Vita brevis

Мне кажется, я задолжал еще один панегирик.

Мама рассказывала, что нашла дневник папы и прочитала там, как его классе в шестом мать впервые назвала эгоистом и не переставая делала это класса до седьмого, пока не уверовал. В итоге сын Виталий вырос отличником учебы и опорой семьи: он не просто сам поступил в университет после техникума, став первым в роду Смирновых специалистом с высшим образованием, но и затащил туда же младшего брата. По успеваемости он был лучшим на потоке, отчего многие думали, что он попросту еврей. Виталию очень нравилась преподавательская и научная деятельность, и будущее он видел в ней.

На первом курсе он женился, и у них тут же, ровно через 9 месяцев, завелся совершенно незапланированный ребенок. (Позже мать объясняла ребенку, что женщины — существа опасные, каждая из которых так и хочет поскорее залететь, чтобы привязать покрепче к себе и женить, как приличного человека. Интересно, откуда у нее взялись такие идеи).

В девять месяцев ребенка отдали на год бабушкам в другой город, а потом так же забрали обратно, после чего сын не узнал мать родную. «Бабушки испортили», — сделала вывод она. Официальная версия поступка — «надо было доучиться в институте». Неофициальная, рассказанная в приватном разговоре: мама испугалась, что пока она сидит с ребенком, отец найдет другую, поэтому за ним надо было следить на занятиях, а ребенок мешал.

Став отцом, Виталий поступил разумно и честно: бросил всю эту науку и глупые мечты, пошел в партию, там обещали квартиру и карьеру. После развала Союза папа занялся бизнесом и купил наконец-то квартиру. Ни партия, ни бизнес ему не нравились, но ответственный, исполнительный и надежный человек всегда нужен всем. Подчиненные отзывались о нем, как о спокойном, добром и мудром руководителе, буквально отце родном, который никогда не повысит голос.

Они не видели его с другой стороны. Домой он приходил вымотанным, и единственным его желанием было, чтобы его оставили в покое. Это и была другая сторона: темная необщительная туча. С сыном он не разговаривал, время от времени называя его трутнем и тунеядцем. Ничего такого, никакого насилия: отца в детстве били, и он поклялся себе никогда не поступать так с ребенком. Обещание сдержал, поэтому ребенка била мама.

В возрасте шести лет сын попал в больницу и чуть не помер, родители поняли, насколько он все-таки для них ценный, и поэтому было решено завести «запасного ребенка». Мать больше не хотела других детей, но это стало аргументом.

От экспериментов Гарри Харлоу над обезьянами я каждый раз рыдаю: он изучал детскую привязанность, поэтому отрывал детенышей от матерей и смотрел, что из этого получится. Ничего хорошего. Самки, выращенные таким образом часто просто откручивали своим новорожденным головы. Там же нашелся способ, с помощью которого можно немного «вылечить» таких обезьян: надо к ним подсадить уже не новорожденных детенышей, которые очень хотят обнимашек. Если настойчивость детей победит, то черствая обезьяна рано или поздно растает.

В качестве запасного ребенка родилась девочка. Ее не отлучали от матери при рождении, как сына, так что девочка выросла контактной. Сердце матери ей растопить не удалось, но отец не устоял, она стала его любимым ребенком. Семья разрасталась, но первородный грех все равно лежал на сыне: именно его рождение все поменяло, и именно поэтому отец вынужден работать на нелюбимых работах.

В это же время жертвы стали давать плоды: в доме появились деньги, и девочку стали баловать, хотя бы материально. Образовалась понятная схема, в которой деньги являются проявлением заботы и может быть даже любви: отец тратил все силы и нервы на то, чтобы обеспечивать семью, а в ответ, видимо, хотел, чтобы его любили за то, что он не эгоист.

Схема возможно бы даже и работала, но Виталий просто связался не с теми людьми. Маму не только не любили в детстве, но и пытались вытравить, когда она была еще плодом. Аборта не случилось, плод выжил и развился в человека с пограничным расстройством личности. Оставляя за кадром необходимые расшаркивания ножкой о том, что каждый человек уникален и несводим к диагнозам, это был хрестоматийный случай.

На бытовом уровне это проявляется в том, что человек на пустом месте регулярно устраивает скандалы, что его не любят, что бы ни происходило в реальности. «Пограничное расстройство личности» называется так еще и потому, что стоит на границе между нормальностью и безумием. Эти люди здоровы до такой степени, что их еще нельзя класть в больницу, но больны до такой степени, что способны испортить любые отношения просто нестабильностью собственной психики. Эти люди не знают, что такое любовь, и способны отдать ребенка на год, чтобы не мешал, поэтому от экспериментов Гарри Харлоу над обезьянами я каждый раз рыдаю. Перед смертью мать издала сборник стихов, экземпляр достался и мне. Единственной темой была та самая любовь, которой не было. Она всегда где-то там, за горизонтом, неуловима и непознаваема, и вот мама заламывает руки и ждет, ждет, ждет.

Отец, возможно, и верил, что недостаточно хорошо любит маму и старался зарабатывать еще лучше. Деньги, олицетворяющие любовь, являлись деньгами Шредингера: они одновременно были, и их не было. Нельзя даже сказать, что они проматывались — они просто пропадали. Брат, которого отец подтянул и устроил, зарабатывал гораздо меньше, но жила его семья стабильно хорошо, медленно, но верно повышая благосостояние. «Прижимистый», — называла его мама с отвращением.

Одна из безумных черных дыр, записанная, кстати, на мой счет, была попыткой мамы в течение десяти лет сделать из меня чемпиона по спортивным бальным танцам. Все это стоило безумных денег, включая полеты в Москву к тренерам мирового класса, которые не могли исправить главного: мальчик был, скажем так, угловат и совсем не champion material (но с тех пор у меня прекрасная осанка). Продолжалось это с 7 до 17 лет, после чего я забыл это, как страшный сон, затем все то же самое попытались провернуть с дочкой. Мама с детства мечтала танцевать, но не сложилось.

Анекдотичным примером отсутствия денег всегда выступали Дни Рождения: у мамы он был на семь дней раньше, чем мой, все деньги тратились на него, и к моему Дню Рождения родители разводили руками: «ты знаешь, в семье нет денег». И так — каждый год. На фоне остального это скорее печально веселило своей иллюстративностью, как неожиданное для коммунальных служб наступление зимы. «Никогда такого не было, и вот опять».

Жертвы даются не легко, отец сначала растолстел, потом заработал диабет, пережил что-то с сердцем, а потом у него отказали почки, поменять которые просто так было нельзя, как раз из-за ожирения и диабета. Началась жизнь на гемодиализе, которая имеет свои особенности: живут «гемодиализники» в среднем лет семь, помирают от нагрузки на сердце в любой момент. Папа продержался десять.

Умер он 9 февраля 2021 года.

Болезнь для папы стала своеобразным wake up call. Его мечтой было заработать достаточно денег и встретить счастливую пенсию, теперь же у него была пенсия в лучшем случае по инвалидности. Он развелся («давно пора» сказал я), потратил немного денег для себя: купил себе тихий домик и крутой джип для рыбалки и даже завел себе новую жену, которую я за десять лет ни разу не видел. До этого папа ходил в обносках, даже будучи богатым, что списывалось, конечно же, на «скромность», но он просто заботился о семье. Надеюсь, вот так официально развалив семью, он смог последние десять лет пожить для себя.

Наше общение сводилось к очень ограниченному набору коротких посланий. Помимо упомянутого «паразита» и «тунеядца» там было:

«Скучно? Читай книгу». Несмотря на то, что папа был техническим интеллигентом, любовь к книгам у меня появилась от него.

«Нужны деньги? Зарабатывай». Где-то здесь рядом находится мамино послание «Ты был накормлен и одет, что тебе еще надо?». Между прочим, накормлен и одет — это золотой стандарт детдома. Зарабатывать я начал рано (и при первой возможности съехал от них). Когда папа позвал меня подработать грузчиком себе в компанию, ну, вы знаете, такая типично подростковая работа в воспитательных целях, чтобы знал, как деньги тяжело зарабатываются и задумался об умственном труде, я уже зарабатывал умственным трудом, так что вся мораль истории прошла мимо.

«Не надо работать на дядю». Я всегда шутил, но не вслух, что даже знаю, о каком дяде идет речь: папа был заместителем директора и сооснователем фирмы, делал половину работы, но получал не 50/50%.

«Надо больше отдыхать». Тоже совершенно понятная в свете истории отца мантра, на которую у меня был свой ответ: «Надо меньше напрягаться». Можно подумать, что это ответ тунеядца, но нет, скорее это про то, что не надо урабатываться.

Вот, пожалуй, и все.

Самым продуктивным его посланием стала болезнь. В это время я был в Москве и работал в Яндексе. Работа была любимой, но очень нервной, вернее, нервным было мое отношение к ней. От стресса у меня начались проблемы со здоровьем, ничего страшного, хотя было мне всего 30.

Папа подал наглядный пример, как не надо, как я не хочу закончить, и мой собственный поход на терапию я связываю в том числе и с этим. Надеюсь, последние десять лет он прожил счастливо, насколько позволяла ему болезнь. Я за эти десять лет поменялся так, что судьба отца мне не грозит.

Жизнь папы для меня является примером смертельной — буквально — опасности долга, самопожертвования и прочей подобной ерунды и одновременно вакциной от нее.

Еще один характерный пример долга — дед-алкоголик, отец отца, которого после смерти бабушки папа перевез к себе, в семью, иначе бы он просто спился. Это не помогло: дед добывал водку неизвестно откуда, напивался, и устраивал отцу концерты, когда тот возвращался с работы злой и уставший. Дед прожил с ними лет пятнадцать, отравляя существование всем. На каком-то этапе я даже боялся, что дед переживет отца (папа был уже болен, когда дед наконец помер). Мама считает, что проживание деда развалило семью. Я считаю, что никакой семьи никогда и не было.

Помню, как однажды я пытался доесть что-то из холодильника, по-моему, последнее яблоко, и получил окрик от отца: «Оставь, вдруг кто-нибудь из семьи захочет». Это заставило задуматься.

Наверняка я виделся, как его неудачное продолжение: папа полностью игнорировал себя и, аналогично, меня. С отцом мы никогда не спорили, потому что не общались, но папа оказался одновременно прав в своем послании, и неправ в мотивах и средствах, и время в какой-то степени все расставило на места.

Я не работаю на дядю (а работаю на много дядь), как и папа успешно содержу семью, но не помирая от стресса и больше отдыхая, и что самое главное — делаю это добровольно и из-за любви. Помню, как однажды мать, узнав мою зарплату (когда она у меня еще была большая) выдала, что гордится мной: это было сравнимо с тем, что приносит домой отец. «А ты даже не напрягаешься». Я тут же испытал прилив ненависти — «ты же его и напрягаешь» — но это было обычным явлением в моем общении с мамой. Моя текущая работа чем-то напоминает преподавание и, возможно, даже науку — чем хотел заниматься отец, что доказывает, что не обязательно жертвовать и этим.

У меня есть настоящая семья и дом («место, в котором каждому конкретному члену семьи хорошо»). Во многом это заслуга моей жены, испортить которую у меня до сих пор не получилось.

Среди моих клиентов есть много людей без отцов, и я прихожу к выводу, что у меня отец «был, но не присутствовал», что все равно в разы лучше, чем если бы его не было. По крайней мере, я точно знаю, за что меня отец не любил.

«Зато мы не голодали». Контрпример — семья моей жены — голодала в 90-ые вплоть до картофельной диеты, зато Катя до сих пор вспоминает какие-то мифические семейные активности, которые у них были. Я же, когда стоит задача провести время с детьми, стою как абсолютный дебил и не знаю, куда себя деть, и что вообще делать. Ну разве что заставить старшего тунеядца читать.

Not a superman

Инстаграм

Напоминаю, что у меня есть маленький уютный семейный инстаграм, в котором сейчас 1044 фотографии.

Да, я ебнулся

И те, кто не слышал музыки, считали танцующих сумасшедшими. (Ницше)

Тут недавно один товарищ демонстрировал боязнь сойти с ума (и куча комментаторов). Дескать, смотрю две минуты про Таро и в панике закрываю, «не могу больше».

Страшно, мол, раньше мне автор (то есть, я) нравился, так как мы были похожи, а теперь не похожи, и мне страшно — а вдруг все-таки похожи? «Вдруг тоже ебнусь».

Я до этого уже писал — но никто, понятное дело, не заметил и не примерил — вот что:

Вообще, конечно, если русский мужчина занимается «изотерикой», то он почти всегда обязательно 100% фрик... У русских же мужчин запрет на все это мракобесие настолько силен, что им надо сначала натурально ебануться, а потом начать этим заниматься, иначе общественные установки не пускают. Понятно, что после этого в русской православной изотерике одни ебанутые!

И тут надысь читаю Подводного, который пишет примерно то же самое:

Итак, эмоции — это нечто вроде рудиментарного хвостика, показывающего происхождение человека из животного мира, — что-то одновременно смешное, постыдное и культурному человеку совершенно не нужное... бывают высокие чувства у поэтов, но обычный человек на подобные эмоции не способен, и слава Богу, что так.

Нежные чувства к родному краю, скажем, извилистой Москве-реке, робко льнущей к величественному зданию Московского Государственного Университета имени М. В. Ломоносова, или романтическая привязанность к собственной жене, надежно опосредованная сексуальными с ней отношениями, — это пожалуйста, это допустимо, если рассматривается как нечто вспомогательное, вроде смазки или прослойки, подобно интеллигенции в классовом государстве рабочих и крестьян. Однако человек, не сдержанный эмоционально, живущий страстями и ориентированный на собственные чувства, выпадает из среднесоциальных слоев, где на обеденном столе обязательна скатерть или клеенка в цветочек, и переводится общественным подсознанием в нижнесоциальные слои, где незнакомым людям говорят «ты», а скатерть замещается газетой или ничем. Там можно в гневе орать на мужа и детей, бить посуду, а в юности время от времени валяться в истерике или развлекаться с чужими мужьями минетом на лестничной клетке — все это в порядке вещей, поскольку составляет неотъемлемую часть жизни и даже в известной мере служит ее украшением.

При такой постановке вопроса проблема воспитания культуры чувств решается в следующем ключе: чем больше культуры, тем меньше чувств, во всяком случае, отчетливо проявленных. В результате эмоции среднего уровня, которые человек считает для себя недостойными, вытесняются в подсознание, скапливаются там и начинают бродить, становясь все более грубыми, пока не прорываются наружу в поражающем и ужасающем самого человека, и его окружающих виде.

Представления об эмоциональной жизни в современной культуре, во-первых, чрезвычайно примитивны, а во-вторых, в большой мере извращены.

То есть, простым языком — если ты испытываешь эмоции, то ты фрик: либо деятель культуры, либо пидор вовсе, либо психически неуравновешенный деклассированный элемент.

Промежуточного звена нет — либо нормальный, либо ебанутый.

В общем-то, боязнь сойти с ума у первого товарища говорит ровно о том же, он не боится сойти с ума «сам по себе», он боится, что его после этого запишут в изгои.

И совершенно правильно боится — обязательно запишут!

Он не такой известный в узких кругах блогер, как некоторые, его не побегут спасать с дружным плачем «одумайся! пиши как раньше! давай логику-математику, вот это все!». (Вот, кстати вам логика и математика, но опять «никто не заметил»).

Это, кстати, еще у Пушкина было:

Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:

Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я 
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.

И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.

Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверка
Дразнить тебя придут.

Автор прямым текстом пишет: «в общем-то, разум не не нужен, не то, чтобы я им дорожу, без него весело, но только вот ведь на цепь посадят и дразнить придут».

Вот это «дразнить придут» я регулярно и наблюдаю.

Но меня это не особо печалит, потому что «я-то уже спасся», а вот современным мужчинам точно пиздец.

По вышеперечисленным причинам.

Ну, потому что налицо системный кризис патриархата в целом (готов слушать возражения от тех, кто прочитал книгу по ссылке и вот эту) и каждого мужчины в частности (если вас это не касается, проходите мимо), при этом жить так дальше нельзя (или можно, но максимум до 50-и, а потом в могилку). Но — круговая порука. Все смотрят кругом — уж не пидор ли их сосед? Ну, метафористически.

(Мне как-то позвонил папа и с отвращением в голосе спросил, уж не работаю ли я ради удовольствия).

Есть граница (не «настоящая», а в общественном сознании), и я ее перешел.

Скажем, бегать — это еще не особо общественно порицаемо, это еще за границей. «По нашу сторону». Я наблюдал минимум троих мужчин, которые начинали бегать. (Танаев — молодец, пользуясь случаем). Схема примерно одинаковая — их прет, они делятся ощущениями, при это рано или поздно начинают интересоваться, не заебали ли они всех своим бегом. Нет, не заебали. А даже если и заебали, лучше заебать бегом, «от него хоть польза есть». Один (может и не один) выложил selfie в беговых штанах и сам же написал, что они пидорские — нанес предупредительный удар, чтобы не дай бог никто не сказал, что они пидорские.

Потом под предлогом бега (я настоящий мужик! мне нужны рекорды!) можно отказываться от алкоголя и прочих вредных говн, и никто ничего не скажет! Ну, в духе «ТЫ ЧО, СПОРТСМЕН! НУ ДА, СПОРТСМЕН. А, НУ ПРОСТИ, БРАТИШКА».

Короче, бег — это безопасный для психики окружающих способ, занимайтесь им.

А вот какая-нибудь йога — это уже да, звоночек.

Один мой знакомый (тоже) занялся йогой и вместо фотографий его любимых стейков начал выкладывать в инстаграмм фотографии овощей и фруктов. И я не удержался и пару раз пошутил на эту тему.

А потом думаю — ну, блядь, ебушки-воробушки, что же я творю? Я, в общем-то, тоже не большой любитель мяса, а овощи и фрукты выглядят аппетитно. Что же я тогда веду себя, как они все? Ну, понятно, что. Круговая порука. Все смотрят кругом, не пидор ли. Несет ли он мужскую ношу с серьезной миной лица. А если нет, то «и сквозь решетку как зверка дразнить тебя придут».

Вот эти шуточки — это как раз оно, ага.

Короче, даже я, человек высокой культуры быта, не смог сказать «Вегед, ты большой молодец». А тоже немного подразнил. Не то, чтобы ему нужна моя поддержка, просто шуток по поводу овощей он и без меня наслышался наверняка.

Он, кстати, и на Burning Man съездил, люто завидую.

Помню, я на терапии как-то договорился до того, что завидую (помимо Вегеда, ему я тогда не завидовал) ебанутым самопровозглашенным пророкам. Сейчас-то понятно, что это гиперкомпенсация, то есть не «хотел бы я тоже быть ебанутым так, что посрать на мнение других», а просто «хотел бы я тоже так легко уметь посрать на мнение других».

Мечта сбылась на половину — с одной стороны, я не ебанутый пророк (но персонально вы можете верить во что угодно), с другой — мне посрать на мнение других, но совершенно не демонстративно (этим, собственно, пророки отличаются от позеров-неформалов, которым тоже «посрать на мнение толпы»).

А вообще, следует отдать мне должное, Таро я очень хорошо подобрал в качестве темы, на которой невообразимо тяжело заработать, будучи мной. Таро у «здравомыслящих» людей что-то на уровне уринотерапии. То есть совсем фу-фу. Вот один мой начинающий психолог (его имя я не буду называть, вы и так знаете!) прослушал мой курс по Таро, после чего а) посоветовал своим читателям, б) потратил какое-то время на то, чтобы тут же объяснить им, что он не ебанулся.

Потому что стыдно, понимаю. Стыдно не за то, что курс плохой, а ровно наоборот — за то, что прослушал до конца с удовольствием, а ведь могут подумать, что в мистику вдарился.

Выходит смешно — я в моем курсе не учу, как предсказывать будущее а-ля Нострадамус или Ванга и метать файрболы, поэтому ко мне не идут по-настоящему ебанутые, но из-за того, что это Таро, ко мне не идут те (мужчины), кому стыдно. С другой стороны, они даже на терапию не идут, хотя по многим она плачет.

(Потенциальный товар, кстати — что-то для реабилитации мужчин, и при этом не такое позорное, типа психологии).

Так вот, мне очень интересно и весело жить.

Я в последнее время часто улыбаюсь и время от времени смеюсь «в голос» (чего раньше не делал), пока что по разумным поводам, хотя — как знать! Время от времени я плачу над грустными фильмами (как баба!). Мой голос не кажется мне уродским в записи. Меня прет огромная куча вещей — например, я недавно узнал, что «корень имбиря» — это не корень, а «корневище», и это два разных предмета. (Корень — это то, что добывает вещества, а корневище — то, где они хранятся, типа клубня).

Узнав это, я пошел в 4 часа ночи в соседний магазин, купил там «корень» имбиря и посадил его (говорят, он без проблем отращивает уже настоящие корни и растет, потом можно собирать урожай). Теперь буду переживать по поводу его самочувствия! Вдруг не взойдет. Раньше бы мне просто не пришло такое в голову, в лучшем случае я бы лежал в те же 4 часа ночи и думал серьезные думы о сложностях на работе.

Но эти примеры ничего не значат. Вернее, они ни о чем вам не скажут. Но можно повернуть это и так — «по объему радости жизнь снова становится почти как в детстве».

Это стоит «всех сокровищ мира», потому что когда какое-то сокровище мира тебя не радует, оно, очевидно, не твое сокровище.

Путей возвращения радости много (не обязательно терапия), а вот страх на пути примерно всегда один и тот же.

Ладно, бисер на исходе. Время резко подвести итоги:

1. Да, я окончательно ебанулся. Бесповоротно.
2. Нет, меня уже не спасти, большое спасибо, конечно, но можете и не пытаться.
3. Спасайтесь сами, вам это ооооочень пригодится. The end is near.
4. Не получается спастись самим — обращайтесь!