Травма и душа

И снова Дональд Калшед, на этот раз «Травма и душа: Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию».

После его «Внутреннего мира травмы», я писал:

...вспомнил мою очень старую формулировку, что депрессия — это договор с Дьяволом. Вот так, дословно — я пару раз говорил, что я заключил сделку: я согласен на «пониженный эмоциональный фон» (сейчас я понимаю, что это была жуткая депрессия), а взамен я не скатываюсь в полную драму. На вопрос, с кем сделка, я не моргнув отвечал, что с дьяволом.

И вот в «Травме и душе» читаю:

Таким образом, роль Дита во внутреннем мире депрессивного человека – это атаки на связи между эмоциями и мыслями, то есть разрушение способности чувствовать и ограждение души диссоциативными барьерами. В этом процессе он соблазняет человека, пережившего травму, предлагая сделку – замену острого, болезненного страдания, ведущего к трансформации, на более терпимое, но непрекращающееся – хроническое, «вечное» страдание. (Человек в депрессии не осознает этой замены.) Мифологически это классическая фаустовская сделка с дьяволом, то есть отказ во внутреннем мире от творческой работы скорби – от процесса, который в конечном итоге выведет из депрессии к обновлению жизни. Это сделка с «богом», который превращает страдание в насилие.

Ну я, конечно, порадовался за свою проницательность.

«Человек в депрессии не осознает этой замены» (хотя я осознавал) не только потому, что он в депрессии, но еще и потому, что не осознает, что это «классическая фаустовская сделка с дьяволом». Архетипическая.

Продолжая тему зумия и безумия: моя знакомая ищет мужа, я ей такой — «бери программиста», а она — «да у них мифического слоя нету».

«Мифическим слоем» мы с ней называем как раз эту штуку — умение видеть всяких дьяволов.

Совсем грубо говоря, Калшед пишет, что доступ к «мифическому слою» открывается не от хорошей жизни.

Я с ним согласен.

Психическая травма настолько глубинна, что для нее нет средств выражения, но потом на нее «наматывается» мифический слой и ее как-то можно выразить (и то, если терапевт — юнгианец).

Травма — это как бы рана между двумя мирами, через которую можно «пролезть» в другой мир. Я ее воспринимаю, как «люк в ад».

Так и появляется доступ к «мифическому слою».

Что у нас миф? «Совокупность абсолютных (сакральных) ценностно-мировоззренческих истин, противостоящих повседневно-эмпирическим (профанным) истинам», — пишет википедия с ссылкой на непонятного кого, но я могу сослаться на Агранович.

Кто имеет доступ туда, тот имеет доступ к сакральному. По-другому это можно назвать «доступ в коллективное бессознательное».

Получается интересное деление.

Сакралы и профаны.

Маги и маглы.

Ну, вы понимаете?

Картинка по запросу «Улыбка авгуров».

Не страдал — не терапевт.

Не служил — не мужик.

С 23 февраля!

У меня с терапевтом прекрасные отношения, о которых мы оба не догадываемся.

Говорю, мол, «мама никогда не читала мой блог» — и в слезы.

Она отвечает:

— Да ну, а где у тебя, во вконтакте?
— Не ожидал от вас такого оскорбления, у меня stand-alone!
— Адресок не скажешь?
— Эс как доллар, пэ как русская эр, е, эс как русская эс, тэ, a как русская, снова тэ, о кружочком, эр как я наоборот. Точка, ру.

Диалог полностью выдуман. Начнем с того, что мы — на «Вы». Но фактически все так: я рассказал ей, что мама почти всегда знала адрес блога, но никогда его не читала, а она спросила адрес блога.

Самые умные уже поняли, что блог терапевт так и не посмотрела.

Я подождал несколько недель и говорю «Ой, ну мы же все понимаем, мы же взрослые люди. Перенос-шмеренос. Ну конечно мне было обидно, что вы тоже не посмотрели мой блог, хотя и знали адрес».

В итоге блог терапевт так и не прочитала, по крайней мере, ничего не сказала.

Как-то сравнила меня с Гурджиевым. Сел я читать этого Гурджиева... Тоже, короче, «сложный чел» оказался. Его так же невозможно читать, как меня, когда я пишу подобные заметки.

Закралось подозрение, что терапевт меня прочитала и так троллит.

С другой стороны, я тоже молодец: прихожу домой и приношу «список вещей, в которых терапевт меня неправильно поняла, а пояснять было лень».

Например, я ей регулярно говорю «обычно люди об этом не говорят».

Она каждый раз реагирует одинаково: «а в этом кабинете можно об этом говорить?».

Я каждый раз закатываю глаза и говорю «Да, да, I know the deal». Я же тоже терапевт! Я же знаю, что «в этом кабинете можно говорить обо всем».

На самом деле, когда я говорю «обычно люди об этом не говорят», оттуда не следует «...поэтому мне тяжело говорить об этом».

Из этого следует «...потому мне с ними скучно».

И реагировать на это, как «а в этом кабинете можно об этом говорить?» довольно странно. «Псс, чувак, хочешь поговорить о том, о чем хочешь?».

Короче, «обычно люди об этом не говорят, и очень жаль». Вот, видимо, «и очень жаль» она не улавливает.

А мне каждый раз лень объяснять.

И очень жаль.

Зумие и безумие

Прибегает, значит, одна моя знакомая с большими анимешными глазами, полными любви и обожания и начинает: «Уииии! Уииииилбер-Уилбер, Уилбер, Уилбер». И так минут десять.

Потом спрашивает, читал ли я вообще Уилбера. Говорю, что читал одиннадцать месяцев назад — и ей советовал. (Он даже получил у меня в заметке награду «Королева в восхищении!», куда уж больше). И вот не прошло и года, как она до него добралась «сама».

Она такая:
— Ой, да кто твой блог вообще читает!
А я такой:
— Ну конечно, я же не Уилбер.

Это интересная компания сумасшедших, самый вам известный, наверное, Гроф. Потом Лири. Уилберт, опять-таки.

Всех их можно отнести к «трансперсональной психологии», но это ничего не объясняет. Более простое объяснение — «это 60-ые, детка». Дух свободы, наркотики и Восток. Этим трансперсональные психологи и занимаются: пытаются объединить медитацию с йогой, психоактивные вещества, сексуальную свободу и западный научный подход.

Система, к слову, довольно хорошо всех этих чуваков переварила (например, Лири посадили в тюрьму на 38 лет за хранение «травки») и вернулась в привычное для нее «академическое» состояние, став разве что чуть более либеральной.

Это все у них. У нас — я уже неоднократно писал — все происходит с запозданием на полвека. Гештальт-терапия до сих пор считается чем-то актуальным, например! К тому же 60-ые обошли нас стороной, нам было особенно не до свобод.

Поэтому все, что у нас сейчас есть — это курсы для домохозяек, на которых они странно дышат «по Грофу» («холотропное дыхание») и совершенно чудесный Эрос и Космос.

Направление очень интересное, но довольно опасное, так как стоит «враскорячку». Можно не удержать баланс и свалиться в позицию гуру, во всякую мистику и прочую наркоманию. (Кстати, все уже забыли, что Фрейд увлекался кокаином и даже рекомендовал его пациентам. Фрейд велик и такие мелочи забываются).

Поэтому я всякой магией и прочим Таро бросил заниматься публично, но в другом месте и в другое время из меня могло бы выйти что-то «уилбероподобное».

У меня (с сентября) есть терапевтическая онлайновая группа, которую я веду каждый вторник. А еще у меня есть собирательный образ «любимый клиент» (потому что все мои клиенты любимые, да). И вот во вторник они все вместе собираются в группу. Поэтому вторник — мой любимый день как терапевта.

Катя как-то спросила, что мы там делаем. Я ей рассказал, как один участник группы учил другого понимать метафоры и даже посоветовал почитать «Прометея восставшего» Уилсона Роберта. (А это как раз один из этих безумных нью-эйджовых товарищей, «типа Уилбера»).

Тут Катя просияла, сказала, что ей все понятно: я собрал «нормальных IT-шников» и сделаю из них «секту программистов-юнгианцев», которые будут сочетать в правильных пропорциях «зумие и безумие».

Она частично права: на терапии мужчины действительно в основном разбираются с собственными эмоциями.

— Это же здорово!, — продолжила Катя. — Как, наверное, жены и подруги этих мужчин должны быть рады и счастливы. И вообще, это хорошее торговое предложение.

(Катя вообще у меня гений маркетинга).

— Ага, — отвечаю я, — думаешь, если научить мужчин выражать себя, то их подруги обрадуются?

— Ну конечно, они ведь только этого от них постоянно хотят. «А поговорить?».

— Хотят, конечно. Только они забывают, что если мужчина научится выражать свои эмоции, он первым делом выразит все то недовольство, которое за эти годы накопилось. Вот тогда подругам и достанется.

Самое прекрасное в групповой терапии — смотреть, как группа эволюционирует. В индивидуальной тоже, там растет клиент, но делает он это (если делает вообще) между сессиями. Группа же существует только тогда, когда она собирается вместе, поэтому вся жизнь группы — на виду у терапевта.

И это очень приятно наблюдать.

Нельзя просто так собраться в группу и начать сразу работать (хотя они честно пытались), группа должна вызреть. Это все теория, ее можно легко прочитать в книгах (например, «Групповая психотерапия» Ялома).

Что же касается практики, то просто греет душу смотреть, как люди отказываются от неэффективных стратегий коммуникаций (например, советов друг другу) и приходят к более эффективным. Потом понесут это умение в большой мир и сделают его лучше.

Группа в последнее время такой хороший прогресс показывает, что я прям сижу и радуюсь на сессиях.

И больше ничего не делаю.

Пафос

Я сложный чувак (надо быть проще). И приколы у меня сложные.

Давайте расскажу, над чем прямо сейчас работаю, когда работаю над собой.

Как и у многих мужчин, у меня был нарушен «контакт с эмоциями». Или «эмоциональная сфера». Или даже «доступ к аниме». Нет, не к тому аниме, которое с большеглазыми рисованными телочками.

Короче, я был бесчувственной скотиной. Потом я этот доступ потихоньку вернул, стал плакать в грустных фильмах, смеяться, печалиться и улыбаться, понимать музыку и язык женщин. Вот это все. Произошло это, условно, «после первой терапии».

Мне казалось, что теперь-то все нормально.

Однако недавно я снова пошел на терапию. И сейчас работаю над пафосом. Хорошее слово, правда.

Терапевт, впрочем, не особо в курсе.

Я ей сказал, что у нее на кабинете смешная табличка — «детский психопатолог», на что она смутилась и сказала, что табличка не ее, кабинет они делят с другим специалистом.

Это был очередной мой сложный прикол. Объяснять его я не стал.

Ой, ну все же понятно: если переводить на русский, то на кабинете написано «тот, кто знает о страдании детской души». Ну, знает — «логос», страдание — «пато», душа — «психе». А я с этим и пришел — с детскими страданиями.

Теперь вы понимаете, почему я люблю юнгианцев — у них тоже сложные приколы со словами. Гуманитарная профессия же.

Итак, «пафос».

Во-первых, слова «пафос» и «pathetic» — однокоренные. И это все объясняет.

Или, простым языком: выражение «пафосный чувак» — ругательное. Испортили слово «пафос». Может быть слишком много пафоса, тогда человек становится pathetic, «жалким».

С другой стороны, патология — слово, однокоренное «пафосу», в значении «страдание». Патология — это «изучение страданий». «Патология» тоже стало плохим словом. Кто же хочет страдать. Это ненормально. Это патология.

Оригинальное же греческое слово «пафос» — шире.

Оно обозначает страдания и страсть одновременно, причем дозировка там очень важна, иначе или патетичный или патологичный. На Лурке есть статья про пафос, главным образом как про художественный прием, но хотя бы так.

Я начал подозревать, что пафос как-то связан со смыслом жизни. Или даже, пафос — это огонь жизни. Во, пафосно сказал, клево.

Надо быть пафосным чуваком. Но не как быдло, а в понимании древних греков.

К тому же недавно выяснил, что люди (все еще!) считают меня сухим и бесчувственным. Меня это очень удивило. «Нет, нет, я чувственный! Чувственный!», — кричал я им и плакал. Но люди остались непреклонны. Некоторые люди, например, считают меня очень спокойным. А у меня внутри все кипит!

Я научился не показывать мои глубинные переживания потому, что не ваше собачье дело. Но они есть.

Спонтанные и живые эмоции я показываю довольно легко. С глубинными чувствами — хуже.

Был у меня, значит, придворный астролог, которая составила мне гороскоп. 200 страниц. Сейчас понимаю, что это 200 страниц отборного пафоса, за что я его всегда и любил.

Там это описано лучше:

Вы эмоциональны, если под эмоциональностью понимать склонность к постоянной перестройке психики, то есть программ подсознания. Субъективно такая перестройка сопровождается глубокими (хотя и трудно формулируемыми) эмоциями, которые, однако, чаще всего имеют слабое внешнее выражение. Вы транслируете через себя не поверхностные яркие эмоции, а внешне неочевидные глубокие эмоции, заставляя тем самым окружающих ощущать Вас эмпатически. То есть, непосредственно-чувственно, а это не всегда приятно, поскольку это ведет окружающих к сущностным изменениям, которые часто сопровождаются дисгармоничными ощущениями. Это и называется даром магически влиять на людей и ситуации. Не все люди способны выдержать такое постоянное трансформирующее воздействие, такой накал интимных переживаний. В Вашем поле не каждый способен удержаться надолго. Поэтому при всей своей общительности и душевности Вы вряд ли можете похвастать большим количеством интимных друзей и настоящих единомышленников.

Ну, пафос же?

Следующий абзац — ващеее пафос:

Наиболее частые ситуации Вашей жизни – это такие ситуации, которые переживаются участниками как глубокие. Участники ощущают перемены, идущие непонятно откуда, но неотвратимые и захватывающие; что будет, как скажется результат трансформации, никто точно сказать не может. Элемент тайны, непостижимого имманентного присущ Вашей жизни в целом, символизируя свободу творчества Абсолюта (и Вашего личного творчества). Никто не может заранее точно знать результат чужого выбора и творчества. И эта тайна светится в Ваших глазах.

Если это — не пророчество профессии психотерапевта, тогда я не знаю, что.

Я специально осваивал emoji. Честно. Сначала я на них смотрел такой и «фу, я выше этого». Потом подумал «может быть, я что-то пропускаю?». Потом стал использовать. Потом вошел во вкус. Такое guilty pleasure. Вроде как «я использую смайлики иронично». Потом втянулся. Потом мне попалась знакомая девочка с гуманитарным образованием, очень начитанная. Она, когда видела смайлик, возмущалась так, словно это голая жопа.

«Как! Смайлик?! Что потом, обедать с пейзанами за одним столом?!».

То есть я еще держусь, не костенею. Узнаю новое. Ну не как эти старички в фейсбуке, до которых мем «Карл» дошел только в 2016 году.

Вот и с пафосом так же — вдруг, я что-то пропускаю?

Ходил несколько лет назад на костюмированную хеллоуинскую пьянку. Темой костюмов была «твой внутренний пиздец».

Мы подготовились как следует. Vis-à-vis пришла в костюме Мэри Поппинс, потому что страшная зануда и аккуратница, а я пришел в костюме сраного хиппи, потому что я пафосный, добрый, расслабленный и люблю людей. Но в глубине души. И это пиздец.

Мы, конечно, как две самые умные Маши подготовили рассказ-презентацию с обоснованием выбора костюмов, но поддержки в народных массах не нашли.

— О, какой у вас интересный костюм — медсестра! — попробовали мы вступить в диалог с другими людьми на пьянке, — А как он соотносится с вашим богатым внутренним миром и заявленной темой вечеринки. Вам, наверное, нравится спасать людей, и вас это тревожит?
— Ээээ... медсестра страшно. Пугать. Хеллоуин!
— Аааа, понятненько.

Проблема пафоса так или иначе где-то там маячит все это время на границе осознания. Ну, я же выбрал костюм сраного хиппи.

Но почему именно «пафос», да?

Почему опять эти сложные приколы и нельзя просто сказать «я показываю эмоции, но не показываю чувства»? Такая формулировка не дает ответа на вопрос «Ну и что с того, кому вообще эти чувства нужны?». И все равно придется объяснять разницу между эмоциями и чувствами. И окажется, что fee-fees — для девочек.

В то время, как пафос можно связать с очень важными вещами. Ну, например, в риторике, если верить Аристотелю, есть всего три метода убеждения слушателя: логос, этос и пафос.

Погуглите сами.

Простыми словами, чтобы лучше общаться с людьми, нужен пафос. Секту на одном логосе не построишь.