Фрейд как человек
Гений этого человека не поддается точному определению.
С одной стороны, он смог выполнить одно из главных маркетинговых правил успеха: «не можешь занять место в существующей нише — создай новую». C мучениями поняв, что карьера врача и настоящего ученого ему не светит, он нашел свой путь и придумал психоанализ, «самое грандиозное интеллектуальное мошенничество двадцатого века», по мнению Питера Брайана, Нобелевского лауреата (премия по физиологии и медицине, 1960 год).
С другой стороны — его «шарлатанская» дисциплина разрослась в мать всех психотерапий, поэтому куда ни плюнь — всюду уши Фрейда, а его упорство и плодовитость заслуживают уважения.
С третьей стороны — Фрейд на совершенно непаханом поле сформулировал очень базовые и простые принципы функционирования психики, которые, с одной стороны, сложно оспорить, а с другой — нельзя назвать банальностью и общим местом, потому что ну какое же оно общее, вот, Фрейд первый сказал, и имя его стоит.
««Шарлатан» – на мой взгляд, сказано слишком сильно. Его, скорее, можно назвать «хитрым» и «жестоким» – не пытаясь представить его в невыгодном свете, а, напротив, для того, чтобы стало понятно, какие усилия он прилагал к объяснению человеческой природы. Он считал, что эта цель оправдывает любые средства. Несмотря на то что общая психологическая теория Фрейда в настоящее время многими считается неверной, этот человек был чрезвычайно выдающейся личностью», — писал Пол Феррис, автор самой современной биографии Фрейда.
Даже если Фрейд во всем был неправ, а уже его последователи основательно пошатали и «опровергли» его «теории», то его заслуги неоспоримы: другим было, что шатать, с чем спорить, от чего отталкиваться и что опровергать. Фрейд «застолбил» свое место в психотерапии, и от этого столба все до сих пор пляшут.
Так, Джонатан Шедлер[1] пишет: «...вынужден признаться, я не совсем понимаю, почему приверженцы других терапевтических традиций, придумывая новые названия для вещей, известных уже целым поколениям психоаналитиков, продолжают настаивать на том, что это какие-то невероятные открытия». Все так, все так. Сам ловлю себя на подобных мыслях. Потом, правда, добавляю «почему психоаналитики придумывают новые названия для вещей, известных целым поколениям людей, изучавших душу до них?».
Опять-таки, не надо обольщаться, что Фрейд был революционным самородком, выросшим в одиночестве, просто «история пишется победителями».
Как минимум, в сооснователях психоанализа числится Йозеф Брейер (наверняка вы о нем не слышали). Огромное влияние на Фрейда оказал Вильгельм Флисс (врач и психиатр) — уцелевшая часть их переписки насчитывает 284 письма, впервые письма опубликованы с купюрами в 1950, целиком — в 1985.
Есть категория, которая должна называться «единомышленники», но сторонники Фрейда пытаются ее называть «ученики». Адлер Альфред и Карл Юнг — самые известные представители этой категории, до встречи с Фрейдом они уже были психиатрами, после разрыва с Фрейдом создали свои уникальные теории. К слову, почти со всеми сколько-нибудь заметными своими учениками и «учениками» Фрейд разругался по примерно одинаковой схеме[2]: объявлял их вероотступниками, исключал из клуба Настоящих Психоаналитиков и называл «параноиками»[3].
Внесу и я свою лепту в попирание истоков. Старик был прав во многом методологически — величайшим его достижением было то, что он придумал «лечение разговором», но был неправ идеологически, но ничего с этим нельзя было поделать. Фрейд изучал психику конкретных людей и на этом основании делал вывод о психике людей вообще, есть описания знаменитых случаев Фрейда (более того, некоторые из описанных случаев даже не были его пациентами), и на основании единичных разборов он строит свои универсальные теории.
Разумеется, «настоящие» ученые обзывали его мошенником, потому что научный метод основан на статистике, больших числах и повторяемости, а психоанализ изучает индивидуальный мир конкретного человека в его уникальной неповторимости, но Фрейд не мог себе в этом сознаться.
Так, Фрейд путем самоанализа вывел злосчастный Эдипов Комплекс и решил, что у всех так: «Я также обнаружил на своем собственном примере влюбленность в мать и ревность к отцу… и теперь рассматриваю это в качестве универсального явления раннего детства»[4].
То есть, шутка про «Фрейд хотел трахнуть свою маму и думал, что все хотят» — вовсе не шутка, хотя, конечно, его «зацикленность на сексуальности» была понята людьми совсем не так. Нет, все-таки, гений. Непонятый гений.
Фрейд идеологически «вышел» из медиков (хотя отец и был простым торговцем тканями), да и вообще — вторая мировая и экзистенциализм еще не случились, поэтому как-то странно считать «ошибкой» то, что Фрейд был продуктом своей эпохи, своего обучения и, в конце концов, самим собой.
В «Экзистенциальной терапии» Ялом прекрасно препарировал Фрейда в главе «Фрейд: тревога без смерти», для чего был вынужден рассмотреть его, как личность, опираясь на биографию в трех томах, написанную Эрнестом Джонсом.
В третьем пересказе — уже моем: у Фрейда была неутолимая жажда славы (конечно же, из детства, мать называла его «мой золотой Зиги»), сыскать славу он решил в науке, для чего его теории должны были быть похожими на научные. И он старался. «Частичные наблюдения не имели особого значения. Фрейд не был согласен на меньшее, чем всеобъемлющая модель психики». (Ялом Ирвин)
Другим терапевтам — в силу уже их характера — было проще сознаться в том, что они не «ученые». Так, Юнг, Сын Священника, и его последователи, сыновья сына священника, увязали терапию с духовными традициями и вернули «душу» в «психику».
«Исторически роль священника, как и роль врача, психотерапевта восходит к ролям шаманов и знахарей у первобытных народов, среди которых такие люди были хранителями традиционных ритуалов и защитниками жизни души....Внутренний символический опыт, через который шаман проходит во время инициации, совпадает с символическим опытом современного человека, который переживается им в процессе индивидуации. Поэтому можно сказать, что шаманы или знахари были наиболее индивидуированными или сознательными личностями из всей группы, к которой они принадлежали».
Мария Луиза Фон Франц «Миф Юнга для современного человека».
Кстати, примерно на этом же месте и поссорились Иван Иванович и Иван Никифорович, вот так про это пишет Иван Никифорович:
Я до сих пор помню, как Фрейд сказал мне: «Мой дорогой Юнг, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Понимаете, мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион». Он произнес это со страстью, тоном отца, наставляющего сына: «Мой дорогой сын, ты должен пообещать мне, что будешь каждое воскресенье ходить в церковь». Скрывая удивление, я спросил его: «Бастион — против кого?» — «Против потока черной грязи, — на мгновение Фрейд запнулся и добавил, — оккультизма». Я был не на шутку встревожен — эти слова «бастион» и «догма», ведь догма — неоспоримое знание, такое, которое устанавливается раз и навсегда и не допускает сомнений. Но о какой науке тогда может идти речь, ведь это не более чем личный диктат.И тогда мне стало понятно, что наша дружба обречена; я знал, что никогда не смогу примириться с подобными вещами. К «оккультизму» Фрейд, по-видимому, относил абсолютно все, что философия, религия и возникшая уже в наши дни парапсихология знали о человеческой душе. Для меня же и сексуальная теория была таким же «оккультизмом», то есть не более чем недоказанной гипотезой, как всякое умозрительное построение. Научная истина, в моем понимании, — это тоже гипотеза, которая соответствует сегодняшнему дню и которая не может остаться неизменной на все времена.
(Карл Густав Юнг. «Воспоминания, сновидения, размышления»).
Другая идея — что терапия — это не наука, а искусство, характерна для гуманистических и особенно экзистенциальных терапевтов (Ролло Мэй и Бьюдженталь даже написали книги с названиями «Искусство психологического консультирования» и «Искусство психотерапии»), хотя еще Юнг замечал, что лучше, чем писатели, человеческую душу не изучил никто.
Точную цитату не найду, но вот вам Эрих Фромм (он уже пост-фрейдист):
«Возможно, гораздо полезнее для понимания психоанализа читать Бальзака, а вовсе не психологическую литературу. Произведения Бальзака лучше помогут в понимании анализируемого индивида, чем весь психоанализ в мире, потому что Бальзак был великим мастером, способным показать историю болезни во всей ее полноте, углубляясь в бессознательную мотивацию людей и показывая их во взаимосвязях с общественной ситуацией. Бальзак предпринял попытку описать характер французского среднего класса своего времени. Если вы действительно интересуетесь человеком и его бессознательным, не читайте учебников, читайте Бальзака, читайте Достоевского, читайте Кафку. В их произведениях вы узнаете о человеке гораздо больше, чем в психоаналитической литературе (включая мои собственные книги), найдете богатство глубокого инсайта – а это именно то, что должен делать психоаналитик в отношении пациентов».
Но Фрейд очень хотел быть настоящим ученым.
[1] jonathanshedler.com
[2] Пол Феррис, «Зигмунд Фрейд»
[3] В одном месте Фрейд связывает паранойю и гомосексуализм, так что легко догадаться, как он их называл на самом деле. Это шутка.
[4] Из письма Вильгельму Флиссу в 1897 году.
Психосексуальная теория
Пусть простаки и чернь продолжают верить, будто любые раны разума можно исцелить ежедневными припарками из древнегреческих мифов на интимное место. Меня это не волнует.
Vladimir Nabokov, Strong Opinions (1990)
Фрейда интересует не все бессознательное, а то, что было туда «вытеснено» — то есть, то, на что человек предпочитает не смотреть. Как синоним «вытеснения» часто используется «репрессирование», оно более удачно с точки зрения идеи «бедное эго, все кругом насели».
Берем невротический конфликт «очень хочется, только папка заругает» и модифицируем его в «папка так сильно заругает, что даже сознаться страшно, что именно хочется». Даже страшно помыслить. А что страшнее всего помыслить, но при этом хочется? Правильно — секс. Время тогда было такое, сексуальная революция еще не случилась:
Однако фрейдовской теоретической системе присуще глубокое противоречие. Тот Фрейд, который открыл путь к пониманию «ложного сознания» и человеческого самообмана, был радикальным мыслителем (хотя и не революционером), в чем-то вышедшим за рамки господствовавших в обществе той эпохи понятий. Он был до известной степени социальным критиком, особенно в работе «Будущее одной иллюзии». Тем не менее при этом он оставался человеком своего класса и своей исторической эпохи с соответствующим мировоззрением и предрассудками. Фрейдовское бессознательное является прежде всего вместилищем подавленной сексуальности, понятие «честности» у Фрейда связывалось главным образом со злоключениями либидо в детском возрасте, а его социальная критика сводилась к критике подавления сексуальности в обществе.
Эрих Фромм. «Гуманистический психоанализ».
Если быть совсем грубым, то психосексуальная теория — это теория о том, что человек движем влечением, что правда: человека куда-то постоянно что-то влечет. По-английски и вовсе есть прекрасное слово drive. Но Фрейд говорит, что всё влечение по своей природе сексуально, использует термин «либидо» и делает это, похоже, не как метафору. Если из психосексуальной теории убрать сексуальный элемент, то получится абстрактная банальность: человека влекут (разные) влечения. Duh! Теория теряет единый источник (секс) и рассыпается.
Таким образом, «Ид», животное начало человека, страдает именно сексуальными страстями, а идея бессознательного была революционной вовсе не из-за того, что человеку не хватает внимания на все, а из-за того, что человек постоянно себе врет и прячет грязное белье.
Психосексуальная теория крайне сомнительна, и именно ее разгромили в первую очередь, но и из нее можно извлечь пользу, и поможет нам в этом символизация.
Как известно, формирование символа – это работа эго, пытающегося справиться с тревогами, вызванными отношениями со значимым объектом (Мелани Кляйн, Ханна Сигал).
В связи с этим интересна гипотеза, что Фрейд действительно был старым извращенцем и его психосексуальная теория буквальна, а уже его «дети» символизировали член отца, не в силах справиться с осознанием этого факта.
Именно поэтому тексты психоаналитиков с таким усердием перенасыщены половыми метафорами — чтобы показать, что это всего лишь метафоры и ничего необычного не происходит. Но сколько «фаллос, фаллос» ни говори, а во рту слаще не станет.
Примириться с Фрейдом нам поможет Юнг. В его книге «Психология и алхимия» есть как минимум одна очень хорошая мысль: Юнг утверждал, что алхимики с точки зрения химии и вообще науки ошибались, они все «нафантазировали», в чем сомнений нет, но, что самое интересное — нафантазировали они, как люди. Они заблуждались «по-человечески». То есть, алхимики взяли совсем неизвестную для них вещь — материю — и попытались заполнить ее своими сугубо человеческими фантазиями, а на основе фантазий можно изучать психику, потому что ну а на основе чего еще ее изучать, кроме как на основе символьного материала? А уж символики-то в алхимии навалом.
Мысль эта находится в самом начале, и всю следующую книгу Юнг скрупулёзно берет понятия алхимии и переводит на язык психологии. Мне, если честно, стало скучно, но так же можно и любой бред разобрать, включая Фрейда!
Смотрите, у нас есть метафоры движения и прочие телесные метафоры, которые мы используем в языке, туда можно добавить и половые метафоры, они смотрятся очень странно, но психоаналитикам, похоже, это удалось. Люди получают деньги за то, что говорят про фаллос с серьезным лицом. Работа мечты.
С другой стороны, в компьютерных науках есть метафора мамы-папы (разъем и отверстие), и никто им ничего не сказал.
Когда ко мне приходят клиенты, которые в жизни ничего не хотят, ну разве что были бы не прочь иметь оргии по пятницам, я понимаю, что все остальные желания у них пропали и осталось просто самое сильное — половое. Я не рассматриваю его, как главное, но его можно рассматривать, как метафору.
Эдипов комплекс[1] можно трактовать, как нежелание переставать быть ребенком (такой идеи придерживается, например, Фромм, хотя она мне всегда казалось самоочевидной), а вовсе не как желание трахнуть маму и убить отца. Опять-таки, в моей практике многие мужчины путают близость и сексуальное желание, почему бы Фрейду не быть одним из таких мужчин?
С комплексом кастрации[2] тоже все просто: если я скажу, что кастрация — это не фигуральное отрезание члена, а наступающая после этого «невозможность дальнейшей возможности», то фраза будет выглядеть понятной? Вместе с тем, «невозможность дальнейшей возможности» — это же смерть. (Хайдеггер)
То, что мужчины считают свою маскулинность неотъемлемой частью себя, после утраты которой наступает смерть эго, может быть культурно обусловленная частность, а вовсе не глубинный принцип психики.
Выздоровления «по Фрейду» человек достигает тогда, когда согласно известному коану Зигмунда, достигает возможности «любить и работать». В этой простой фразе (Lieben und arbeiten) многие находят глубины смысла, главным образом потому, что «любовь» и «работа» слова слишком уж многозначные, а Фрейд слишком уж гениален. Самое простое толкование, которое я видел, такое: человек преодолевает Эдипов комплекс и находит себе кого-то вместо мамы (любить) и признает авторитет общества-отца (работать). Подождите, а как же душа? А для души у нас есть Юнг.
[2] «Больше всего на свете мужчины боятся потерять пенис».