Архетипы
Понятие архетипа породило величайшее непонимание и — если возможно судить по яростной критике — должно считаться крайне трудным для понимания.
Карл Юнг
Архетипы — простая для понимания и очень хорошая идея Юнга, соотносящаяся с «комплексами» и в какой-то степени «испорченная» — для меня — излишней поэтичностью. В какой-то степени все юнгианство «испорчено» поэтичностью, но другие способы разговаривать об этом, наверное, еще хуже.
Человек не рождается «пустым». Или все-таки рождается? Есть старый спор, насколько сильно на человека влияют условные «гены», данные до рождения, а насколько — воспитание, полученное после рождения, известный под именем nature versus nurture («природа против воспитания»).
Примерно на стороне «больше всего влияет воспитание» находится старая идея о tabula rasa — вы наверняка о ней слышали — представление о том, что человек рождается в виде пустой глиняной таблички, которая заполняется в процессе жизни. Идея выглядит убедительно — как и то, что земля плоская — на основании наблюдений: маленький ребенок не умеет и не знает вообще ничего.
Идея же архетипов утверждает, что в психике при рождении уже что-то есть, и это — не что-то конкретное («ребенок знает свой домашний адрес и имена родителей»), а схемы восприятия реальности.
Юнг настаивал, что архетипы есть незаполненные формы, пригодные для наполнения универсальным общечеловеческим опытом в любое время и в любом месте, будь то рождение, сексуальность, смерть; любовь и утрата, рост и увядание, радость и отчаяние. Каждый архетип содержит в себе полярности как инстинктивных телесно-физических, так и не связанных с телом психических реакций – на холод и тепло, на чёрное и белое, на любые жизненные события.Утверждают, что всеобъемлющее учение Юнга об архетипах соответствует современным представлениям нейронаук (Knox, 2003). Архетипы являются психическими эквивалентами так называемых нейронных связей головного мозга: мы рождаемся на свет с этими структурами, но активизируются ли они или нет, — зависит от нашего жизненного опыта. (Pally, 2000,1).
Маргарет Кларк «Отношения Эго и Самости в клинической практике: путь к индивидуации».
Проще всего это представить на примере верха и низа. Я не уверен, что верх и низ — это архетипы (но никто не уверен, что такое архетипы).
Ребенку не надо объяснять концепт верха и низа, даже если обучать его словам «верх» и «низ». Можно сказать, что способность ориентироваться в пространстве является врожденной, но это упрощение. Более точным было бы сказать, что у человека есть не только «ощущение» верха и низа, но еще и «отношение» к верху и низу: то, что «выше» считается «лучше», смотри «низменные чувства», «низкое поведение», «унижение» и «возвышение», «превозносить». Это все опять физические метафоры движения, но откуда-то такое отношение взялось.
Можно предположить, что — это часть культуры, которой человек все-таки обучается незаметно для себя, может быть — вместе с языком, ребенок сначала узнает про «низкое поведение», а потом усваивает, что низ — это плохо, но отношение к верху и низу на протяжении всего человечества постоянно и совпадает в разных культурах[1]. Это отличается от культурных установок, например, «стройные женщины — красивые», потому что мы легко можем проследить, как требования к стройности менялось у разных народов и в разные времена.
О внутреннем устройстве психики можно говорить на разных уровнях: например, можно утверждать, что мозг человека просто устроен так, что человек является социальным существом.
Можно говорить даже, например, о «зеркальных нейронах», благодаря которым человек испытывает эмпатию — что на каком-то уровне нелепо: нейроны — это атомы мозга, в греческом понимании (неделимые частицы, из которых все состоит), а «зеркальные» — это метафора отражения. То есть, «зеркальные нейроны» — это миф о том, что в человеке есть мелкие элементы, с помощью которых он отражает настроение других, именно поэтому он может испытывать эмпатию — представление, уровня «у воды гладкие атомы, поэтому она может течь» (Демокрит).
А можно говорить, что в каждом человеке есть архетип Деметры, более известной для широкой публики как мать-сыра-земля, то есть, что у каждого человека есть потенциальная способность сострадать, как у матери, и наглядным примером реализации этого архетипа является мать. (К слову, архетипов матерей хватит на всех и на все вкусы, там не только сострадание).
Идея все та же: человек рождается с потенциальной способностью к эмпатии и даже с потенциальными формами ее выражения, и если представить себе мысленный эксперимент, в котором в результате ядерной войны человечество утратило все, воспитывалось машинами, а потом встретилось мелкими группами, то скорее всего группы независимо от друг друга научатся обниматься.
Еще есть идея, что в мире существует всего N сюжетов произведений, причем N разнится в зависимости от источника: каждый режет торт по-своему. Воннегут, например, считал, что N равно восьми.
Универсальная схема — сюжет сюжетов — называется «Путешествие героя»[2] и очень грубо состоит из того, что герой отправляется в путь, в середине пути он почти находит, что хотел, но терпит временное поражение, а в самом конце пути все-таки находит. Даже глупые романтические комедии строятся по этому принципу (во второй половине произведения герои обязательно должны расстаться на время из-за какой-нибудь ерунды).
Можно рассматривать сюжеты, как архетипы. Как бы человечество ни выкручивалось, а выйти за человеческие сюжеты все равно не получается. Конкретные произведения в этом случае можно называть реализацией архетипов. Загвоздка в том, что архетип невозможно ухватить в «голом» виде, а как только пытаешься исследовать его в виде реализаций, неизбежно сталкиваешься с тем, что исследуешь конкретную реализацию, но архетип улизнул все равно.
Допустим, я хочу исследовать «архетип» мести, для этого я беру фильм Commando 1985 года, как древнейшее из известных человечеству произведений на эту тему и досконально исследую его, каждый сюжетный нюанс, каждую выбранную деталь и глубокий символизм. Потом я беру множество других фильмов, в том числе Taken 2008 года, исследую их тоже.
После долгих лет исследований получаю схему «у опасного чувака на пенсии по незнанию украли дочь (убили собаку) и поплатились». Не густо — и не понятно, куда ушли все эти годы. Например, несомненно прекрасную Марию-Луизу фон Франц я не могу читать именно поэтому. Особенность юнгианцев состоит в том, что они широко используют культурный материал, в основном литературный и в основном мифический, и если вы не заканчивали филологический факультет, то может быть тяжело[3].
Все та же Фон Франц пишет:
При хорошем знании мифологии можно получить полную картину всевозможных архетипов. Всегда можно обнаружить легенду или сагу, в которой соединены два архетипа в новую форму. Трагедия заключается в том, что люди, пишущие на мифологические темы, этого не осознают, выбирая какой-то один излюбленный мотив, например мотив солнца, и потом интерпретируют все мифы с этой точки зрения. Затем приходит другой человек и говорит, что все связано с луной. В то же время Мангарт (Manhardt) утверждает, что во главе всего стоит бог растительности, связанный с деревьями. Для Эриха Ноймана (Erich Neumann) главной была уроборическая мать и т. д. Китайцы сказали бы, что если ты потянешь за корешок одной травинки, ты вытянешь весь луг; именно это Юнг называет загрязнением архетипических образов.Все архетипы влияют друг на друга. Поэтому, по моему мнению, вполне целесообразно использовать идею поля применительно к коллективному бессознательному. Тогда можно сказать, что бессознательное — это поле, в котором активизированные точки являются архетипами, между которыми можно установить взаимосвязь.
Мне кажется, это в целом верное, хотя и крайне сомнительное утверждение: при знании мифологии можно получить «полную» картину архетипов только в масштабах знания, чем больше знаешь — тем ловче на архетипы ты можешь условно порезать психику, но ни о какой полноте речь не идет, кроме того, выбор излюбленного мотива осуществляется не на основании скудности знаний, а на основании излюбленности — «я художник, я так вижу». И я бы рассматривал архетипы, как разноцветные акварельные пятна[4], наложенные друг на друга, а не как точки.
Другая интересная идея, которую я думаю — и, возможно, способ исследовать архетипы по-другому[5] — состоит в том, что так называемые «мемы» — не в понимании Ричарда Докинза («Эгоистичный ген») — а в понимании «современные объекты культуры» являются максимально атомарными (то есть, неделимыми) реализациями сюжетов.
Один из первых мемов — Rage Guy — появился в 2008 году и представлял собой очень плохо нарисованный комикс, на последнем кадре которого изображено лицо человека в ярости. Первые три кадра тут же отрезали и потеряли, потому что совершенно не важно, что вызвало ярость.
Мемы, типа «твое лицо, когда ты...» построены по этому же принципу: «все знают это лицо». Новые мемы создаются по шаблону, берется ситуация, когда ты делаешь такое лицо и приклеивается к такому лицу, которое ты делаешь, когда. Получаем максимально быструю репликацию сюжета при максимальном уровне обнажения типичного, указующий палец становится все более указующим и все менее пальцем и почти превращается в ссылку и оказывается, что лицо универсально, а ситуация типична. Архи-типична!
С практической точки зрения польза от знания архетипов примерно такая же, как польза знания своих комплексов: это — устойчивые конструкции, которые работают, словно русла рек или знакомые колеи: туда легко попасть, и требуются некоторые усилия, чтобы оттуда вылезти. В популярной психологии это может называться «жизненными сценариями». Кроме того, «если нам известна архетипическая констелляция, лежащая в основе ситуации, то мы можем предвидеть развитие событий» (Фон Франц), то есть предсказания будущего во многом основаны на том, что колесо останется в колее.
[1] Немецкий этнограф Адольф Бастиан в 1860 году в книге «Человек в истории» выдвинул идею «элементарных мыслей», которые повторяются у людей разных культур, можно рассматривать архетипы Юнга, как продолжение этой идеи.
[2] Тут ради приличия должен быть упомянут «Тысячеликий герой» Кэмпбелла.
[3] Парадоксальным образом, лучшая книга (с картинками) про архетипы, которую я читал — это «Астрология и мифология», Семира, В. Веташ. Если вас пугает слово «астрология», то зря, авторы не учат предсказывать будущее, а рассматривают астрологические символы, которые, как легко догадаться, являются проявлениями архетипов и привлекают для этого мифологический материал.
[4] И некоторые люди при этом — дальтоники.
[5] Немного поразмыслив, приходишь к выводу, что этот способ, являющийся непрерывной языковой игрой, надо назвать именем Витгенштейна (то есть — Людвигом).
Фрейдизм (идеология)
Если говорить о социальном воздействии фрейдовского творчества, то оно привело к образованию своего рода секты: Фрейд лично основал ассоциацию своих сторонников, из которой впоследствии были изгнаны все еретики. Фрейдизм стал религиозным движением, принявшим облик научной школы. Религиозная вера не подлежит обсуждению; но иногда удается кое-чему научиться и у тех людей, с которыми невозможно дискутировать. Фрейдизм в целом — это непреложный аргумент в пользу того, что психотерапевтические секты непременно становятся заменителями религии, их учение перерождается в догму о спасении, а терапия — в искупление. Такие секты вступают в отношения неоправданной и вредоносной конкуренции — сначала с медицинской наукой, а затем и с тем гуманизмом, который, будучи укоренен в христианстве и не имея ничего общего с сектантским образом мышления, нацелен на помощь слабоумному и убогому, не обманывается насчет человека, но и не впадает в уныние, стремится делать добро в рамках возможного и, если на то есть Божья воля, даже в рамках невозможного.
Карл Ясперс. «Общая психопаталогия»
На каждой психотерапевтической школе лежит печать Тени автора. До Тени («по Юнгу») мы еще не дошли, поэтому можно сказать, что бессознательное автора влияет на школу, работая неведомыми путями. Не хотелось бы, чтобы описание личности отцов воспринималось, как «пикантные подробности» из жизни терапевтов или попытка очернить их светлые образы.
Это отдельная большая тема — отношения человека и Авторитета вообще и в частности: Фрейд ревниво охранял психоанализ и рассорился с огромным количеством отступников, преданные дети стали продолжать его дело. Тем не менее, жизнь всегда находит выход (особенно после смерти Фрейда), современный психоанализ очень сильно отличается от того, что предложил Фрейд, но в любом случае, «призрак бродит по Европе — призрак фрейдизма», некоторые терапевты стилистически повторяют «странные» элементы практики Фрейда.
Опущусь до притчи, в которой Мастер пошел купаться и, чтобы не потерять ключи, закопал их в песок, сделав заметную горочку. Ученики, которые шли купаться вслед за Мастером, увидели издалека, что он вырыл холмик и повторили его процедуру, хотя были без ключей. Когда Мастер вышел[1], ему было очень неудобно искать ключи. Еще я иногда шучу, что «надо всегда помнить, что Юнг не был юнгианцем, Христос — христианином, а Будда — буддистом».
Фрейд клал людей на кушетку, и у этого появилось потом серьезное теоретическое обоснование[2]. С другой стороны, по разным источникам он это делал потому, что не любил, когда на него смотрят и (или) после случая с одной клиенткой, которая просто задирала юбку, сидя напротив, пытаясь соблазнить Фрейда. Это не значит, что кушетка была бредовой идеей, следующие поколения смогли извлечь из нее свою пользу и теоретически обосновать.
Фрейд занимался лечением и верил в свою лечебную теорию.
Теория подразумевала авторитарный подход к пациентам: так видел работу аналитика сам Фрейд. Его ранние работы содержат множество тому свидетельств. Еще в «Этюдах по истерии» он заявляет, что нужно смело говорить пациентам, о чем они теперь должны думать, потому что «это не повредит». Воспоминания о преждевременном сексуальном опыте «нужно извлекать [из пациентов] по кусочкам». Сопротивление пациентов надо подавлять, «подчеркивая нерушимость наших убеждений».
Пол Феррис. «Зигмунд Фрейд».
Очень упрощенная схема — думаю, стоит ее повторить — выглядела так: клиент прячет источник невротического конфликта в бессознательном, если доктор его откопает, то клиенту станет легче, так как освободится куча энергии, которая тратится на сдерживание. Один из многих ответов «зачем нужна терапия и можно ли самому» например, такой: самому нельзя, потому что сам себе человек врет, исходя из этой парадигмы.
Идея о том, что психоанализ занимается «раскопками детства» является расхожей, но скорее это были не археологические, а детективные поиски, у Фрейда была даже специальная победоносная сигара, которую он раскуривал в моменты, когда «докапывался до сути» и говорил «Ай да Зигги, ай да сукин сын».
Здесь же находится отношение Фрейда к «сопротивлению» и «психологическим защитам». Первой известной психологической защитой стало то самое «вытеснение» — когда клиент «прятал» содержимое конфликта в бессознательное, позже туда добавились и другие механизмы, найденные на основе наблюдений. «Сопротивлением» называлось поведение, когда клиент психологически защищался и не давал[3] доктору себя лечить. Эти явления «реально» существуют и «реально» мешают доброму доктору — если рассматривать их так. Отто Ранк («ученик Фрейда»), например, считал терапию «поединком двух воль», то есть, врач должен «победить» больного.
Эта же идея, рассмотренная с гуманистической точки зрения, выглядит так: психика защищает себя — и это хорошо. Я часто говорю моим клиентам, когда они переживают, что все так медленно меняется, что если можно было бы менять психику так быстро, как хотелось бы, она была бы менее стабильной — и люди чаще сходили бы с ума. «Сопротивления» и «психологические защиты» мешают доктору работать только тогда, когда доктор считает, что он тут самый умный и знает, как правильно.
Такое отношение, естественно, наблюдается и сейчас, и нельзя его назвать заразой Фрейда. Видел в фейсбуке пост терапевтки, которое исследовала возникновения такой идеи, как «запрос». Оказалось, что идея прекрасно используется, как инструмент насилия. «Вы с каким запросом пришли? Что, нет запроса? Идите, и пока не найдете нормальный — не возвращайтесь». Так же оказалось, что «запрос» — это чисто русское изобретение[4].
Где-то здесь же лежит современная идея «когнитивных искажений» как представление о том, что человек неправильно воспринимает реальность. В каком-то учебнике психологии я даже видел пример, типа «море волнуется» — приписывание неживым объектам живых свойств. Это не «искажение» — это то, как мы вообще думаем и существуем (см. «Свободные ассоциации»).
Самым великим достижением фрейдистского психоанализа было то, что с «больными» теперь можно было разговаривать. Другим великим достижением фрейдистского психоанализа было то, что разговаривая с пациентами, можно собирать информацию. На этом величие Фрейда заканчивается.
Хорошо известно, что, по мере того как Фрейд становился старше, он делался все более и более осторожным в своей оценке терапевтической ценности психоанализа, хотя он сохранял прежнее уважение к психоанализу как к инструменту научного исследования психической жизни людей. Вполне возможно, что научный интерес преобладал у Фрейда над его человеческим интересом, ибо он высказывал очень низкую оценку человеческой природы в целом.
Гарри Гантрип
Домашнее чтение:
«The Shadow Side of the Great Psychotherapists», Timothy C. Thomason
[1] Мой любимый анекдот на эту тему — про рыболовный кружок и Иисуса.
[2] «Кушетка расслабляет».
[3] Там же, во «вредных» явлениях был и «перенос», но о нем я напишу позже.
[4] Джеймс Хиллман пишет, что терапия — это пойди туда, не знаю куда и принеси то, не знаю что.