Понятие архетипа породило величайшее непонимание и — если возможно судить по яростной критике — должно считаться крайне трудным для понимания.
Карл Юнг
Архетипы — простая для понимания и очень хорошая идея Юнга, соотносящаяся с «комплексами» и в какой-то степени «испорченная» — для меня — излишней поэтичностью. В какой-то степени все юнгианство «испорчено» поэтичностью, но другие способы разговаривать об этом, наверное, еще хуже.
Человек не рождается «пустым». Или все-таки рождается? Есть старый спор, насколько сильно на человека влияют условные «гены», данные до рождения, а насколько — воспитание, полученное после рождения, известный под именем nature versus nurture («природа против воспитания»).
Примерно на стороне «больше всего влияет воспитание» находится старая идея о tabula rasa — вы наверняка о ней слышали — представление о том, что человек рождается в виде пустой глиняной таблички, которая заполняется в процессе жизни. Идея выглядит убедительно — как и то, что земля плоская — на основании наблюдений: маленький ребенок не умеет и не знает вообще ничего.
Идея же архетипов утверждает, что в психике при рождении уже что-то есть, и это — не что-то конкретное («ребенок знает свой домашний адрес и имена родителей»), а схемы восприятия реальности.
Юнг настаивал, что архетипы есть незаполненные формы, пригодные для наполнения универсальным общечеловеческим опытом в любое время и в любом месте, будь то рождение, сексуальность, смерть; любовь и утрата, рост и увядание, радость и отчаяние. Каждый архетип содержит в себе полярности как инстинктивных телесно-физических, так и не связанных с телом психических реакций – на холод и тепло, на чёрное и белое, на любые жизненные события.Утверждают, что всеобъемлющее учение Юнга об архетипах соответствует современным представлениям нейронаук (Knox, 2003). Архетипы являются психическими эквивалентами так называемых нейронных связей головного мозга: мы рождаемся на свет с этими структурами, но активизируются ли они или нет, — зависит от нашего жизненного опыта. (Pally, 2000,1).
Маргарет Кларк «Отношения Эго и Самости в клинической практике: путь к индивидуации».
Проще всего это представить на примере верха и низа. Я не уверен, что верх и низ — это архетипы (но никто не уверен, что такое архетипы).
Ребенку не надо объяснять концепт верха и низа, даже если обучать его словам «верх» и «низ». Можно сказать, что способность ориентироваться в пространстве является врожденной, но это упрощение. Более точным было бы сказать, что у человека есть не только «ощущение» верха и низа, но еще и «отношение» к верху и низу: то, что «выше» считается «лучше», смотри «низменные чувства», «низкое поведение», «унижение» и «возвышение», «превозносить». Это все опять физические метафоры движения, но откуда-то такое отношение взялось.
Можно предположить, что — это часть культуры, которой человек все-таки обучается незаметно для себя, может быть — вместе с языком, ребенок сначала узнает про «низкое поведение», а потом усваивает, что низ — это плохо, но отношение к верху и низу на протяжении всего человечества постоянно и совпадает в разных культурах[1]. Это отличается от культурных установок, например, «стройные женщины — красивые», потому что мы легко можем проследить, как требования к стройности менялось у разных народов и в разные времена.
О внутреннем устройстве психики можно говорить на разных уровнях: например, можно утверждать, что мозг человека просто устроен так, что человек является социальным существом.
Можно говорить даже, например, о «зеркальных нейронах», благодаря которым человек испытывает эмпатию — что на каком-то уровне нелепо: нейроны — это атомы мозга, в греческом понимании (неделимые частицы, из которых все состоит), а «зеркальные» — это метафора отражения. То есть, «зеркальные нейроны» — это миф о том, что в человеке есть мелкие элементы, с помощью которых он отражает настроение других, именно поэтому он может испытывать эмпатию — представление, уровня «у воды гладкие атомы, поэтому она может течь» (Демокрит).
А можно говорить, что в каждом человеке есть архетип Деметры, более известной для широкой публики как мать-сыра-земля, то есть, что у каждого человека есть потенциальная способность сострадать, как у матери, и наглядным примером реализации этого архетипа является мать. (К слову, архетипов матерей хватит на всех и на все вкусы, там не только сострадание).
Идея все та же: человек рождается с потенциальной способностью к эмпатии и даже с потенциальными формами ее выражения, и если представить себе мысленный эксперимент, в котором в результате ядерной войны человечество утратило все, воспитывалось машинами, а потом встретилось мелкими группами, то скорее всего группы независимо от друг друга научатся обниматься.
Еще есть идея, что в мире существует всего N сюжетов произведений, причем N разнится в зависимости от источника: каждый режет торт по-своему. Воннегут, например, считал, что N равно восьми.
Универсальная схема — сюжет сюжетов — называется «Путешествие героя»[2] и очень грубо состоит из того, что герой отправляется в путь, в середине пути он почти находит, что хотел, но терпит временное поражение, а в самом конце пути все-таки находит. Даже глупые романтические комедии строятся по этому принципу (во второй половине произведения герои обязательно должны расстаться на время из-за какой-нибудь ерунды).
Можно рассматривать сюжеты, как архетипы. Как бы человечество ни выкручивалось, а выйти за человеческие сюжеты все равно не получается. Конкретные произведения в этом случае можно называть реализацией архетипов. Загвоздка в том, что архетип невозможно ухватить в «голом» виде, а как только пытаешься исследовать его в виде реализаций, неизбежно сталкиваешься с тем, что исследуешь конкретную реализацию, но архетип улизнул все равно.
Допустим, я хочу исследовать «архетип» мести, для этого я беру фильм Commando 1985 года, как древнейшее из известных человечеству произведений на эту тему и досконально исследую его, каждый сюжетный нюанс, каждую выбранную деталь и глубокий символизм. Потом я беру множество других фильмов, в том числе Taken 2008 года, исследую их тоже.
После долгих лет исследований получаю схему «у опасного чувака на пенсии по незнанию украли дочь (убили собаку) и поплатились». Не густо — и не понятно, куда ушли все эти годы. Например, несомненно прекрасную Марию-Луизу фон Франц я не могу читать именно поэтому. Особенность юнгианцев состоит в том, что они широко используют культурный материал, в основном литературный и в основном мифический, и если вы не заканчивали филологический факультет, то может быть тяжело[3].
Все та же Фон Франц пишет:
При хорошем знании мифологии можно получить полную картину всевозможных архетипов. Всегда можно обнаружить легенду или сагу, в которой соединены два архетипа в новую форму. Трагедия заключается в том, что люди, пишущие на мифологические темы, этого не осознают, выбирая какой-то один излюбленный мотив, например мотив солнца, и потом интерпретируют все мифы с этой точки зрения. Затем приходит другой человек и говорит, что все связано с луной. В то же время Мангарт (Manhardt) утверждает, что во главе всего стоит бог растительности, связанный с деревьями. Для Эриха Ноймана (Erich Neumann) главной была уроборическая мать и т. д. Китайцы сказали бы, что если ты потянешь за корешок одной травинки, ты вытянешь весь луг; именно это Юнг называет загрязнением архетипических образов.Все архетипы влияют друг на друга. Поэтому, по моему мнению, вполне целесообразно использовать идею поля применительно к коллективному бессознательному. Тогда можно сказать, что бессознательное — это поле, в котором активизированные точки являются архетипами, между которыми можно установить взаимосвязь.
Мне кажется, это в целом верное, хотя и крайне сомнительное утверждение: при знании мифологии можно получить «полную» картину архетипов только в масштабах знания, чем больше знаешь — тем ловче на архетипы ты можешь условно порезать психику, но ни о какой полноте речь не идет, кроме того, выбор излюбленного мотива осуществляется не на основании скудности знаний, а на основании излюбленности — «я художник, я так вижу». И я бы рассматривал архетипы, как разноцветные акварельные пятна[4], наложенные друг на друга, а не как точки.
Другая интересная идея, которую я думаю — и, возможно, способ исследовать архетипы по-другому[5] — состоит в том, что так называемые «мемы» — не в понимании Ричарда Докинза («Эгоистичный ген») — а в понимании «современные объекты культуры» являются максимально атомарными (то есть, неделимыми) реализациями сюжетов.
Один из первых мемов — Rage Guy — появился в 2008 году и представлял собой очень плохо нарисованный комикс, на последнем кадре которого изображено лицо человека в ярости. Первые три кадра тут же отрезали и потеряли, потому что совершенно не важно, что вызвало ярость.
Мемы, типа «твое лицо, когда ты...» построены по этому же принципу: «все знают это лицо». Новые мемы создаются по шаблону, берется ситуация, когда ты делаешь такое лицо и приклеивается к такому лицу, которое ты делаешь, когда. Получаем максимально быструю репликацию сюжета при максимальном уровне обнажения типичного, указующий палец становится все более указующим и все менее пальцем и почти превращается в ссылку и оказывается, что лицо универсально, а ситуация типична. Архи-типична!
С практической точки зрения польза от знания архетипов примерно такая же, как польза знания своих комплексов: это — устойчивые конструкции, которые работают, словно русла рек или знакомые колеи: туда легко попасть, и требуются некоторые усилия, чтобы оттуда вылезти. В популярной психологии это может называться «жизненными сценариями». Кроме того, «если нам известна архетипическая констелляция, лежащая в основе ситуации, то мы можем предвидеть развитие событий» (Фон Франц), то есть предсказания будущего во многом основаны на том, что колесо останется в колее.