Evolve, let the chips fall where they may
Очевидно, что у любого человека есть всего два выхода: либо убить себя, либо стать лучше.
Не очевидно?
«Все, что не убивает нас, делает нас сильнее» же.
«Человек с пустой кобурой»
That which does not kill us might be friendly.
Augmented reality
Посвящается очередной любовнице.
— Самое лучшее время в сексе — это 20 минут до и 20 минут после. Этакий aftertaste.
Знаете, как переводится «окрошка»? Помимо «okroshka», что ни о чем не говорит. «Cold kvass soup with chopped vegetables and meat». И ведь не поспоришь. Поэтому разговор ведется на привычной смеси двух языков, просто ради сокращений речевых усилий. У каждой социальной группы — свой диалект, группа «я и мои воображаемые друзья» — не исключение.
— Пожалуй, соглашусь, — согласился я, пожалуй.
— Да любой мужик за 30, которому спермотоксикоз не давит на мозг, так думает.
— Ну, далеко не любой, есть нюансы. По знаменитой классификации игроков я — эксплорер, в сексе. А не ачивер. Мне как-то лишние звездочки на фюзеляже ни к чему, только краску переводить. Цель сегодня трахнуть Лену, а завтра — Машу уже не стоит. Может быть, лет десять назад — да. А теперь мне интересней в девушке поковыряться (pun intended).
— Расскажи мне об этом! Я в WoW только так эксплорер и играю, но есть свои минусы.
— Медленно качаешься? Ганкают? Нет эпиков?
— Да-да, все перечисленное. Ну ты же понимаешь, что когда начинается взаимное проникновение, начинаются и привязки. Они думают, что интересны тебе, как личность! А у тебя просто стиль игры такой.
— Сам мучаюсь, э! Но это как щенки и радуга: все, что нас не убивает — делает нас сильнее. С точки зрения нормального половозрелого самца я дефективен, секс на одну ночь и ковровое осеменение мне не интересны, а страсть к познанию и поиск правильных кнопок делает меня практически идеальным любовником — ну, в глазах женщин. Но мне-то от этого не легче! Особенно тяжело, когда девушка считает, что их у меня уже 10, а она будет 11-ая.
— У тебя на лице просто написано, что их у тебя 10. Как в augmented reality. Видел на айфонах такая штука? Виртуальное изображение проецируется на картинку из реальности. Бабы результирующую картину и принимают за правду. Чисто потенциально их у тебя действительно 10, а она действительно 11-ая.
— «Потенциально». Ну, да, конечно. Надо меньше говорить «нет». А то как баба, блядь. Так, я побежал, у меня через 20 минут клиент.
— Давай, а я спать.
Я мысленно хлопнул собеседника по плечу, закрыл ноутбук и одним глотком допил остывший кофе. Все, кто презренно кривят губы на слове «виртуальное общение» — идиоты.
Минусы, видимо, кроются в слове «виртуальное». Да, мы никогда не видели друг друга и почти не обращаемся к друг другу по именам, но взамен имеем возможность выходить (или не выходить, что тоже прекрасно) на связь когда угодно, игнорируя даже банальную географию — он давно свалил в одноэтажную Америку, в город-не-помню-его-названия (а «настоящий» друг запомнил бы) и сейчас ляжет спать, а у меня начинается трудовой день в Москве, в которой я прижился, как грибок в питательной среде.
К тому же — очень легко быть откровенным с буковками на экране. Они не осуждают. Просто не умеют.
Я — «шоппинг ассистант».
Это не сложно.
Одеваешься, как Ив Сен Лоран в молодости, с одной стороны — вроде бы классика, с другой — пикантная деталь в виде роговых очков, вытащенных из 60-ых так называемыми хипстерами (жалкие мартышки) намекают на связь поколений и на то, что мода бегает по кругу. Так же мягко улыбаешься — теперь это можно себе позволить, в отличие от напористого стиля, с которого пришлось начинать, когда был не известен и требовалось производить впечатление. Сейчас мои контакты передают из рук в руки по дружбе, вместе с рекомендациями, исключающими необходимость что-то доказывать.
Главное — харизма, а вовсе не знание того, что в этом сезоне белый — это новый черный. А харизма накачивается так же, как и мышцы — изнурительными тренировками. Плюс хотя бы минимальное чувство прекрасного, что тоже поддается тренировке.
Как правило, я беру деньги за то, что меняю одну дорогую безвкусную хуйню, надетую на клиента на другую, чуть более дорогую и чуть менее безвкусную. Сначала я даю клиенту шанс — говорю не то, что он хочет услышать, а то, что стоило бы сделать. Чаще клиент предпочитает платить за то, чтобы не меняться. «Слишком радикально».
Что ж, «кто девушку обедает, тот ее и танцует». В конце концов, если люди просто хотят купить мое время в качестве приятного попутчика по цене элитного эскорта — это их право.
Иногда они хотят купить и ночь после. Хотя даже у меня есть стандарты.
Но их немного.
Если девушке за 26 и у нее нет детей, то она должна следить за собой. «Это гормоны», — объясняют они магические изменения, превратившие золушку в тыкву. Возраст такой. Ну да.
Гормон лени. «Острый шлангит», как говорил мой папа, правда, по моему поводу. Папа еще тогда знал, что я вырасту паразитом и тунеядцем. Но, конечно, не шлагнит — я следил за собой с остервенением нимфетки, ищущей олигарха.
Фитнес, йога, бассейн, велосипед, массаж, маникюр, педикюр. Я часто шучу, что в списке остается только отбеливание ануса.
Соль шутки — помимо смешного слова «анус» — состоит в том, что если бы мне действительно пригодилось бы отбеливание ануса, жизнь стала бы в разы проще и понятней.
«Трутень», — еще говорил мой папа. Это правда, я — трутень, узко специализированный на перекладывании сотого процента нефтедолларов из одного кармана — чужого, в другой — мой и такой родной. Специализация — для насекомых, pourquoi бы ne pas, да? Простите за мой французский.
Так, что еще? Острые черты лица, можно даже морщинки, но ухоженные. От девушки не должно веять пирогами, блинами, борщом и приятными уютными округлостями, даже в лице. Это меня настораживает.
Совершенство тоже пугает, во внешности должно быть что-то, что девушка считает изъяном, но от чего лично ты заводишься.
Остальное не принципиально. Теряю волю от рыжих (а кто нет?) и от брюнеток с каре. Зеленые или синие глаза автоматически дают +10 к обаянию.
Отдельным пунктом идут влагалища — они так же индивидуальны, как и лица и так же порой страшны, причем хорошее лицо не гарантирует красивое влагалище — и наоборот. Да, это принципиально — если повезет, я с влагалищем буду общаться не меньше, чем с лицом.
Но это сразу не угадаешь, конечно.
Пожалуй, всё — стандарты на этом заканчиваются.
Клиентка до стандартов не дотягивает, но ведь это не повод быть невежливым?
Верзила без грудей, но стройная от природы, мезоморф. Мы скрыли это, купив сарафан с завышенной талией, сместив акцент на и без того длинные ноги, сделав их недостижимо шикарными и платье в виде розы, обтягивающее снизу и пышно маскирующее верх. Ну, раз кроме ног похвастаться и нечем. Попу я бы на ее месте подкачал бы, пока попа не подкачала тебя, хаха.
Про попу я все-таки сказал вслух, встретив вежливое недоумение. «Я и так стройная». Не настаиваю.
Дура.
Девочка с попой мальчика — это лучшее, что может быть в этом мире. «И вдоволь, и без греха».
И отбеливание ануса, да.
Вечером — смотрины. Переодеваюсь в джинсы и футболку со смешным рисунком. На палец надеваю кольцо. «Обручальное».
В семи случаях из десяти это — мгновенный облом. В остальных — сигнал «мы же не будем ебать друг другу мозг, да, детка?», распознаваемый правильно. Ну, меня устраивают шансы.
Теперь я — программист. Во-первых, ценовая категория. Средний чек в кафе сразу падает раз в пять. Отсекаем гламурных сучек, берущих 10000 за ночь, часто не напрямую валютой (не проститутки же!), а опосредованно, через подарки. Программисты не шикуют, и девушки это понимают. Во-вторых, программисты занудны, но стабильны.
Если все идет хорошо, то я — ведущий программист. Это намекает на потенциальную руководящую карьеру, а это уже сексуальней.
Встречаемся в кафе.
Юля. Первое впечатление от виртуального общения позитивное. Понимает шутки, вовремя хихикает, вероятно, не полная дура. Назначаю встречу.
Внешне все хорошо: немного вздернутый носик, черные короткие волосы. Рубашка. Короткая юбка. Озорные коленки. Я внимательно слушаю, задавая стандартные вопросы на определение проблемных зон.
«А расскажи о своем отце?».
Я не раздеваю ее взглядом — раздеть ее я смогу и с закрытыми глазами, если вы понимаете, о чем я.
Я подхожу сзади, с двух сторон беру ее за руки чуть ниже плеч, мягко, но уверенно поддерживая, и губами легко касаюсь шеи, чуть выше выступающего седьмого позвонка. Короткие волосики тут же едва заметно приподнимаются, главное — не переборщить, чтобы девушка не покрылась гусиной кожей. (Люблю короткие прически, с длинной пришлось бы удерживать волосы одной рукой, впрочем, с длинными подходит вариант поцеловать в районе внешнего края ямки Моренгейма. Если вы даже не знаете, где у женщин клитор, этот шаг можно пропустить).
Сзади — беспроигрышный вариант, мечтательные особы тут же запустят воображение, а те, кому надо бесстыже смотреть глаза в глаза (люблю таких) развернутся. Это ведь еще не совсем секс, шевелиться пока не постыдно.
Она разворачивается и мгновенно устанавливает контакт глаза в глаза. Вечер обещает быть томным.
Я смотрю на нее страстным взглядом с оттенком похоти. Это не сложно — немного расширяем глаза, чтобы это было чуть заметно, но не до состояния подростка, впервые набравшего в Яндексе «норки нараспашку», и начинаем «бегать» глазами. Поздравляю, у вас вид застуканного мамой за мастурбацией. Выкручивайтесь дальше сами.
Я достигаю «бега» просто: фиксируя взгляд в одной точке, я пытаюсь водить зрачками туда-сюда, что, естественно, не получается — взгляд-то я зафиксировал. Но это создает необходимое напряжение глазных мышц и микровибрации.
Можно чуть поджать нижнее веко, но если переусердствовать, взгляд выйдет пренебрежительным, а мы ведь уважаем ее, как личность, зачем нам это?
Она «проглатывает» наживку, ее глаза начинают ощупывать мое лицо, стараясь не потерять мои. У нее страстный взгляд выходит легко и непринужденно. She’s a natural!
Легкая дымка застилает ее глаза, взгляд приобретает восхищение («ай да я, как он от меня возбудился сразу») и легкое удивление («эй, что с тобой, мы же только начали, ты ведь не один из тех, кто сейчас забрызгает себе штаны, да?»).
Я тут же вспоминаю историю с сайта неудачных знакомств, когда мужик после «дружеского» прикосновения девушки страшно засипел носом, жутко переигрывая, а потом сказал, что после тяжелого разрыва пять лет назад (от которого он только что оправился) к нему ни разу никто не прикасался.
Жалкие мартышки, взращенные на американских комедиях. И — нет, способ «я — гей» для затаскивания баб в постель тоже не работает, ты ни за что не «вытянешь» гея, тебя выдает все, начиная с обуви, носков и стелек.
Я презрительно улыбаюсь краем рта. Она расценивает улыбку, как ироничную и успокаивающую («нет, я не один из тех»), ее глаза вспыхивают еще сильней.
Понятно, поцелуи отодвигаем на потом, ее прет от невербального подкрепления собственного нарциссизма.
Делаю улыбку чуть более широкой и глядя ей прямо в глаза расстегиваю верхнюю пуговицу на рубашке. Потом следующую. Она опускает руки (умница девочка) и рубашка падает на пол, открывая бюстгальтер с застежкой спереди.
Ого, somebody has done her homework.
Бюстгальтер падает вслед за рубашкой. «И вот моя рука уже скользит по ее груди», да-да. Как конькобежец на большом, плоском, холодном катке. Скользит, как промасленный опенок по пустой тарелке, убегая от вилки. Скользит, как нефритовый стержень в ее пещерке. Впрочем, хватит.
Я касаюсь ее подушечкой пальца в районе ключицы и медленно веду его вниз, к груди, давая ей время на раздумье и наблюдая за реакцией. Она слегка прогибает спину назад. «Совершенно напрасно», — говорю я ей взглядом, — «у тебя великолепная грудь». Второй с половиной. Нет, даже «без пятнадцати третий».
Медленными круговыми движениями я веду палец от края груди к соску, сжимая спираль. Почти никто не любит, когда вы крутите соски, как регуляторы громкости, но чувствительность у всех разная, некоторые одобряют покусывания, но бывают и такие, кто не выносит даже прикосновения к соскам. В таких случаях нужно стимулировать грудь целиком. Помните, как вы держите компьютерную мышку? А как доите корову? Так вот, первый вариант.
Она откидывает голову назад, я понимаю намек и целую ее в шею, приближаясь к губам шажками из мелких поцелуев. Вместо ожидаемого поцелуя я легонько кусаю ее за нижнюю губу, как только она пытается поймать меня в обе свои губы, я немного отстраняюсь назад. Она понимает правила игры и улыбается, снова оставляя нижнюю губу беззащитной, я тут же атакую ее.
В очередной раз она меня все-таки ловит и мы резко целуемся до боли в губах, постепенно переходя на нежные мягкие поцелуи когда она понимает, что я больше не убегаю.
Оставив левую руку на груди, я подношу правую ко рту и демонстративно облизываю палец.
В ее глазах снова это милое недоумение. Я засовываю палец ей между ног и показываю поднятой бровью — мол, «а ты как думала?». Теперь она снова начинает глядеть мне прямо в глаза и наблюдать за моей реакцией. А я — за ее. Если долго вглядываться в бездну — ...
Никогда не понимал поиски клитора, достаточно нащупать место вверху, где сходятся две губы и опуститься на два сантиметра вниз. У меня большие длинные пальцы, верхняя фаланга легко покрывает погрешность в измерении.
Это как «поиски себя» — вот он же я, блядь.
Ее тело начинает волнообразными движениями отвечать на покачивания моего пальца. В голове привычно включаются Riders on the storm. Детство. Импринтинг. Мы вместе бредили Моррисоном — впрочем, нет, им бредил я, а ее, как говорится, «подсадил».
Она хотела жрать мескалин, ебаться и безобразничать, «всё, как они», но была в юношеской сборной с регулярными проверками у врачей, включая гинеколога, а мама ее была тренером и, естественно, в курсе.
Вместо мескалина оставался табак и алкоголь (да и какой мескалин тогда) и взаимное изучение тел друг друга сантиметр за сантиметром, бесследное для анализов.
Я опускаю палец чуть вниз, чтобы убедиться, что она влажная, вытаскиваю его и облизываю снова.
Это уже предосторожность — от пальца приятно пахнет, но бывает всякое. Не вынимая пальца, я оттесняю ее к столу, приподнимаю и легонько подталкиваю. Она садится на стол и угол наклона влагалища изменяется. Теперь можно и.
Я медленно засовываю два пальца, упираю подушечки в верхнюю стенку и начинаю делать движения «ну-ка, ну-ка, иди сюда», преодолевая трение шершавой выпуклости. Это, детки, точка G, которой не существует, как и женского оргазма.
Другую руку я кладу ей сверху на лобок и большим пальцем поглаживаю клитор снизу вверх.
Женского оргазма не существует еще следующие четыре минуты.
Как только ее накрывает, я вхожу в нее членом, наслаждаясь вибрациями оргазма уже не пальцами. Член не изогнут вверх, как пальцы (ну, по крайней мере — у меня), поэтому давит на нижнюю стенку — учитывая то, что она полусидит на столе. За это время мышцы влагалища привыкли к размерам пальцев, поэтому член кажется огромным, хотя он всего на три сантиметра длиннее среднестатистического значения.
От разницы ощущений она замирает, и я начинаю набирать темп.
Она недоверчиво прислушивается еще с полминуты, ожидая, что я вот-вот кончу, а вот это всё было предварительным оправданием, а не предварительными ласками. Поняв, что я только вхожу в темп и собираюсь в нем оставаться какое-то время, она выдыхает и улыбается.
Улыбаясь, она встречает второй оргазм.
Я улыбаюсь в ответ и слушаю, как она кончает рассказ про отца.
Молочный коктейль давно допит, и Юля ерзает на попе. Дальше надо запрыгнуть ко мне в машину и поехать в кино, потом — в свободную холостяцкую «однушку» на Таганской.
Можно и сразу.
Еще раз пробегаюсь по списку. С отцом все в порядке. Приличная московская семья. Мединститут. Музыкальная школа. Работа в зарубежной фирме. Не употребляет, нет, не была, не замечена.
Передо мной сидела болванка — идеальный цилиндр, который за время жизни успел только отшлифоваться и стать блестящим, даже покрыться стразиками, но все так же проходит в стандартные круглые дырки для болванок.
Гомункул.
Гомункул сидел и хотел ебаться со мной, оставляя на стуле мокрые круги под своей пиздой.
Я представил 20 минут после секса с ней, широко раскрыл рот и вместо того, чтобы надрывно взвыть во всю глотку, зевнул.
Оставив на столе сумму в полтора счета, я встал и молча вышел.