О деньгах..

«Одним из величайших деяний дьявола является мысль о том, что его не существует».

Наверное, деньги — второе потрясающее деяние дьявола. Почему?

Раньше, когда не было денег — все было просто. Натуральный обмен. Ты вырастил хлеб, кто-то сделал одежду. Вы произвели обмен. Махнулись не глядя.

При этом (что самое главное!) вы принесли друг другу определенную пользу. Он, грубо говоря, заключается в том, что вы сделали за другого ту работу, которую он не умеете делать, а вы — умеете. Да, деньги были введены для удобства — не всегда одну булку хлеба можно обменять на одну куртку :) И все было бы замечательно. Если бы.

Если бы деньги на самом деле играли вспомогательную роль в процессе обмена одних вещей на другие. Собственно, в некоторых примитивных племенах, скорей всего, так и есть, или так и было. Говоря о примитивных племенах, я не имею в виду заводы в нашей грешной стране, на которых рабочим выдают зарплату покрышками, спичками или валенками. Это — совсем другое дело.

Итак, постепенно люди «цивиллизовывались», и в их поумневших головах стали появятся совершенно уникальные мыли. Например, что эта чистой воды абстракция, именуемая в дальнейшем деньгами, вовсе даже не ерунда. Что деньги — это нематериальное выражение материальных благ, которые можно заиметь, если у тебя есть деньги.

И вот, собственно, и начался процесс «деланья денег». Раньше, чтобы получить деньги, ты сначала должен был что-то сделать (причем это «что-то» может относиться и, например, к сфере услуг), а уж потом в качестве платы получить деньги.

Естественно, нашлись умники, которые захотели получить деньги сразу. Фальшивомонетчики например. Между прочим, совершенно правильно, что фальшивомонетчество каралось смертной казнью — эти люди извращали и без того не самую светлую идею денег :)

Теперь же «деланье денег» — вполне привычный процесс. Взять ту же игру на бирже. Натуральное изготовление денег из воздуха. Или та же «спекуляция» — купить подешевле, продать подороже. Вы будете смеяться, но такие люди — паразиты. :) Они не приносят никакой пользы. Заставляют людей переплачивать, а разницу кладут себе в карман.

В чем-то коммунисты были правы. Хотя бы в том, что гоняли этих спекулянтов :) и не давали людям делать деньги. И еще коммунисты были правы в том, что все люди равны. Равны в том, что приносят (обществу) одинаковую пользую — и дворник, и профессор. Почему одинаковую? Потому что каждый делает то, что умеет. Кто-то же должен подметать улицы. А кто-то — думать.

И платить им, как не странно, должны одинаково. А если платить одинаково — тут и деньги не нужны. :) Действительно — зачем? Приходи в магазин и бери, что хочешь :)

Поэтому «коммунизм — это рулез». Но.

Разумеется, ту версия коммунизма, которая была у нас, даже дерьмом не назовешь. Слишком мягко. А более грубые слова я в присутствии людей стараюсь не употреблять.

Одним словом — каждый должен делать то, что умеет. И что ему нравится делать. Кроме денег. Делать деньги — нельзя. И платить за работу должны столько, чтобы не было смешно. И мучительно больно. И увидел я, что написал, и сказал я: «Это хорошо!».

Пространные философствования о свободе

Если свобода что-то и значит, то только одно. По крайней мере, для меня. И это вовсе не полная свобода делать то, что я хочу. Что я хочу, я и так сделаю, пусть даже и нельзя. Нет, разумеется, я не буду бросаться на людей и пить кровь из молоденьких девушек. Потому что просто не хочу. Я вообще хочу очень немного.

Для меня свобода значит иметь возможность НЕ делать то, что я не хочу. Например, я совсем не хочу идти в армию. Абсолютно. Во-первых, толку от меня там не будет никакого — ну не смогу я поднять руку на ближнего. Даже если он и вонючий чеченец. Во-вторых — не хочу. И все тут. Разумеется, можно просто рвать повестки из военкомата. Прятаться и не жить по месту прописки. Но в нашем дурацком государстве единственная вещь, которая хорошо работает — это институт военного принуждения. И не надо мне говорить, что наша армия разваливается. Вербовочная сеть военкоматов работает, как часы.

Да, разумеется, есть долг перед отечеством «...и все такое». © Бивис. Но что-то как-то не ощущаю я этого долга. И этого отечества. «Мы живем, под собою не чуя страны».

Есть у меня вредная привычка — мерить людей по себе. Почему-то по своей наивности я порой наделяю людей некими своими качествами. Здравым смыслом, например. Мне, например, никогда не придет в голову взять в руки оружие... но, увы, это не значит, что то же самое не придет в голову другим. Настоящий шок для меня был, когда на третьем курсе в институте началась военная кафедра. Больше всего меня поразило даже не то, что американосы — это наш «потенциальный противник», а то, что на полном серьезе рассматривается возможность применения ядерного оружия. Причем говориться это все простым, будничным голосом... «В случае ядерного взрыва, следует укрыться белыми простынями и медленно идти в сторону кладбища, держа автомат на вытянутых руках, чтобы расплавленным металл не капал на казенные сапоги. Почему медленно? Чтобы не создавать панику».

Почему-то я до сих пор такой наивный, до сих пор прихожу в легкий шок, когда в очередной раз замечаю, что на свете есть редкостные идиоты и сволочи. Удивительно, правда? А недавно сделал вообще замечательное открытие — это мир неправильно устроен... Аброз Бирс как-то сказал: «Молиться — домогаться, чтобы законы Вселенной были отменены ради одного, и притом явно недостойного просителя.». Так вот, этот мир «неправильно устроен» совсем не в том смысле. Я не имею в виду, что он устроен как-то не так только по той причине, что все сделано не как хочется мне, любимому.

Мир устроен неправильно вообще. И вовсе не потому, что кто-то богатый, а кто-то бедный, кто-то мужчина, а кто-то — женщина :) Помню, как однажды по телевизору шло «Что, где, когда?». Вопрос был — что такое, по мнению Бернарда Шоу, истина, уставшая от частного употребления? «Знатоки», кстати, так и не ответили. Я же сказал сразу — банальность. Шоу, кстати, я не читал. Верней, читал, но другого — Ирвина. Просто я довольно часто говорю банальности. Причем наступает такой момент, когда вдруг понимаешь — ведь истину твои уста глаголют!..

Поэтому я сейчас не буду говорить, что этот мир устроен не так, потому что люди не живут дружно, воюют, не любят друг друга (вот ведь сволочи-то!) — это будет банальностью. Я даже не буду говорить «это будет банальностью, но это так», потому что эта фраза, в свою очередь, тоже будет банальностью... Это мир устроен не так не потому, что от вас ушла жена или ваш сосед, а не вы выиграл в лотерею. Нет. Вы рано или поздно поймете, почему именно этот мир «не такой». Будь моя воля, я бы изменил этот мир. Совсем чуть-чуть, может быть даже незаметно... Но я не Господь Бог и не сэр Макс, чтобы творить миры. Поэтому пусть все остается, как есть. А я даже не могу объяснить, как оно «есть», и как должно быть...

Недавно видел по ящику... наглядный пример, как устроен этот мир. Маленький ребенок заперся один в квартире. Мать попасть к нему не может. Вызвали спасателей. Те решили используя альпинистское снаряжение спуститься с крыши на балкон и открыть дверь изнутри. Тут и начались проблемы. Какой-то урод на 12ом этаже стал орать, чтобы они не спускались. Он кричал, что никакие они не спасатели, и что его уже три раза так обворовывали. Это придурок заперся в своей квартирке и оттуда орал на всех. Его успокаивали, показывали в глазок удостоверения... он вызвал милицию, которая, приехав, доходчиво ему объяснила, что люди работают, а ему лучше им не мешать. И снова уехала.

Когда молодой паренек стал спускаться с крыши, этот мужик перерезал веревку кухонным ножом... Парень разбился насмерть, а ребенок, напуганный шумом, сам открыл дверь...

...

... И это мир устроен не так не потому, что есть на свете такие уроды, а потому, что часть этого (или другого, благо, что их много) урода есть в каждом...

У вас можно заказать брюнета?..

«У вас можно заказать брюнета под два метра ростом с карими глазами?». Голос в трубке звучал интригующие и с усмешкой. Я узнал бы этот голос среди сотен тысяч других голосов. И я узнаю. Сразу. Слишком быстро, может быть даже за мгновение до того, как она сказала первое слово.

Я не мог ей отказать. Пожалуй, она — единственный человек, которому я не могу отказать. Она назначает встречу в семь, я переношу ее на восемь. В восемь ноль пять я у нее.

Она нисколько не изменилась за эти три года. Только несколько уменьшилась. Вернее, я вырос. В ней по-прежнему метр пятьдесят четыре росту, все тот же вздернутый носик и она все так же курит по две пачки сигарет в день. Я говорю, что рад ее видеть, она — что первым ее желанием было броситься мне на шею. Но она не прыгает мне на шею, а я совсем не рад ее видеть. Разве что чуть-чуть.

Мы выходим из одного подъезда, чтобы купить пива и зайти в другой. Она кричит на людей, заходящих в подъезд, меня облаивает одна и та же маленькая собака, снующая туда-сюда из подъезда. У нее все плохо. У нее было плохой день. Все эти три года. Но она ужасно рада меня видеть и обязательно выразит свою радость. Как-нибудь потом. Еще года через три.

Она рассказывает, где и чем она занимается, и сколько ей за это платят, что ее подруга переехала к какому-то парню, что для того, чтобы снять квартиру и уехать из дому нужно минимум пятьсот рублей; она рассказывает про свой долг в пять тысяч и про другую чепуху. Мы вспоминаем общих знакомых, которых ни я, ни она не видели уже два года и с удовольствием не видели бы еще пять.

Воспоминания упорно не хотят идти дальше определенного временного барьера, хотя мы оба помним все. «А помнишь?». «Помню»...

Она снова бросается общими фразами. Ее снова все предали, и снова все плохо. Она снова (в который раз!) потеряла любимого человека. Недавно она сделала аборт, но об этом она молчит, предпочитая отделываться фразами-пустышками. Я слышу такие вещи, что мне становится стыдно, что у меня все хорошо. Мне становится страшно, что три года назад ее проблемы были моими тоже, и что если только она попросит, снова станут. Она это знает. И не просит.

Она часто уходит в себя и подолгу глядит в одну точку. Мы выходим на улицу и сразу же встречаем общих знакомых, которых хотели бы встретить меньше всего.

Я дурачусь. Она смеется над каждой моей дурацкой шуткой, и постепенно мне удается вернуть ей хорошее настроение. Уже поздно и давно стемнело. Я прощаюсь, мне давно пора домой. Пожелав спокойной ночи и выдавив из себя фразу, что «все будет хорошо», я разворачиваюсь и как можно быстрее иду в сторону метро, делая вид, что не расслышал крика «Останься!».

Дома я устраиваю скандал, что мне «не дают спокойно поесть», приставая ко мне со своими проблемами. Рано ложусь спать.

В последнее время я стал замечать...

...В последнее время я стал замечать, что разговариваю с ней, даже когда ее нет. — Смотри, что тут пишут: «Дмитрий растет болезненным ребенком. Он переболеет самыми разными болезнями, что отразится на его нервной системе…». Врут они все. В детстве я был крепким и крупным. Меня даже в седьмом классе «Лосем» называли. Это теперь я старый и больной. — Ну а что тебе мешает, — она неприменно скажет «а что тебе мешает?», — взять да и заняться чем-нибудь? Тем более что ты мне обещал. Она вообще обожает задавать риторические вопросы, на которые мне требуется дать точный и ясный ответ. «Когда ты перестанешь сидеть, сгорбившись?», «Когда ты перестанешь ложиться спать в 6 утра?», «Долго еще мне ждать?…»

Мне ничего не остается, как, выдержав ее испытующий взгляд, сказать «Скоро», чтобы нарваться на уточняющий вопрос «Когда скоро?». Приходится выкручиваться, назначать бессмысленные даты, раздавать обещания, которые не будут выполнены, клясться, что каждый день в восемь утра буду, как штык, чистить зубы (интересно, штыки чистят зубы?) и заправлять постель, в то время, как мы оба знаем, что раньше двенадцати мне все равно не подняться.

Все мои клятвы неизбежно заканчиваются ее фразой «Поживем — увидим», которая предвещает только одно — что скоро предстоит повторение этого бессмысленного разговора слово в слово.

Разругавшись в пух и прах, еду домой. В автобусе читаю «Бесов» и пялюсь из-за книги на симпатичных девушек. Ложусь в пять. Встаю в восемь. Выдался прекрасный пасмурный день цвета #dcdcdc. Цвет приятен и не режет глаза, уставшие за ночь. Предметы кругом привычно теряют свои яркие цвета, превращаясь в градации серого. Иду, для каждого предмета выкладывая в мозгу цвет в RGB.

Помню, я однажды с ней поспорил, что у меня рубашка не белая, а цвета #f0f0fa. Она сказала — у тебя белая рубашка. Я же начал ей объяснять природу RGB. Первой моей фразой было «Ты когда-нибудь видела телевизор вблизи?».

Это была моя ошибка. За полтора года я слишком хорошо изучил ее, но снова не выдержал. Задал риторический вопрос.

Да, следует сказать, что я не имею права задавать риторические вопросы. Все что угодно, но только не это. Я могу не чистить ботинки два месяца, — и это будет лучше, чем задать хоть один риторический вопрос. Но на это раз все кончилось значительно лучше — она не сказала «Ты что, меня за дуру держишь?», как она обычно поступала в таких случаях. Она сказала: «А ты видел, какой у нас старый телевизор?».

Я видел их старый телевизор. Как минимум раз в неделю на протяжении нескольких месяцев. Я видел сотни старых телевизоров. Более того, когда я был совсем маленьким, я любил подходить близко-близко к нашему старому телевизору и рассматривать вблизи красно-сине-зеленые точки.

Я замялся. Это был убийственный аргумент, чтобы не продолжать разговор, — говорить про их старый телевизор не было смысла, и после невнятного, короткого и тихого лепета про точки, три цвета по одному байту каждый, про 16 миллионов цветов и прочую ерунду, в течение которого она откровенно зевала мне в лицо, я сказал, что рубашка у меня все-таки не белая.

Любые выражения, типа «как ты, наверное, знаешь…», «ты, наверное, видела?..», «помнишь, я тебе показывал?» почему-то всегда воспринимаются, как мое негодяйское сомнение в ее умственных способностях.

Объяснять надо быстро, четко и слаженно, а потом делать вид, что ты ничего не говорил. Единственный раз, когда я заставил ее слушать внимательно, был, когда я объяснял ей билет по информатике. Был у нас такой экзамен. Когда я сдавал, учитель старался задать мне трудный вопрос. Когда он спросил, что в компьютере главное, я сказал — шина. Он очень любил и уважал шины. И поставил мне пять. Впрочем, пятерки поставил он всем.

Я популярно объяснил ей, что такое интернет, FTP, IP и другие вещи, после чего фраза «помнишь, я тебе рассказывал, что такое IP? Так вот…», по недосмотру допущенная мной в следующих объяснениях грозила мне крупными неприятностями. С тех пор я не говорю с ней о компьютерах, о Сети и о многих других вещах, о которых я, в общем-то, не склонен говорить с девушками, и не говорил бы, если б не мое желание поделиться хоть с кем-нибудь тем, что я делаю. Я могу, конечно, не с того ни с чего брякнуть ей «а я ftp-uploader написал»…но тогда уж проще пойти к маме и сказать "мам, а я новую программу написал (нарисовал новый сайт, заработал миллион долларов, — опционально). При этом мама сделает удивленное выражение лица, как будто она раньше даже и не представляла, чем ее сын занимается, а на все мои попытки доказать ей, что я лучше средней массы, будет делать вид, что я хвастаюсь.

Помню, как я долго втолковывал маме, что за эти 10 маленьких полосочек, называемых баннерами, мне заплатят деньги. Любимый аргумент в таких случаях — «А что, другие не умеют такие штучки рисовать? Ты что, лучше всех, раз тебе за это денег платят» или «А почему они выбрали именно тебя? А как они тебя нашли, через интернет, да?»

Моя мама очень умная, но иногда складывается впечатление, что за неимением сказать ничего лучшего она начинает говорить глупости. С Ней совсем все по-другому. Стоит придти к ней и сказать — «Я лучше всех, я самый-самый!» — и она ничего не ответит. Она даже не улыбнется, но посмотрит на меня таким взглядом, что я пойму — те, кто лучше всех, ложатся спать в 11 вечера, не носят целыми днями одни и те же джинсы, не сутулятся.

Я не умею делать сюрпризы. Я не могу, как бывший ее хахаль — сынок богатых родителей — покупать раз в неделю ей букет роз, только потому, что не нахожу это разумным способом вложения денег, к тому же на такой букет мне надо будет заработать деньги. Сидя за компьютером. Сгорбившись. Не обращая внимание на нее. Чтобы снова получить «Ты любишь компьютер больше, чем меня». В меня не надо тыкать моими же недостатками. Я терплю себя вот уже 19 лет и знаю их наизусть. Мне надо, чтобы кто-то каждый день повторял мне что я — лучше всех, но не в форме «ты был бы лучше всех, если бы не…».

Я хочу, чтобы меня принимали as-is, чтобы мне было к кому придти и пожаловаться, что «этот дурацкий Delphi не хочет компонент цеплять», не боясь, что мне скажут, что Delphi для меня важнее самого любимого человека. А я взамен обещаю исправиться. Когда? Завтра.

…В последнее время я стал замечать, что разговариваю с ней, даже когда ее нет…