Еще одна неделя без тебя...

И снова вторник пахнет мутным,
Вчерашним проливным дождем.
Среда уходит по минутам,
Четверг — последним в жизни днем.
Я с пятницы до воскресенья
Субботу трачу в пустоту
И забываю на мгновенье
Еще одну твою черту.
А понедельник воскресенье смоет
Холодной пеленой дождя.
Я проживу (хотя уже не стоит)
Еще одну неделю без тебя.

/сентябрь 99/

О деньгах..

«Одним из величайших деяний дьявола является мысль о том, что его не существует».

Наверное, деньги — второе потрясающее деяние дьявола. Почему?

Раньше, когда не было денег — все было просто. Натуральный обмен. Ты вырастил хлеб, кто-то сделал одежду. Вы произвели обмен. Махнулись не глядя.

При этом (что самое главное!) вы принесли друг другу определенную пользу. Он, грубо говоря, заключается в том, что вы сделали за другого ту работу, которую он не умеете делать, а вы — умеете. Да, деньги были введены для удобства — не всегда одну булку хлеба можно обменять на одну куртку :) И все было бы замечательно. Если бы.

Если бы деньги на самом деле играли вспомогательную роль в процессе обмена одних вещей на другие. Собственно, в некоторых примитивных племенах, скорей всего, так и есть, или так и было. Говоря о примитивных племенах, я не имею в виду заводы в нашей грешной стране, на которых рабочим выдают зарплату покрышками, спичками или валенками. Это — совсем другое дело.

Итак, постепенно люди «цивиллизовывались», и в их поумневших головах стали появятся совершенно уникальные мыли. Например, что эта чистой воды абстракция, именуемая в дальнейшем деньгами, вовсе даже не ерунда. Что деньги — это нематериальное выражение материальных благ, которые можно заиметь, если у тебя есть деньги.

И вот, собственно, и начался процесс «деланья денег». Раньше, чтобы получить деньги, ты сначала должен был что-то сделать (причем это «что-то» может относиться и, например, к сфере услуг), а уж потом в качестве платы получить деньги.

Естественно, нашлись умники, которые захотели получить деньги сразу. Фальшивомонетчики например. Между прочим, совершенно правильно, что фальшивомонетчество каралось смертной казнью — эти люди извращали и без того не самую светлую идею денег :)

Теперь же «деланье денег» — вполне привычный процесс. Взять ту же игру на бирже. Натуральное изготовление денег из воздуха. Или та же «спекуляция» — купить подешевле, продать подороже. Вы будете смеяться, но такие люди — паразиты. :) Они не приносят никакой пользы. Заставляют людей переплачивать, а разницу кладут себе в карман.

В чем-то коммунисты были правы. Хотя бы в том, что гоняли этих спекулянтов :) и не давали людям делать деньги. И еще коммунисты были правы в том, что все люди равны. Равны в том, что приносят (обществу) одинаковую пользую — и дворник, и профессор. Почему одинаковую? Потому что каждый делает то, что умеет. Кто-то же должен подметать улицы. А кто-то — думать.

И платить им, как не странно, должны одинаково. А если платить одинаково — тут и деньги не нужны. :) Действительно — зачем? Приходи в магазин и бери, что хочешь :)

Поэтому «коммунизм — это рулез». Но.

Разумеется, ту версия коммунизма, которая была у нас, даже дерьмом не назовешь. Слишком мягко. А более грубые слова я в присутствии людей стараюсь не употреблять.

Одним словом — каждый должен делать то, что умеет. И что ему нравится делать. Кроме денег. Делать деньги — нельзя. И платить за работу должны столько, чтобы не было смешно. И мучительно больно. И увидел я, что написал, и сказал я: «Это хорошо!».

Пространные философствования о свободе

Если свобода что-то и значит, то только одно. По крайней мере, для меня. И это вовсе не полная свобода делать то, что я хочу. Что я хочу, я и так сделаю, пусть даже и нельзя. Нет, разумеется, я не буду бросаться на людей и пить кровь из молоденьких девушек. Потому что просто не хочу. Я вообще хочу очень немного.

Для меня свобода значит иметь возможность НЕ делать то, что я не хочу. Например, я совсем не хочу идти в армию. Абсолютно. Во-первых, толку от меня там не будет никакого — ну не смогу я поднять руку на ближнего. Даже если он и вонючий чеченец. Во-вторых — не хочу. И все тут. Разумеется, можно просто рвать повестки из военкомата. Прятаться и не жить по месту прописки. Но в нашем дурацком государстве единственная вещь, которая хорошо работает — это институт военного принуждения. И не надо мне говорить, что наша армия разваливается. Вербовочная сеть военкоматов работает, как часы.

Да, разумеется, есть долг перед отечеством «...и все такое». © Бивис. Но что-то как-то не ощущаю я этого долга. И этого отечества. «Мы живем, под собою не чуя страны».

Есть у меня вредная привычка — мерить людей по себе. Почему-то по своей наивности я порой наделяю людей некими своими качествами. Здравым смыслом, например. Мне, например, никогда не придет в голову взять в руки оружие... но, увы, это не значит, что то же самое не придет в голову другим. Настоящий шок для меня был, когда на третьем курсе в институте началась военная кафедра. Больше всего меня поразило даже не то, что американосы — это наш «потенциальный противник», а то, что на полном серьезе рассматривается возможность применения ядерного оружия. Причем говориться это все простым, будничным голосом... «В случае ядерного взрыва, следует укрыться белыми простынями и медленно идти в сторону кладбища, держа автомат на вытянутых руках, чтобы расплавленным металл не капал на казенные сапоги. Почему медленно? Чтобы не создавать панику».

Почему-то я до сих пор такой наивный, до сих пор прихожу в легкий шок, когда в очередной раз замечаю, что на свете есть редкостные идиоты и сволочи. Удивительно, правда? А недавно сделал вообще замечательное открытие — это мир неправильно устроен... Аброз Бирс как-то сказал: «Молиться — домогаться, чтобы законы Вселенной были отменены ради одного, и притом явно недостойного просителя.». Так вот, этот мир «неправильно устроен» совсем не в том смысле. Я не имею в виду, что он устроен как-то не так только по той причине, что все сделано не как хочется мне, любимому.

Мир устроен неправильно вообще. И вовсе не потому, что кто-то богатый, а кто-то бедный, кто-то мужчина, а кто-то — женщина :) Помню, как однажды по телевизору шло «Что, где, когда?». Вопрос был — что такое, по мнению Бернарда Шоу, истина, уставшая от частного употребления? «Знатоки», кстати, так и не ответили. Я же сказал сразу — банальность. Шоу, кстати, я не читал. Верней, читал, но другого — Ирвина. Просто я довольно часто говорю банальности. Причем наступает такой момент, когда вдруг понимаешь — ведь истину твои уста глаголют!..

Поэтому я сейчас не буду говорить, что этот мир устроен не так, потому что люди не живут дружно, воюют, не любят друг друга (вот ведь сволочи-то!) — это будет банальностью. Я даже не буду говорить «это будет банальностью, но это так», потому что эта фраза, в свою очередь, тоже будет банальностью... Это мир устроен не так не потому, что от вас ушла жена или ваш сосед, а не вы выиграл в лотерею. Нет. Вы рано или поздно поймете, почему именно этот мир «не такой». Будь моя воля, я бы изменил этот мир. Совсем чуть-чуть, может быть даже незаметно... Но я не Господь Бог и не сэр Макс, чтобы творить миры. Поэтому пусть все остается, как есть. А я даже не могу объяснить, как оно «есть», и как должно быть...

Недавно видел по ящику... наглядный пример, как устроен этот мир. Маленький ребенок заперся один в квартире. Мать попасть к нему не может. Вызвали спасателей. Те решили используя альпинистское снаряжение спуститься с крыши на балкон и открыть дверь изнутри. Тут и начались проблемы. Какой-то урод на 12ом этаже стал орать, чтобы они не спускались. Он кричал, что никакие они не спасатели, и что его уже три раза так обворовывали. Это придурок заперся в своей квартирке и оттуда орал на всех. Его успокаивали, показывали в глазок удостоверения... он вызвал милицию, которая, приехав, доходчиво ему объяснила, что люди работают, а ему лучше им не мешать. И снова уехала.

Когда молодой паренек стал спускаться с крыши, этот мужик перерезал веревку кухонным ножом... Парень разбился насмерть, а ребенок, напуганный шумом, сам открыл дверь...

...

... И это мир устроен не так не потому, что есть на свете такие уроды, а потому, что часть этого (или другого, благо, что их много) урода есть в каждом...

У вас можно заказать брюнета?..

«У вас можно заказать брюнета под два метра ростом с карими глазами?». Голос в трубке звучал интригующие и с усмешкой. Я узнал бы этот голос среди сотен тысяч других голосов. И я узнаю. Сразу. Слишком быстро, может быть даже за мгновение до того, как она сказала первое слово.

Я не мог ей отказать. Пожалуй, она — единственный человек, которому я не могу отказать. Она назначает встречу в семь, я переношу ее на восемь. В восемь ноль пять я у нее.

Она нисколько не изменилась за эти три года. Только несколько уменьшилась. Вернее, я вырос. В ней по-прежнему метр пятьдесят четыре росту, все тот же вздернутый носик и она все так же курит по две пачки сигарет в день. Я говорю, что рад ее видеть, она — что первым ее желанием было броситься мне на шею. Но она не прыгает мне на шею, а я совсем не рад ее видеть. Разве что чуть-чуть.

Мы выходим из одного подъезда, чтобы купить пива и зайти в другой. Она кричит на людей, заходящих в подъезд, меня облаивает одна и та же маленькая собака, снующая туда-сюда из подъезда. У нее все плохо. У нее было плохой день. Все эти три года. Но она ужасно рада меня видеть и обязательно выразит свою радость. Как-нибудь потом. Еще года через три.

Она рассказывает, где и чем она занимается, и сколько ей за это платят, что ее подруга переехала к какому-то парню, что для того, чтобы снять квартиру и уехать из дому нужно минимум пятьсот рублей; она рассказывает про свой долг в пять тысяч и про другую чепуху. Мы вспоминаем общих знакомых, которых ни я, ни она не видели уже два года и с удовольствием не видели бы еще пять.

Воспоминания упорно не хотят идти дальше определенного временного барьера, хотя мы оба помним все. «А помнишь?». «Помню»...

Она снова бросается общими фразами. Ее снова все предали, и снова все плохо. Она снова (в который раз!) потеряла любимого человека. Недавно она сделала аборт, но об этом она молчит, предпочитая отделываться фразами-пустышками. Я слышу такие вещи, что мне становится стыдно, что у меня все хорошо. Мне становится страшно, что три года назад ее проблемы были моими тоже, и что если только она попросит, снова станут. Она это знает. И не просит.

Она часто уходит в себя и подолгу глядит в одну точку. Мы выходим на улицу и сразу же встречаем общих знакомых, которых хотели бы встретить меньше всего.

Я дурачусь. Она смеется над каждой моей дурацкой шуткой, и постепенно мне удается вернуть ей хорошее настроение. Уже поздно и давно стемнело. Я прощаюсь, мне давно пора домой. Пожелав спокойной ночи и выдавив из себя фразу, что «все будет хорошо», я разворачиваюсь и как можно быстрее иду в сторону метро, делая вид, что не расслышал крика «Останься!».

Дома я устраиваю скандал, что мне «не дают спокойно поесть», приставая ко мне со своими проблемами. Рано ложусь спать.