Гантрип против Бейссера

У гештальтистов есть такая «Парадоксальная теория изменений», которую в короткой статье сформулировал некий Арнольд Бейссер.

Короче говоря, она заключается в следующем: изменение происходит тогда, когда человек становится тем, кто он есть на самом деле, а не тогда, когда он пытается стать тем, кем он не является. Изменение не происходит через намеренную попытку изменить себя самого или кого-либо, но происходит тогда, когда человек старается быть тем, кто он есть на самом деле – быть полностью вовлеченным в настоящее. Отвергая роль агента по изменениям, мы делаем так, что значимое изменение может произойти.

Гештальт-терапевт отказывается от роли этакого «специалиста по изменениям», так как его стратегия – поощрять или даже настаивать на том, чтобы пациент был тем, кто он есть на самом деле. Он верит, что изменения не происходят с помощью намеренных попыток, принуждения или убеждения, или путем инсайта, интерпретаций, или чего-либо подобного по смыслу. Скорее, изменение может произойти, когда пациент отказывается, хотя бы на некоторое время, от попыток стать тем, кем он хочет стать, и пытается быть тем, кто он есть на самом деле. Посылка состоит в том, что человек должен остановиться на одном месте, чтобы иметь некоторую (небольшую) опору для движения, и ему тяжело или невозможно двигаться без такой опоры.

Арнольд Бейссер

Это коротенькая статья, найдите ее и прочитайте, будет полезно всем.

Одного из моих клиентов эта теория настолько впечатлила, что он попросил написать про нее заметку, еще подробнее и понятнее. Выполняем его просьбу!

Поначалу я, честно говоря, удивился. Сначала я удивился, что эта теория «парадоксальная», потому что никаких парадоксов я в ней не видел. Потом я удивился, что у гештальтистов это довольно «базовая» теория (хотя я могу и ошибаться). Потом я задумался, что к ней можно добавить, чтобы набралось на заметку, и ничего не придумал.

Ну и вот читаю надысь у Гантрипа (а он — психоаналитик) по сути эту же теорию, сформулированную походя, так как книга не об этом, но, вместе с тем, описанную гораздо более глубоко и раньше, чем у Бейссера.

(У менее травмированных людей, которые в детстве хорошо пахли, все не так запущенно и менее «выпукло», но принципы остаются теми же).

Приняв точку зрения о том, что человеческая природа является конституционально бисексуальной, Винникотт хочет выяснить, что это значит, пытаясь выделить «чистый мужской элемент» и «чистый женский элемент» в нашей конституции. Он высказывает предположение, что природа мужского элемента выражена в «делании», а природа женского элемента — в переживании «бытия», которое, как он считает, всегда передается матерью. Эти термины: «делание» и «бытие» — требуют точного и тщательного определения, однако ясно, что способность к «деланию» должна основываться на предшествующей способности к «бытию», базисному переживанию безопасного, бестревожного «существования». Мы можем наблюдать в клинической практике у наших пациентов, что борьба за сохранение активности и «делания», когда индивид находится в тисках базисного чувства «не-бытия» и отсутствия уверенности в себе как в личности, неизбежно приводит к тяжелой тревоге и опасному напряжению. Достаточно стабильные взаимоотношения со стабильной матерью являются основой, через первичную идентификацию, появления переживаний безопасности, самости, идентичности, характерного начала эго, делая возможным, в свою очередь, рост объектных связей, по мере того, как продолжается дифференциация субъекта и объекта, и младенец приобретает «не-я» мир, и чувство, что он является «собой» отдельно от этого мира. До этого эго наличествует как потенциал, находящийся в скрытом состоянии в психике, тогда как младенец начинает жить как «целостное человеческое бытие» (Винникотт). Именно это имел в виду Фэйрберн, когда говорил о «первоначальном едином эго». Но лишь через такую разновидность опыта взаимодействия с матерью может зарождаться эго в качестве специфического развития, все более осознаваемого факта переживания (это не то же самое, что позднее развивающееся «самосознание»). При отсутствии такой разновидности связи «мать—младенец» не начинается развитие жизнеспособного эго, и возникающее в результате чувство глубинной внутренней пустоты, ничтожности, «не-бытия как личности» является тяжелейшей изо всех проблем для психотерапии; проблемой, которая может быть решена, лишь если понимание ее аналитиком приведет к связи пациента с ним, чтобы сделать возможным задержанный старт в развитии эго.

...Затем, принимая винникоттовское утверждение, что женский элемент приносит опыт «бытия», а мужской — «делания», мне кажется, что в клинических случаях мы всегда находим диссоциированным женский элементу как у мужчину так и у женщин, и что фундаментальная диссоциация связана с женским элементом. Если «бытие» существует, «делание» будет естественно вытекать из бытия. Если «бытия» нет, оно диссоциировано, тогда вынужденная разновидность «делания» будет «выполнять свой долг» за них обоих, но там, где способность к «деланию» терпит полную неудачу, это обусловлено тем, что чувство «бытия» полностью отсутствует. Одна из женщин, выступавших в телевизионной программе на тему «Чувство принадлежности», заявила: «Я с головой погрузилась в брак и материнство и попыталась заменить бытие деланием». Именно «чувство бытия», женский элемент, либо никогда не был в ней пробужден, либо был утерян в процессе ухода и регрессии в бессознательные глубины, сердцевину ее либидинальной природы. Он остался диссоциированной возможностью, без чего любое интенсивное «делание» подобно постройке здания без какого-либо фундамента, на который можно опереться. Ее вынужденное, напряженное «делание» не было диссоциированным, за исключением того, что оно не было спонтанной деятельностью. Женский элемент наилучшим образом иллюстрируется материнским чувством, которое пробуждает и благоприятствует переживанию «бытия» у младенца как отправного пункта роста всей личности; способностью чувствовать совместно, а затем способность к сопереживанию, способность чувствовать себя «находящимся во взаимоотношениях», базисной взаимосвязью эго, ядром чего является чувство «бытия», без которого психика утрачивает весь смысл собственной реальности как эго. Человек не может «быть» кем-либо в вакууме. Развитие способности «быть» в опыте первичной связи с достаточно хорошей матерью будет спонтанно приводить к возникновению хорошей естественной способности «делания», к осуществлению действий, необходимых для сохранения взаимоотношений на практике. Переживание «бытия» будет сведено на нет, если оно не приведет к практическому «деланию». Переживание «делания» при отсутствии безопасного чувства «бытия» дегенерирует в бессмысленную последовательность каких-либо активностей (как при бессмысленном обсессивном повторении одной и той же мысли, слова или действия), выполняемых не ради достижения осмысленной цели, а ради бесплодного усилия «поддержания своего бытия», «производства» чувства «бытия», которым индивид не обладает.

Отсутствие или диссоциация переживания «бытия», и вместе с тем неспособность к здоровому естественному спонтанному «деланию» — это радикальный клинический феномен в анализе. Пациенты осознают, что они упорно работали всю свою жизнь, постоянно что-либо «делая» не естественно, а вынужденно, что породило иллюзорное чувство реальности своей личности, замену переживанию своей «сущности» здоровым и уверенным образом, и стало единственной основой уверенности почти у всех пациентов, жалующихся на отсутствие подлинного чувства реальности. Переживание «бытия» является чем-то большим, чем простое осознание «существования». Оно вовлекает в себя чувство надежной безопасности жизни, возникающее оттого, что человек знает себя как реальное лицо, способное устанавливать реальные связи. Переживание «бытия» является началом и основой осознания возможностей нашей «сырой» человеческой природы для развития себя как «личности» во взаимоотношениях. Эти возможности заложены в нашем психобиологическом наследии, но могут быть развиты лишь в том, что Винникотт называет «содействующим окружением» — адекватным материнским уходом на старте: так что переживания «бытия» и «бытия во взаимоотношениях» с самого начала нераздельны.

Когда развивается это чувство «бытия», «делание» следует за ним как легкое и естественное самовыражение подлинного интереса. (Курсив мой).

Если же чувства «бытия» нет, естественное «делание» не имеет места. Активность становится напряженной попыткой принудить не чувствующую себя в безопасности личность к продолжению «озабоченной» деятельности. Такая деятельность может стать маниакальной или обсессивно-компульсивной, ибо «психика» не может остановиться, расслабиться или отдохнуть из-за тайного страха распасться в несуществование. Именно способность индивида к переживанию чувства «бытия» диссоциируется, остается нереализованной на старте развития. Индивид не может чувствовать себя реальным, потому что на старте жизни никто не пробудил эту способность. Его мать дала ему так мало подлинной связи, что он в действительности стал чувствовать себя нереальным. Это проявляется с поразительной ясностью у тех пациентов, которые чувствуют себя настолько подорванными, что полагают, что никогда не будут достаточно сильными для того, чтобы справляться с жизнью.

Гарри Гантрип

Таким образом, «парадоксальную» гештальтскую теорию изменений можно сформулировать по-экзистенциальному просто:

Чтобы меняться, надо сначала быть.

Дело Всей Жизни

А сегодня, мои друзья, давайте поговорим о Призвании, Деле Всей Жизни и подобном.

Не уверен, что разговор вам понравится, но кто-то же должен это все сказать.

Я долгое время тоже мечтал о Призвании. А потом что-то произошло. Что именно — сказать сложно, но одно из двух: либо я нашел это призвание, либо я понял, что никакого призвания нет.

Экзистенциальная психотерапия рассматривает несколько защитных механизмов, спасающих нас от страха бытия (и небытия), то есть, глобально, спасающих нас от всего. (Впрочем, если вам нужны более классические источники, то неофрейдисты, в частности Фромм придерживаются похожего разграничения).

Первый механизм — это принадлежность к чему-то большему, вписывание в иерархию и делегирование ответственности за свою жизнь, вера в конечного спасителя.

Второй — вера в собственную исключительность.

Первые — пассивны и «верят в доброго бога», вторые — активны и сами себе являются богом, если совсем упрощать. Подробней смотрите у Ялома.

Так же считается^{[citation needed]}, что вера в собственную исключительность «получше», так как подразумевает деятельную позицию и поэтому имеет больше шансов поменять жизнь. Что логично — если ты веришь в спасителя, то только он может поменять твою жизнь. А он иногда бывает занят, а то и вовсе умер (Ницше сказал).

Простите за это отступление, но сейчас будет понятно, к чему это все.

Я, изучив несколько фантазий на эту тему, задумался о Призвании в ключе всего вышесказанного.

Некоторые люди мыслят Призвание, как, натурально, спасение. Вот появится призвание — вот тогда я ууух! Появится энтузиазм и попрет. Стоит лишний раз напомнить, что энтузиазм — это от греч. entusiasmos «наполненность Богом, экстаз». То есть, мыслится какая-то внешняя энергия, которая тебя наполнит.

Заодно «Дело Всей Жизни» освобождает от разных других проблем, например, проблем выбора: всегда есть, чем заняться. Пойти в кино или в ресторан? Нет, лучше-ка я поработаю.

(В этом плане Призвание опасно близко к трудоголизму, который, как и любая аддикция, действует по принципу «всегда можно подсесть на ______ и снизить количество всех проблем до одной»).

А на самом-то деле никакого «призвания» нет. Это понимаешь, когда тебе становится интересны сразу несколько дел и выбор из них — это всего-навсего вопрос вкуса.

Можно дойти до состояния (да-да, годами терапии), когда любая творческая деятельность приносит удовольствие, даже, например, кулинария.

Секрет прост — надо любить дело, которым занимаешься, или, как писал Фромм, «Каждый любит то, для чего он трудится, и каждый трудится для того, что он любит».

А любовь — это тот еще труд.

Когда мы говорим о любви, как об активности, мы сталкиваемся с трудностью, заключающейся в двузначности слова «активность». Под «активностью», в современном смысле слова, обычно понимают действия, которые вносят изменения в существующую ситуацию посредством затраты сил. Следовательно, человек, считается активным, если он делает бизнес, проводит медицинские исследования, работает на конвейере, мастерит стол или занимается спортом. Общее во всех этих видах активности то, что они направлены на достижение внешней цели. Что здесь не принимается во внимание, так мотивация это активности. Возьмем в качестве примера человека, побуждаемого к непрерывной работе чувством глубокой тревожности и одиночеством, или побуждаемого гордыней, или жадностью к деньгам. Во всех случаях человек является лишь рабом страсти, и его «активность» на самом деле есть не что иное как «пассивность», потому что он подвергается побуждению, как жертва, а не творец. С другой стороны, человек, сидящий спокойно и размышляющий, не имея иной цели кроме осознания себя и своего единства с миром, считается «пассивным», потому что он не «делает» чего-либо. В действительности, такое состояние сосредоточенной медитации это и есть высшая активность, активность духа, которая возможна только при условии внутренней свободы и независимости. Одна концепция активности – современная – имеет в виду использование энергии на достижение внешних целей; другая концепция активности имеет в виду использование присущих человеку сил независимо от того, осуществляется ли при этом внешнее изменение. Последняя концепция активности наиболее четко сформулирована Спинозой. Он проводил различение между аффектами, между активными и пассивными аффектами, «действиями» и «страстями». В осуществлении активного аффекта человек свободен, он хозяин своего аффекта. В осуществлении пассивного аффекта человек побуждаем чем-то, он объект мотиваций, которых сам не осознает. Таким образом, Спиноза пришел к заключению, что добродетель и сила – одно и то же. Зависть, ревность, честолюбие, любой вид жадности – это страсти; любовь – это действие, реализация человеческой силы, которая может быть реализована только в свободе и никогда в принуждении.

Эрих Фромм, «Искусство любить»

(Читайте Фромма, он зайка).

Итого — многие от «Дела Всей Жизни» ищут состояние аффекта, который снимает проблему собственного выбора, а на самом-то деле, Дело Всей Жизни — это то, что ты делаешь (осознанно и каждый день выбирая делать именно это), а потом по итогам оказывается, что это было делом всей жизни.

Да, если ты всю жизнь был офисным клерком, то выходит, что это — твое призвание.

Пока писал заметку, наткнулся на обзор поп-психологической книги «Хватит мечтать, займись делом!». Как я понял, она вся о том же — «Мечтатель ищет чего бы такого взять от мира. Мастер ищет что бы такого миру дать».

Еще есть вот такое видео — «Почему не у всех есть одно истинное призвание», оно про «мультипотенциалов», людей, которые могут много разного (и почему-то боятся «разменяться»). Видео говорит «это нормально — заниматься многими вещами!».