Терапевты против психологов

Есть два разных жанра: «психологическая консультация» и «психотерапия». Я уже пробовал их разделить, но было очень похоже на злую шутку.

Давайте попробуем еще раз.

То, чем консультация отличается от терапии, понятно из названий — «консультация» и «терапия».

Консультация

На консультации человек приходит к специалисту чтобы получить от него информацию и экспертное мнение.

Специалист, называемый «психолог», обладает — вы не поверите! — знаниями о психике (что тоже следует из его названия, «психо + логос»).

Психологическая консультация, как и любая другая консультация — жанр полезный.

Приходит, например, человек, и говорит:

— Доктор, я регулярно фантазирую о том, как моя девушка помирает, это нормально?
— Убить ее не хочешь?
— Нет конечно!
— Тогда все нормально, это фантазия не о смерти девушки, а о том, как ты без нее будешь жить. Просто смерть — понятный для психики способ «пропажи». Можешь подумать о том, зачем тебе эти фантазии.
— Спасибо!

Человек понимает, что он абсолютно нормален и идет жить дальше.

В этом жанре психолог выступает, как эксперт и советник, но до прямых советов («делай так») лучше не опускаться, так как все советники прошлого знают, кому в случае чего отрубали голову за то, что «насоветовали там всякого».

Терапия

Слово «терапевт» происходит от древнегреческого «θεραπευτής», что значит «прислужник».

Когда я пишу «терапевт», то подразумеваю именно «психотерапевта», согласно зарубежной традиции. У нас в больницах тоже есть «терапевты», они занимаются — казалось бы — несколько другими делами (диагностикой?), хотя исторически это одно и то же.

У Гиппократа есть изречение, переводимое на русский, как «врач лечит, природа исцеляет», что по-латыни звучит, как «medicus curat, natura sanat».

Глагол «cūrō» (curat) имеет значения «заботиться, присматривать, организовывать». Слово «куратор», например, происходит от него же (как и английское «cure»).

Он же имеет значение «лечить», но легко догадаться, в данном случае «лечить» — это не «совершать манипуляции», а «курировать».

Я бы сказал, что греческое θεραπεύω и латинское cūrō примерно совпадают, то есть «терапевт — это куратор».

Со словом «sanat» тоже примерно все понятно, «санация» происходит от него же.

Таким образом, medicus curat, natura sanat — вовсе не «врач лечит, природа исцеляет», а «врач присматривает, природа очищает».

Психотерапевт — это тот, кто присматривает за вами в то время, пока вы сами выздоравливаете, прислуживает, помогает, создает атмосферу.

Как и любой куратор, терапевт обладает опытом большим, чем его подопечный, в идеале — «я сам проделывал такую же работу». (Поэтому для хорошего терапевта опыт собственной терапии и «выздоровления» обязателен).

Правильное отношение к терапевтам выглядит вот так:

(«Я не хочу, чтобы ты меня спасал, но хочу, чтобы ты был рядом, когда я спасаю себя сам»).

Выводы и проч.

Будущие терапевты (как правило) сначала учатся на психолога, потом начинают применять знания о психологии, потом, если дозревают до терапевтов, понимают, что это — совсем другой жанр. Бывает и другой путь, Ролло Мэй сначала пошел в священники, например, поработал священником — пошел в терапевты.

Дихотомия терапевт-психолог, конечно, ложная, но все равно полезная. Терапевту не помешает быть психологом (как и не помешает быть психиатром), но когда-нибудь эти три профессии окончательно «отлепятся» друг от друга.

Это два разных режима работы: «научить клиента психологии» и «создать атмосферу для выздоровления». (Есть еще и психиатрия, вот тут пост, почему их не надо смешивать в рамках одного клиента).

На мой взгляд, хороший терапевт должен в своей работе делать что-то человеческое и плохо формализуемое (на самом деле он просто должен любить клиентов), это не знания, а навык.

Потом этот навык перенимают себе клиенты и начинают любить себя сами.

Знания о человеческой природе терапевту не помешают, а как он их получит — работая священником или учась на психолога — его дело. (Тут еще надо понимать, что все эти знания — для внутреннего пользования, говорить клиенту «все понятно, вы, батенька невротик» не нужно, как и рассуждать о норме).

Или вот один терапевт опубликовала программу обучения психологов в МГУ.

Там есть, например, «Зоопсихология и сравнительная психология» (96+48) часов и «Основы понимающей психотерапии» (72+36) часов.

Зоопсихология, выходит, важней.

Или вот еще злая ирония над гештальтистами.

Памятка для гештальт-терапевтов. Если вдруг в работе Вы сталкиваетесь со сложной ситуацией, есть несколько волшебных фраз, которые помогут Вам поддержать процесс и не потерять лицо. Их можно использовать абсолютно в любой момент.

— спасибо, что ты мне это говоришь, это очень ценно для меня;
— мне очень тепло и много благодарности к твоей работе;
— я сейчас нахожусь с тобой рядом и смотри: я не разрушаюсь;
— вот это мне очень откликнулось чем-то своим;
— я чувствую, что ты меня видишь;
— у меня много благодарности к тому, что ты открылся сейчас;
— из какого чувства ты это говоришь и как тебе с этим;
— похоже, что в этом много неопределенности.

При должном выдерживании пауз, как только Вы все это проговорите, сессия как раз подойдет к концу. И можно будет просто побыть с этим.

Эта ирония — о том, что можно научиться приемам, которые эту «человечность» имитируют, но когда ее нет — подвох виден.

Тут нужен какой-то мощный конец, но пусть будет песня из Frank.

Заметка не про шизоидов

Почитал главу про шизоидов в «Психоаналитической диагностике» Мак-Вильямс.

Тоже хорошо, но не особо пожалел, что не дочитал до нее в первый раз, когда брал в руки эту книгу.

«Заметки на полях „Имени розы“» гораздо лучше, чем само «Имя Розы». Так и здесь: статья Мак-Вильямс добавляет к главе ее книги все то, что не сказано, поэтому лучше, чем сама глава.

Все несказанное — лучшее.

Постмодернизм, кстати, тоже наши придумали.

Сасс (Sass, 1992) великолепно показал символичность шизоидности для современности. Отчуждение современных людей от “общинного” восприятия, отраженное в деконструктивных подходах в искусстве, литературы, антропологии, философии и критицизме XX века, имеет жутковатое сходство с шизоидным и шизофреническим опытом. Сасс отмечает, что отношение отчуждения, гиперрефлексии (усложненного самоосознания), разъединенность и рациональность, становящаяся сумасшествием, характеризуют модернистское и постмодернистское мышление и искусство.

(все там же)

И тут у меня кризис жанра: сел на радостях от Мак-Вильямс писать заметку про шизоидов (которых не существует) и не смог.

Не могу найти форму. Подобная импотенция случается со мной крайне редко, значит, там что-то невыразимое.

Вторая драма, которая прошла мимо вас всех и продолжалась больше месяца — я бросил своего второго психотерапевта (с первым пришлось расстаться, переезжая из Москвы) по похожей причине: не смог найти форму, которую она поняла бы.

Я сформулировал ее ошибки своим языком (самая простая формулировка: «она пыталась лечить невротика»), а потом прочитал их же в статье Мак-Вильямс, но уже ее языком.

Какую пользу мы получили от второй терапии?

Во-первых, мы теперь знаем, как работать с невротиками. Вернее, знаем, что работаем и работали с ними правильно. Это ощущение тихой обреченности: сидеть на собственной терапии, кивать «ты все правильно делаешь, терапевт!», но при этом добавлять с сожалением: «...только ко мне это не применимо».

Ой, да простой пример:

По контрасту с обсессивными пациентами, которые избегают эмоций путём интеллектуализации, шизоидные пациенты могут найти возможным выражать аффект, как только у них есть интеллектуальное средство с помощью которого можно это сделать.

Или, простым языком:

Некоторые «не-шизоиды», чтобы скрыть чувства, начинают говорить слишком «умно». Это называется «интеллектуализация». Защитная реакция. Терапевты называют применение защит «сопротивлением» и просят так не делать, «это мешает терапии».

Шизоиды же выражают чувства слишком «интеллектуально».

Я не слишком упростил?

Что делает «правильный» терапевт? Начинает работать с тобой, как с «нормальным» человеком, просит перестать говорить «умности» и прятать чувства. Среди людей шизоидов всего 1-2%. Есть вероятность, что терапевту шизоид вообще ни разу не попадался!

Для шизоида же это удар дубиной по самому больному месту: он решил раскрыться, говорит о чувствах, а его не понимают и даже не принимают. («И это ты называешь чувствами? Да это умничанье»).

Я отчетливо помнил такой же момент с терапевтической группы, на которую я ходил.

Сижу, открыто говорю о своих чувствах, а группа недоделанных психологов заявляет мне, что я все эти длинные слова в книжках вычитал, «а где здесь настоящий ты?».

Я им показал немного настоящего меня в понятном для них формате.

Выглядело это примерно вот так:

Ага, я вижу, что ты пытаешься тут сделать: под видом заметки о шизоидах, которая у тебя не выходит, ты пишешь заметку не о шизоидах, в которой пишешь о шизоидах.

Давай мы ее так и назовем: «заметка не о шизоидах», чтобы никто не догадался.

Нет, серьезно: у меня в черновиках есть совсем другая заметка о шизоидах, а я пишу эту.

Потому что эту можно словами.

Третья драма тоже связана с формой.

«Относительно неудачно» посетив (30 часов) чужую психотерапевтическую группу, я сделал свою. Которая, конечно, гораздо лучше, чем то недоразумение, на которое я попал!

Ей уже 9 месяцев, и для своего возраста она очень развита. Группе нужно время на рост и созревание.

Это отдельное удовольствие, совершенно неописуемое словами — наблюдать групповую динамику и участвовать в ней.

Кстати, интересно — чтобы писать о клиенте, надо спрашивать разрешение клиента, чтобы его никто не узнал. Но группу-то никто не знает «в реальной жизни». Если я ее опишу — вы ни за что не догадаетесь, кто она!

И недавно на группе участница спросила знающего участника, как выглядит распад личности. А другой участник спросил, как выглядит эта «бездна», о которой мы постоянно упоминаем.

Интересная была сессия.

Группа — это отдельный клиент, совершенно не похожий на всех остальных (остальные — люди). У нас на группе даже собственные стикеры есть.

Это я просто похвастался.

Третья же драма связана с тем, что никаких «шизоидов» не существует. Трактовка Мак-Вильямс меня устраивает, а описание того же феномена (если бы он существовал!) у других терапевтов — нет. Там это уже что-то очень патологичное и совсем не любимое.

Здесь вспоминается хрестоматийный (нигде не описанный) пример про пирог.

Когда я делал курс по Таро, я пытался всю эту ересь подать в духе «вот вы думаете, что это всякая мистическая ерунда и я крышей поехал, а ведь это все легко объясняется и без мистики и ерунды».

Курс удался, он сейчас вообще не продается, хотя ему одни хорошие люди сделали одностраничник, что у меня не укладывается в голове (вы же знаете, как сильно я против всей этой маркетинговой ерунды) и пытаются продавать.

Я довольно быстро публично отошел от Таро, потому что совершенно не хотелось быть единственным в стране «нормальным» тарологом. Ну, это как быть непьющим художником: не поймут ни те, ни эти.

Записывая курс, я придумал «пример про пирог», чтобы объяснить людям, как правильно вести себя с архетипами.

Как неправильно, мы все знаем: надо выучить архетипы и везде их видеть. Эту же проблему допускают начинающие психологи, когда выучивают умные слова и начинают их на всех клеить.

Я хотел взять круглый пирог и разрезать его на камеру. А потом сказать что-то «Ну вот, я порезал пирог на архетипы, после чего они появились, а ведь другой человек мог бы порезать по-другому, они были бы похожими, но совсем другими».

Для такого драматического жеста был нужен пирог, но не свалится же он с неба, а специально его доставать лень.

Утром просыпаюсь, варю кофе, сажусь есть пирог.

«Что-то давно у нас пирогов не было, решила приготовить», — отвечает жена на не заданный вопрос.

Я киваю головой, разрезаю пирог и ем его, запивая кофе.

Несколько часов спустя, когда я окончательно проснулся и пошел снимать следующий ролик курса, я вспомнил, что утром у меня был целый пирог, который я механистически разрезал, вместо того, чтобы это сделать Осознанно.

Смешна не только эта ситуация, но и все, что вокруг нее. Можно было придумать много объяснений, начиная с «синхроничности» или «магии».

Можно придумать много разных выводов, от «мысли материальны», «вселенная щедра» и до «жена — ведьма», «был не осознан — пирог потерял» и «да это просто совпадение».

В любое объяснение тоже можно было заиграться, как и в архетипы. А пример пирога должен был нас научить обратному.

Поэтому я похихикал и забыл.

С «шизоидами» — такая же история.

Я две недели ходил радостный и пристраивал «шизоидов» туда и сюда.

Потом понял, что меня радует конкретно Мак-Вильямс, конкретно я, и еще несколько человек.

Когда это получилось свести до реальных людей, я успокоился: никаких шизоидов не существует.

Принятие Себя

Про «Зону Комфорта» (и «Ответственность») поговорили, давайте поговорим о «Принятии Себя» в рамках борьбы с bullshit bingo.

Кстати, нашел на днях смешную картинку, которая всю мою заметку про зону комфорта доносит в доходчивой форме:

Как обычно и бывает, концепт «принятия себя» растиражирован донельзя и, естественно, испорчен в процессе. Чудо «принятия себя» обещает избавление от всех проблем, мир, дружбу и любовь.

Почти все невротики (а невротики — это почти все) всячески сопротивляются «принятию себя» по одной простой причине: «То есть, вы говорите, что можно быть довольным собой? Я же тогда превращусь в сранного хиппи, лягу на диван и ничего не буду делать».

Если «принять себя», то самобичевание пропадет. А как же без него тогда жить? К тому же, это слишком просто: принял себя — и все?! А где подвох?

Но, как обычно, «на самом деле все не так, сейчас я вам объясню, как правильно».

Принятие себя — ужасный, тяжелый и неприятный процесс, который заключается в том, что ты перестаешь врать себе о том, какой ты.

«Вообще я могу это сделать, но вот сейчас ленюсь».

«Если бы я чуть-чуть поднажал, у меня бы получилось».

«Вообще я добрый, а друзей нет потому, что они меня просто не понимают».

«Я веселый, когда выпью».

Это примеры отговорок и заблуждений.

Как выглядит в этом случае целебное и волшебное «принятие себя»?

«Нет, я не могу это сделать потому, что я ленюсь. Мне кажется, что могу, но жизнь показывает обратное. Лень реально существует, а я реально ничего из-за нее не делаю».

«Я сделал все, что сделал. Я бы „мог“ сделать больше, но я не сделал, значит, я куда-то уперся. Возможно, я действительно сделал все, что мог, даже если и оказалось, что это мало и меньше того, что я ожидал».

«Я — злобное неприветливое говно».

«Я — алкоголик».

Полегчало? Нет.

Но после того, как вы признали, что вы алкоголик, можно наконец-то начать лечить алкоголизм, а не ругать себя каждый вечер за то, что «сегодня сорвался, никогда такого не было, и вот опять». Это — первый шаг в AA.

После «принятия себя» можно перестать корить себя за несоответствие ожиданиям. Тебе казалось, что ты на самом деле лучше? Хорошая новость — тебе казалось!

Или возьмем, например, ребенка. Как только вы понимаете, что это ребенок, вы перестаете от него требовать знания ядерной физики и даже — если вы умеете — начинаете относиться к нему с терпением и любовью, потому, что вы знаете его ограничения. #онжеребенок.

Когда вы принимаете свои ограничения, что, в общем-то и есть «принятие себя», вы тоже можете хотя бы попробовать не требовать от себя знаний ядерной физики («а все пацаны вокруг ее знают, я какой-то не такой!») и тоже можете начать относиться к себе с терпением и любовью.

А как тогда меняться? Ровно так же, как и раньше. (С любовью!).

Более того, тут можно приплести «парадоксальную теорию изменений» (в которой нет ничего парадоксального).

Скорее, изменение может произойти, когда пациент отказывается, хотя бы на некоторое время, от попыток стать тем, кем он хочет стать, и пытается быть тем, кто он есть на самом деле.

Вот это «пытается быть тем, кто он есть на самом деле» и есть период начала «принятия себя». Надо расслабиться и посмотреть, «кто ты на самом деле». Перестать одергивать себя, тянуться к идеалу и прочую невротическую деятельность.

Здесь можно про себя узнать всякое.

Например, выясняется, что вы тупее, ленивее, толще, противней, чем вы думали, но зато, пока вы «были собой», стало понятно, с какой скоростью вы на самом деле способны меняться, и каково вообще это — быть такой бездарностью, как вы.

(С другой стороны, здесь можно найти и «хорошие стороны»: например, вы никогда не давали быть себе мягким, а тут расслабились и обнаружили, что это не «размазня», а «чуткий человек». Вроде бы то же самое, но есть нюанс).

Побыв собой, можно собрать много информации, на которую раньше закрывали глаза. Все это поможет построить реальный план изменений, у которого есть шансы на осуществление (в отличие от всех предыдущих «пятилеток за четыре года»).

(Юнгианская «интеграция Тени» — это (если убрать все юнгианское) примерно такой же простой процесс: ты позволяешь всем своим «плохим» частям выйти наружу, а потом думаешь, к чему полезному (или хотя бы не очень вредному) их пристроить. Скажем, мой трикстер теперь не кидается на людей, как раньше, а занимается в основном милыми розыгрышами).

Таким образом, «приятие себя», «контакт с реальностью», «избавление от иллюзий» и даже «nosce te ipsum»— примерно одно и то же.

Принятие себя — это освобождающее разочарование.

Я постарался просто описать «принятие себя», но агитировать за него не собирался, так как это бесполезно. «Ну ладно, все понятно, принятие себя помогает расслабиться, а если расслабишься, как меняться-то?!». На это я ответил выше: «с любовью». И не пошутил.

Здесь очень зыбкое место, агитировать «за любовь» — это хуже позитивной психологии. Это уже, простите, те самые «сранные хиппи» и прочий new age. До этого мы не опустимся.

Поэтому слово «любовь» я не говорю, а отвечаю расплывчато: «есть другие способы кроме насилия». Зачем они нужны?

Ну, во-первых, «добрым словом и пистолетом вы можете добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом». Пистолет у нас уже есть, а доброе слово? Или, еще проще: известный всем «кнут и пряник».

А есть ли у вас пряник? А какой он? Хотите об этом поговорить?