The future is now
Вот так читаешь Карла Роджерса, «Консультирование и психотерапия» и понимаешь, насколько же актуальная критика старых и новых подходов к консультированию. А так же всяких «правил хорошей жизни», типа Вед.
Современный подход отличается от предшествующих тем, что преследует совершенно другую цель. Он прямо направлен на большую независимость и целостность личности без расчета на то, что если консультант будет помогать в решении проблемы, то будут достигнуты и результаты. Человек, а не проблема ставится во главу угла. Цель — не решить отдельную проблему, а помочь индивиду “вырасти” таким образом, чтобы он сам смог справляться с существующей, а также с последующими проблемами, будучи уже более интегрированной личностью. Если он сможет обрести достаточную целостность, чтобы решить какую-то одну проблему, являясь в большей степени личностью независимой, ответственной, ясно мыслящей и хорошо организованной, то на этом же уровне он сможет решать и все свои новые проблемы.
Потом, конечно, вспоминаешь, что книга 1942 года.
И что сейчас она актуальна тут. А тогда, в 1942 году была актуальна там. А теперь — тут.
То есть, тут теперь — как там тогда, в 1942 году.
Нет, безотносительно политики, всего-то хотелось сказать, что «уровень развития психологического консультирования 40-ых годов наконец-то нами достигнут, в 2010-ых!».
Впрочем, книга «Консультирование и психотерапия» и правда неустаревающая классика.
Вот ее недавно Бьюдженталь упомянул в своей книге. Ну, как недавно — в 1992. Всего-то 22 года назад.
Совершенно безотносительно к теме поста (просто ссылка есть, чтобы не потерять) — история американского ученого, занимающегося разработкой ракет. То есть, натурально, rocket scientist. Literally.
Его звали Джек Парсонс. Говорят, «он сделал для ракетной науки больше всех в мире». Проблема была в том, что он параллельно увлекался оккультизмом-колдунизмом и прославился и там тоже.
После чего здесь о нем забыли. «Здесь» — это среди нормальных людей. Вроде, был такой ученый, но мы о нем не говорим.
(Понравиться и тем и тем удалось только Юнгу).
Так вот, Джек Парсонс написал, а Касталия (это такие русские оккультные просветители) перевели очень актуальный в наше темное время манифет.
(Он, конечно, написан в 1950 году).
Объективность — это чума XX века
У меня появился новый национальный герой — Бьюдженталь. Я до такой степени его полюбил, что полдня выучивал, как пишется его фамилия по-русски. Потому что в оригинале все просто — Bugental.
Умер в 92 лет, до этого помогал людям. Основал гуманистическую психологию. Это которая людишек любит — там первый постулат, что «Человек как целостное существо превосходит сумму своих составляющих (иначе говоря, человек не может быть объяснен в результате научного изучения его частичных функций)».
В своей книге «Искусство психотерапевта» он пишет:
Объективность — это чума XX века. Это выражение преуменьшает опасность. Чума унесла жизнь лишь каждого третьего в Европе. Мы намерены убить всех нас, всю жизнь на планете и саму планету.Объективность — имя наибольшей опасности, которая когда-либо угрожала нашему виду. Очень вероятно, что мы как вид повторим судьбу динозавров, если радикально не излечимся от объективности.
Разумеется, война — это, в конечном счете, наверное, именно так — есть всеобщее безумие, но, ни в коем случае, не только безумие. Война — это результат обращения с человеческими существами как с объектами, когда доминируют объективные взгляды, а политические интересы, территории и экономическая выгода ценятся выше, чем жизнь и счастье.
Тех ресурсов нашего мира, которые тратятся на войну, достаточно, чтобы существенно улучшить жизнь каждого жителя нашей планеты и реализовать грандиозный проект, не имеющий себе равных в истории. Нам всем стоит остановиться и поразмыслить над этим невероятным фактом.
Нам нужно научиться включать в жизнь субъективное, принимать во внимание внутренние переживания людей, осознать, что многие истины нельзя представить очевидными, недвусмысленными или завершенными. Мы отказываемся от истин, принципиально важных для выживания, только потому, что они субъективны. Мы почти не понимаем, если вообще понимаем, как жить с субъективной этикой, направляющей жизнь. Мы можем кое-что начать, но многие из этих возможностей остаются только теоретическими. Вполне вероятно, что многие из них могут показаться «неамериканскими», или «нехристианскими», или неосуществимыми, или аморальными, или Бог знает еще какими.
Пытаться обойти законы, являющиеся частью первичных, естественных законов, которые сами по себе не совсем «естественные» и не совсем «законы», — значит предпринять бесполезную, деструктивную объективистскую попытку. Мы научились не доверять человеческим суждениями, не осознавая того, что все, что мы делаем, каждый наш выбор, каждый написанный нами закон, любая часть нашей жизни — в конце концов основаны на человеческом суждении.
Мы ошибочно принимаем обычай за изначальную истину. Мы путаем привычку с необходимостью. Мы пытаемся регулировать там, где все, что нам нужно, — это направление и простор. Комиссия по делам поручительства, руководствуясь законами и правилами, которые стремятся быть гуманными, выпускает из тюрьмы нераскаявшихся убийц, потому что форма закона превалирует над человеческим суждением.
Демократия, эгалитаризм, капитализм, коммунизм, фашизм, расизм, национализм и все прочие в конце концов рухнут, потому что они не решили проблему объективизма.
Конечно, эта проблема может оказаться неразрешимой. Если так, то проблема — в человечности. Проблему создает наша двойственная природа. Мы живем в субъективности, но должны прокладывать путь в объективности. Мы живем в разделенности, но должны выжить вместе. Этот парадокс и есть корень человеческой дилеммы.
Объективация человеческого существа — такое же безумие, как и сброс отравленных вод в море, в котором мы плаваем, в мир, в котором мы пытаемся жить. Мы находимся под гипнозом прошлого и верим, что так и должно быть. Я хочу сказать то, что мы научились не говорить. Я хочу встать в стороне от вселенского постгипнотического внушения и кричать: «Проснитесь!»
Пауль Тиллих писал: «Человек сопротивляется объективации, и если сломить сопротивление, то сломлен будет и сам человек». Мы живем в сломленном мире сломленных надежд, и с таким же успехом можем сломать наше будущее как вида и будущее нашей планеты.
У Бьюдженталя советую другую книгу, называется «Наука быть живым», там тоже про это, но поувлекательней.
Based on a true true
И чтобы два раза не ходить — идея постмодернистской повести. Оставили маленьких мальчиков на необитаемом острове, а мальчики интеллигентные, не ватники какие-нибудь.
Стало быть, «Повелителя мух» читали, знают.
Стали со скуки в него играть, что еще делать, на острове-то.
Да так заигрались, что все умерли.
Под тенью Сатурна
Пока духовно поросшие люди открыли для себя проекции и используют их по принципу «я назвала его говном, наверное, я сама говно, надо расти над собой еще выше!», профессионалы используют проекции ровно наоборот, в соответствии с архетипом «раненого целителя»: конечно, я вижу в других проекции, но это уже проекции того, что я нашел и вылечил у себя, именно поэтому я их вижу в других.
Прочитал Джеймса Холлиса, «Под тенью Сатурна».
Цель книги «Под тенью Сатурна» заключается в том, чтобы предложить читателю краткий обзор эмоциональных травм мужчин и возможностей их исцеления, а также исследовать ситуацию в этой области психологии, сложившуюся в последнем десятилетии XX века.
Ну, думаю, должно быть, жопа у автора с эмоциональными мужскими травмами, раз он такую книгу написал. И сразу же во введении автор сознается: «Более того, могу сказать откровенно: много лет я избегал говорить на эту тему не только потому, что мне казалось, будто эти проблемы еще четко не обозначились, но и потому, что я сам испытывал мучительные страдания, живя под тенью Сатурна».
Название этой книги напоминает нам о том, что и мужчины, и женщины всегда несут на себе тяжкое бремя тени идеологий: одни — сознательно, другие — унаследовав его от семьи и этнической группы, в качестве какой-то части национальной истории или ее мифологической основы. Эта тень отягощает душу человека. Мужчины чувствуют бремя этой тени, подавляющее и поражающее их силу духа. Ощущение ее тяжести является сатурнианским. Мужчина в нашей культуре — это человек, который должен исполнять различные социальные роли, отвечать определенным ожиданиям, конкурировать и испытывать враждебность. Но именно это обесценивает лучшие качества и способности мужчин, ведет к тому, что это бремя становится невыносимым. Оно ощущалось всегда, но сегодня мужчины, обладающие мужеством, начинают сомневаться в необходимости жить, испытывая бремя этой тени.
И еще:
Помню, как я стал свидетелем одного таинства именно тогда, когда мне это было нужно больше всего, чтобы понять, что значит быть мужчиной. У отца в ладони застрял рыболовный крючок. Не меняя выражения лица, отец его вытащил.Я стал подозревать, что взрослые не чувствуют боли так, как чувствуют ее дети, но вместе с тем я считал, что его кто-то научил этому загадочному мужеству и терпению, которому я так отчаянно хотел научиться. Хотелось надеяться на то, что однажды «они» отведут меня в сторонку и научат, как быть мужчиной. Я верил, что это может случиться, когда нужно будет пойти в школу. (Ничего еще не зная о том, что такое пубертат, я видел, что старшеклассники гораздо больше нас по своим габаритам, а потому они казались мне ближе к тем людям, которых называют взрослыми.) Но, к своему удивлению и разочарованию, с приближением дня, когда я должен был пойти в школу, я почувствовал, что «они» никогда не отведут меня в сторону и не скажут, что значит быть мужчиной и как вести себя по-взрослому.
И еще:
В течение 50 лет каждую пятницу отец приносил домой чековую книжку, на которую почти всегда была начислена очень приличная зарплата. Мы никогда не голодали, как, например, бывало, голодал мой лучший друг Кент, но даже тогда я знал, что отец беспокоился, чтобы мы не голодали. И именно от него я получил свое первое сатурнианское послание, ясное и непререкаемое. Оно заключалось в том, что быть мужчиной — значит работать. Работать всегда, выполнять любую работу, чтобы поддержать тех, за кого несешь ответственность. Это означало, что удовлетворение личных потребностей отходит на второй план по сравнению с такой высокой задачей. Много лет спустя, когда одна женщина спросила меня, какую надпись мне бы хотелось иметь на своем надгробном камне, я ответил: «Здесь лежит тот, на кого можно было положиться». Это послание было таким весомым, что мой отец, а позже и я сам были готовы умереть, чтобы его исполнить и остаться такими в памяти потомков.Спустя много времени, когда я написал отцу поздравительную открытку, он мне ответил несмотря на разделявшую нас эмоциональную пропасть: «Простите меня, мои мальчики, за то, что не смог вас очень хорошо узнать, потому что должен был все время работать». Он ругал себя за то, что наше взросление и развитие прошли мимо него. И, несмотря на это, я отдаю должное его преданности нам и считаю, что он сделал для нас все, что мог. Я знал, что он работал на нас, страдал из-за нас, беспокоился о нас, и сначала я не думал, что у него могут быть какие-то болезненные переживания, связанные с его работой. Вместе с тем я понимал: такая жизнь не идет ему на пользу, но, по-видимому, жить именно так для него значило быть мужчиной.
Джеймс Холлис
Книгу можно порекомендовать всем мужчинам. Потому что «они все — такие».