзор разных вариантов с указанием личных симпатий, но зачем? Опытным путем я выяснил, что для себя обобщаю информацию не в текст (а прямо в guts).
Другая проблема состоит в том, что я не большой фанат «знаний». #знанияненужны. То есть, конечно, нужны, но еще нужнее умение с этими знаниями обходиться, которое есть далеко не у всех. Можно иметь знания в гештальт-терапии, но обладать аналитическим аппаратом улитки. Говорят, ахатин даже можно научить узнавать своих хозяев. Теории заговоров, например, прочно покоятся на достоверных знаниях, и часто новые знания — корм не в коня, чем больше человек знает, тем причудливей бред. Люди не «не знают», что земля круглая, люди в это не верят.
В этом плане, конечно, сократовские вопросы лучше сократовских ответов, но как писать текст в виде сократовских вопросов я пока не придумал.
А вы? Напишите в комментариях, поставьте лайк, подпишитесь на наш канал.