Клиническая практика психотерапии лишь уловка, насколько возможно предотвращающая нуминозный опыт.
Карл Юнг[1]
Проблема с юнгианством — в том, что у нас есть два Юнга: Юнг публичный (психиатр) и Юнг глубинный (пророк). Сам Юнг любил глубинное больше, чем поверхностное, отсюда можно сделать простой вывод, который из этих Юнгов более важный для самого Юнга.
Ричард Нолл в книге «Тайная жизнь Карла Юнга» писал:
...историческая очевидность убедила меня в том, что Юнг сам верил в то, что он является религиозным пророком, наделенным необычайными силами. Я также уверен, что несмотря на наличие множества профессиональных масок (врач, психотерапевт и общественный критик), он сознательно посвятил свою жизнь поощрению развития религиозного сообщества, центром которого была его личность и его учение. Таков был его призыв и многие из самых ранних последователей, окружавших его в Цюрихе в годы Первой мировой войны, пошли за ним потому, что верили, что он был «новым светом», харизматическим пророком новой эры. В последующие годы, после изучения античных мистериальных культов и алхимии, Юнг открыто заявлял многим людям, что он и те, кто следуют его методам, призваны стать искупителями Бога. «Он говорил о своей миссии», — сказал Ойген Болер, швейцарский ученый, близко знавший Юнга с 1955 г. — «Он рассматривал свою жизнь как миссию, как служение функции сделать Бога сознательным. Ему надлежало помочь Богу сделать себя сознательным, причем не для нашего блага, а для блага самого Бога». Я уверен, что в этом сердцевина того, что представлял из себя Юнг. Большинство людей, считающих себя юнгианцами, не будут против этого возражать, а многие открыто признают свое участие в подобной мистерии. Лишь у тех, кто обеспокоен тем, как это отразится на восприятии публикой их мирской профессиональной принадлежности, которую они тотемически связали с именем Юнга, будут серьезные оговорки.
Питер Кингсли в книге «Catafalque: Карл Юнг и конец человечества» пишет про приоритеты Юнга что-то похожее:
Его жена, всегда главная его опора и защитница, была крайне резка в своем наблюдении, что его вообще не интересовали люди, «если только они не проявляли архетипы»: то есть не давали проявиться чему-то большему, чем человек, чему-то нуминозному.И язык самого Юнга был столь же прямым. Люди, входившие в его жизнь, заботили его, только если у них было что передать, рассказать, показать из мира сакрального. «Как только я видел их насквозь, магия исчезала». Как он объясняет, эта даймоническая сила безжалостно и безлично решала, кто будет представлять для него интерес – и как долго.
Сам я считаю Юнга последним настоящим пророком — или первым, смотря с какой стороны посмотреть. Жижек полагает, что будущее западной цивилизации — за буддизмом, я думаю — что за юнго-буддизмом (что бы это ни значило).
Тайная жизнь Юнга становится известной только сейчас (с публикацией «Красной Книги»), и неизвестно сколько времени займет ее осмысление, одно можно сказать точно: общество центрирует любое «сумасшествие». Что Пифагор интересовался нумерологией мы еще можем простить (древним грекам прощалась даже любовь к мальчикам), интерес Ньютона к алхимии исчез из его биографий очень быстро, то, что Декарт запер себя на несколько дней в одиночестве, у него начались видения и сны, в одном из которых к нему явился Бог и рассказал о научном методе, мало кто знает. Ну это уже совсем уже не прилично (научный метод не является научно проверенным, о, ирония[2]).
Вернемся к более практическим соображениям. Чтобы объять Юнга, надо быть таким же огромным, как он. Многие юнгианцы берут маленькие кусочки и копаются в них. С одной стороны, это может выглядеть, как углубление в тему, с другой — развитие одного кусочка еще не значит развитие целого. (Эту же идею я слышал[3] у Джеймса Хиллмана, тоже юнгианца и порадовался, что это не только мое ощущение). Например, другой Джеймс — Холлис Джеймс пишет прекрасные и очень простые книги, типа «Почему хорошие люди совершают плохие поступки» (в этой он рассказывает про Тень). Я не иронизирую, книги Холлиса и правда хороши, особенно для широкой публики, не всем суждено и не всем нужно быть пророками, кому-то и людей лечить надо.
Другое «не безумное» направление, куда можно развиваться, как юнгианец — в исследование литературы и бесконечный анализ мифов[4], это прекрасно для индивидуального развития терапевта, но лично мне не очень понятно, как это использовать с настоящими живыми клиентами. «Практическое» применение мифического направления состоит в том, что человек мыслит мифами и живет в мифе, хочешь изменить собственную жизнь — перепиши персональный миф. Я в целом восхищаюсь этим ходом мыслей, но у меня был выдуманный анекдотический случай, который в очень преувеличенном виде выглядит так: клиент говорит «я слышал, можно переписать собственный миф», я утвердительно киваю, он достает тетрадку с ручкой и говорит «ну, диктуй, что писать». Чтобы переписать персональный миф, надо уметь писать мифы (современный человек это не умеет) и осознавать, что люди живут в мифах (современный человек это не осознает). Чтобы получить пользу от мифов, надо быть юнгианцем[5].
Практические методы[6] работы Юнга с обычными людьми мало чем отличаются от методов Фрейда: тоже толкование снов, тоже свободные ассоциации, в связи с этим не понятно, зачем выбирать Юнга, а не Фрейда, если ты практик, а не философ или мистик. «Комплексы» перекочевали в психоанализ, архетипы не понятно, как использовать, вместо тени можно использовать бессознательное, «самость» ввели в психоанализ, хотя и несколько в ином смысле, то есть, использовать язык Юнга тоже не имело большого смысла. До сих пор аналитическая психология (так называется это направление официально, а не «юнгианство») отличается от психоанализа в основном идеологически, а не инструментально[7].
Но это прагматика, к которой ни в коем случае нельзя сводить Юнга. На то он и пророк, что идеологически опережал свое время, если брать известные направления, то его можно рассматривать, как родоначальника гуманистической психологии[8] (хотя, скорее, постгуманистической) и как предтечу трансперсональной психологии (в 60-ых годах 20 века случилось наркотическая революция, впадать с особые юнгианские состояния смогли все, тут трансперсональная психология и поперла), и, конечно, как одного из отцов придуманного мной юнгобуддизма.
Эндрю Самуэлс в книге «Юнг и постъюнгианцы» пишет, что «по-видимому, стоит ввести новую категорию — неосознанный юнгианец» и записывает в эту категорию много психоаналитиков. Удивительным образом почти все они принадлежат к школе объектных отношений. Я нахожу эту идею крайне радостной, но не в формулировке, что они украдкой от Фрейда читали Юнга и незаметно сами для себя заразились[9], а в формулировке «идеи находят дорогу» и «духа времени». Так, например, радио изобрело несколько человек одновременно и независимо друг от друга, хотя у нас принято считать, что это был Попов. Можно сказать, что идея радио витала в воздухе[10]. С таким же успехом этих товарищей можно было назвать «осознанными гуманистами» (если считать Юнга одним из первых терапевтов гуманистического направления).