Имена не изменены. Все параллели с реальной жизнь предумышлены и проведены специально. Вы навряд ли знаете этих людей — даже если вам и кажется, что вы их знаете. Срок давности давно истек. Происшедшее стало легендой.
Случись это сейчас, мы бы нашли кучу разных способов испортить все это совсем по-другому.
С Новым Годом.
Это был 96ой Новый Год. Самый отвратительный Новый Год в моей жизни. Десятый (или уже одиннадцатый?) класс школы, запретные плоды все еще оставались сладкими, хотя и давно перестали быть недосягаемыми. Родители уехали на Алтай к родственникам, необдуманно оставив мне на недельное растерзание пустую трехкомнатную. За год до этого я наткнулся в метро на Князя — верней, это он набросился на меня, увидев в ухе серьгу — в 95ом она все еще как-то маркировала человека, относя его к «избранным», тогда из-за нее все еще останавливали и могли побить на улицах, ругали в школе, а знакомые спрашивали — «зачем?». Князя я не видел четыре года, он почти не изменился, тоже обзавелся серьгой, поступил в театральное училище и стал хипповать по-черному, самозабвенно и «взаправду».
Разговорились. Я тут же затащил его в гости. Снова стали друзьями. Он познакомил меня с Феей — чудной, но совершенно ненормальной девушкой, которую выгнали из театрального училища за связь с преподавателем. У нее был парень, любивший ее безумно, она провожала его в армию, но, не дотерпев всего пару дней до его отъезда, связалась со мной: я попросил Князя привести ее на мой День Рождения. Они опоздали на сорок минут: все это время стояли в подъезде и надували дикую кучу шариков мне в подарок. На Дне Рождения мы мило дурачились, пока она не села на меня сверху и не принялась целовать... Наверное, это была любовь. Ее парень ничего не знал и уехал счастливый, полагая, что она будет ждать его два года.
Ближе к новому году я проклял все: и Князя, за то, что он познакомил меня с Феей, и себя, за то, что клюнул на ее «оригинальность», оказавшейся на проверку простой ненормальностью, и Фею за ее посиделки в проеме открытого окна с сигаретой и свисающими на улицу ногами, за ее бесконечные истерики, за ее привычку постоянно декламировать стихи, за ее начальную стадию (как потом выяснилось) шизофрении.
За три недели до Нового Года я позвонил Ольге. Мы не виделись, наверное, год и были счастливы потому, что этого не происходило. Она приехала ко мне домой и демонстративно начала на виду у Феи равномерно оставлять засос за засосом на моем теле. Фея заперлась с ножницами в ванной, мы думали, что она режет себе вены, но на самом деле она просто выстригала у себя из головы волосы, клок за клоком. Прощальная истерика, двухнедельное ежедневное присутствие у меня за входной дверью, звонки — и с Феей было, наконец, покончено. Спасибо, Ольга.
Приближался Новый Год. Родители опрометчиво уехали на Алтай. Кроме Князя и меня пока на квартиру никто не покушался. Надо было срочно собирать компанию. Я снова позвонил Ольге, и мы одновременно спросили друг друга про планы на Новый Год. Уже через минуту было решено, что она приходит вместе с Вероникой к нам.
Ольга... Да, это была любовь, и мне жутко хотелось ее трахнуть.
Целых полгода я не мог с ней переспать. Она была моей официальной девушкой, но при этом девственницей. У нас было все. Кроме простого, человеческого, неорального секса. Через полгода мы как-то особенно сильно поругались, и она сказала своей матери, учительнице литературы, что я ее домогаюсь. Я сказал: «Звони, если что» и ушел. Она обещала, что «если что» — то я у нее все равно буду первый. Через полгода она напилась и отдалась какому-то лысому сорокалетнему мужику, с женой которого она уже спала к тому времени, при этом ужасно гордясь тем, что она «би». Тогда на это был самый пик моды.
Наши с ней планы на Новый Год удивительно совпадали: переспать друг с другом. Возобновить отношения. Возобновить отношения, переспав друг с другом.
Вероника была девственницей, на попытки Ольги склонить ее к однополой любви не реагировала. Новый Год для нее прошел удачно — она так и осталась девственницей. Через два месяца после Нового Года она куда-то уехала с «хачиками» (она их так называла), она давно на них «западала», и — нет, они ее не изнасиловали, все было по обоюдному согласию, после чего она еще очень долго с ними «тусовалась». Впрочем, все это со слов Ольги — после Нового Года Веронику я больше не видел.
30 декабря ко мне пришел Князь и принес какую-то яблочную настойку. Ближе к вечеру мы начали готовить салаты, закончили поздно утром. В восемь позвонила Ольга и сказала, что она придумала совершенно гениальную идею — придти в мужской одежде. Мы ругаемся. Я понимаю, что теперь она совершенно точно не придет, и отрубаюсь. В десять она вместе с Вероникой приходит в мужской рубашке и галстуке. До вечера мы дурачимся. Танцуем с Князем мужской стриптиз. Пока не пришли остальные гости, доедаем салаты. Так же, как и готовили их — руками. Ольга доверительно сообщает Князю, что у нее влагалище расположено под каким-то там хитрым углом, поэтому больше всего ей нравится «по-собачьи». От такой откровенности Князь шалеет. Распиваем бутылку вина. Смотрим «Тупой, еще тупее». Князь идет встречать «остальных»: планировалось еще несколько его знакомых, которых я раньше никогда не видел. Ольга тащит меня в спальню.
К тому времени, когда мы успеваем раздеться, раздается звонок в дверь: пришел Пашка с Наташей. Я знаком с ним с детского сада. Во втором классе мы с Костей подкараулили его у подъезда и чуть не побили — его спасла бабушка. Я почти никогда не звал его ни на какие праздники — он всегда приходил сам, как и на этот раз, и с этим ничего нельзя было поделать. Зайдя в мою комнату, он сразу присосался к компьютеру и забыл про Наташу. От компьютера он оторвется два раза: первый раз — чтобы увидеть трех голых девушек в одной ванне, после чего трусливо слинять из этого дурдома к себе домой и вернуться в 4 утра, пропустив все самое интересное, и второй — когда все завалятся спать — чтобы лечь рядом с Наташкой и дать находящемуся в той же комнате Князю повод на следующее утро в красках рассказать мне, как у Пашки ничего не вышло. И не вошло. Все остальное время его не было ни видно, ни слышно, поэтому мы вычеркиваем его из рассказа. Ровно до тех пор, пока я силой не оттащу его от компьютера: «Пашка! Иди. В ванну. Что-то покажу».
И он возвращается в реальный мир. Подходит к ванной. Останавливается около двери. «Открывай, не бойся»...
Мы с Ольгой как раз успели раздеться к тому моменту, когда пришел Пашка с Наташей. Пришлось одеваться. Скоро вернулся Князь. И тут началось. «Остальных» он не встретил. Зато встретил тех, кто должен был встречать «остальных». Фея. Он привел с собой Фею. «Она обещала, что будет хорошо себя вести». Спасибо, Князь.
Салаты давно съедены. Никакой еды нет. Пьем водку. Курим. Народ начинает смотреть «Тупой, еще тупее» по второму разу. Время теряет всяческую ценность и становится абстракцией. Ольга снова тащит меня в спальню. Через пять минут туда же под разными предлогами начинает ломиться Фея. В такой нервной обстановке мне ничего не хочется, я выхожу. У холодильника ловлю за руку Князя, допивающего из горла последнюю бутылку водки. Вырываю. Допиваю сам. В зале скучающие Вероника и Наташа опять смотрят «Тупой, еще тупее». Кругом валяются окурки. Покрывало на диване будет насквозь прожжено в трех местах. Играет «Slayer». Снова иду в спальню, снова туда ломится Фея и воет под дверью. Пытаюсь возбудиться. Понимаю, что в данный момент мне это не грозит. Выхожу. Посылаю Фею. Нахожу Князя, которому совсем плохо — он зачем-то выжрал кучу таблеток димедрола, и поручаю ему следить за Феей. Решаю принять холодную ванну и вернуться в спальню. Пока набирается ванна, хватаю Наташку, тащу ее на кухню и целуюсь в свое удовольствие.
Тем временем ситуация медленно, но верно начинает выходить из-под контроля. Князь бросает Фею, берет мой нож с выкидным лезвием — проиграться — и зачем-то идет в спальню. Там им не удается поделить нож с Ольгой — ей тоже жутко хочется поиграться — кончается все тем, что Князь зажимает лезвие в кулак, а Ольга дергает за рукоятку. Порез не глубокий, в пьяном виде боль не ощущается, но кровь хлещет сильно. Они пачкают кровью простыни, шторы и пол, и всю комнату, и всю мою комнату, и пол по всей квартире, пока Князь ищет что-то, чем можно перевязать руку, но не находит. Потом начинают размазывать кровь друг по другу. Я целуюсь на кухне. Пашка сидит за компьютером. Фея умирает на диване. Вероника смотрит «Тупой, еще тупее». Новый год медленно наступает.
Каждые пять минут я захожу в ванну и проверяю воду. Вот ванна уже почти полная, я проверял пять минут назад, — я захожу в ванну, чтобы отлежаться, и она действительно полная — в ней сидит голый Князь и смывает кровь с голой Ольги. Я молчу. Князь смотрит мне в глаза, вылезает из ванной, одевается и плетется в спальню, получая от меня по дороге здоровенный пинок по жопе, так и не понимая, что это было, и почему он упал. В ванной Ольга стучится головой об плитку, обзывая себя последней дрянью и блядью. Безуспешно пытаюсь привести ее в чувство. В коридоре уже полностью по-зимнему одетый Князь, балансируя на одной босой ноге, пытается натянуть носок на вторую. После непродолжительного, но очень активного разговора, цензурная часть которого сводилась к простому вопросу: «Ой, а куда ж это ты на ночь глядя?», мы выводим постулат о том, что «мужская дружба крепче женской любви» и успокаиваемся. Я иду вытаскивать из ванной Ольгу, и обнаруживаю, что она снова не одна — на этот раз с Феей. Они самозабвенно целуются и трогают друг друга за разные места. Я тихо, но верно охуеваю. Возвращаюсь через 30 секунд уже с фотоаппаратом. Реакция на вспышку отсутствует. Через месяц эти фотографии совершенно случайно найдет моя мама. Не помню, куда и зачем я отвлекся, но когда я снова возвращаюсь — в ванной уже трое: Ольга, Фея и Вероника. Я делаю еще несколько снимков и понимаю, что должен осчастливить еще кого-нибудь в этом мире. Иду в мою комнату, трясу Пашку за плечо: «Пашка! Иди. В ванну. Что-то покажу». И он возвращается в реальный мир. Подходит к ванной. Останавливается около двери. «Открывай, не бойся».
Классическая сцена из американских мультфильмов: он открывает дверь, тупо смотрит пару секунд на происходящее, закрывает дверь. Неподвижно застывает секунд на десять. Снова открывает дверь... Его психика не выдерживает, и ничего никому не сказав, он одевается и уходит к родителям. Я поливаю девушек холодной водой из душа — только это заставляет их вылезти из ванны. Хватаю Ольгу и утаскиваю в мою комнату. Там она встает в разные позы, я что-то пытаюсь ей сказать, а в дверь кто-то непонятно зачем ломится (Фея!!!), я ору, чтобы они все шли в жопу...
...я не помню, что я делал. По-моему — метался по квартире и пытался найти место, где можно запереться и никого не видеть. Князь блевал в туалете, после чего в обнимку с унитазом начинал петь блюзы. Ольгу рвало в пустую ванну. И тут я внезапно понял, что чего-то не хватает, и что-то тут не так. Входная дверь открыта. Выхожу в коридор. Окно, на котором так любила сидеть Фея, размахивая ногами, открыто настежь. Феи нигде нет.
Замечательно.
Иду в зал. Хватаю Веронику. «Вероник, там окно открыто. В коридоре. Сходи, глянь — может, это Фея из окна выбросилась. Может, внизу лежит?».
Пятый этаж. Вероника подходит к окну. Смотрит вниз. Возвращается белая. «Да. Лежит». Забавная шутка. Подхожу, смотрю тоже. Маленькая фигурка Феи в одной ночной рубашке лежит на снегу. Вокруг уже собирается народ. Слышны крики «вызовите скорую!» и «а откуда она выпала?».
Я в красках представляю дальнейший ход событий. Квартира, замазанная кровью. По квартире бегает абсолютно голая — не считая куртки по пояс — Ольга. Дым коромыслом. На полу — слой окурков, как на вокзале, битое стекло (разбили несколько стаканов и бутылок) и пустая водочная тара кругом. Вменяемых людей почти нет. Родители — черт знает где. Внизу — труп. И тут приезжают менты...
Твоя жизнь кончена.
Возвращаются родители, а у сына нет почек.
Нахожу Князя. Он в позе лотоса на диване в зале, полностью отключенный от внешнего мира и погруженный в глубины своего «Я». Начиню его тормошить, бить по щекам и орать, что я его, нехорошего, безответственного и обделенного с детства интеллектом человека просил не приводить с собой эту милую девушку, а раз привел — замечательно, иди теперь отскребай с этого ебанного асфальта все, что осталось от этой сраной суки.
Князь встает. Князь выходит в коридор. Князь обувается и выходит на улицу. Князь подходит к Фее, берет ее за руку и со словами: «Вставай, пошли» поднимает ее, ведет в дом, и народ расступается перед ними.
Дома Фея устраивает истерику, что ей жутко больно, Князь кладет ее на диван в моей комнате, и она ненадолго отрубается. До сих пор никто так и не сознался, что это было. Я думаю, что она просто вышла в коридор, открыла окно, спустилась вниз и легла на землю. Минут через тридцать она приходит в себя, выкрикивая мое имя, она пытается выползти в зал, но на пороге из моей комнаты засыпает прямо на полу. Новый Год она встретит именно здесь и именно так.
От адреналина у меня стучат зубы и мелко дрожат руки. Ольга снова пытается затащить мня в спальню... После всего этого у меня не стоит, а только чуть-чуть набухает. Ольга говорит, что у меня безобразный маленький член. Видимо, так и не поняв, что он просто не встал. Мне весело. Я куда-то ухожу. Где-то на этом этапе, если верить Князю, он трахнул Ольгу. Если верить Ольге, он этого не делал. Я не верю никому.
...Я смотрю на часы и понимаю, что уже без пяти полночь. Наливаю всем по стакану томатного сока — единственный напиток, оставшийся в доме. Вытаскиваю Князя из туалета, где он блюет и поет блюзы, удачно совмещая оба эти занятия, вытаскиваю Ольгу из ванны, где она тоже блюет, тащу их в зал, она совершенно «никакая», я кладу ее голову себе на колени и глажу правой рукой. В образных, но доходчивых выражениях объясняю собравшимся, что сегодня праздник, и через пять минут наступит его самая главная часть. Мы молчим и напряженно всматриваемся в телевизор. Бьют куранты. Одновременно с этим Князь выбегает из комнаты и несется к унитазу, а Ольга изо всей силы впивается своими зубами мне в руку между большим и указательным пальцем.
Я на кухне. В моей руке зажат стул, и громко выкрикивая, что я думаю об этой замечательной жизни, о хорошей любимой девушке Ольге, о верных друзьях и о замечательной идеи собраться всем вместе на Новый Год, я луплю этим стулом по дверному косяку до тех пор, пока сначала не ломается стул, а потом — косяк.
Косяк я потом все-таки чем-то закрасил.
Снова провал в памяти. Вероника начинает смотреть «Тупой, еще тупее» в третий раз. Светает. Возвращается Пашка и садится за компьютер. Народ начинает разбредаться по кроватям. Я ложусь в спальне с Ольгой. Ей нельзя — с боем курантов у нее, как у Золушки, происходит странная метаморфоза в организме, и начинаются ежемесячные «женские проблемы». Каждые пять минут в комнату робко стучится Фея и зовет к ней «греться». В моей комнате лежит Князь, делая вид, что спит, а Пашка пытается что-то добиться от Наташи. В семь утра Фея окончательно трезвеет, одевается и уходит, хлопнув дверью так, что в квартире чуть не вылетают окна. Тишина.
Наступает утро нового, 96ого года.
Наташу, Фею и Веронику я с тех пор больше не видел. У меня был Наташин телефон, но звонить я не стал. Постепенно приучил Пашу к той мысли, что на праздниках он мне не нужен. Сразу после Нового Года Князь познакомил Ольгу с одним своим другом. Они понравились друг другу, я узнал об этом совершенно случайно, но почти сразу. Мы снова не виделись с Ольгой несколько лет. Целый месяц Князь боялся появляться у нас дома, в день Святого Валентина зашел поздравить меня с праздником, но меня не было дома, а сказать ему, что мама нашла новогодние фотографии — в том числе и те, где мы с ним в обнимку, я не успел, в результате он, конечно же, в шутку, передал мне через мою маму поздравления мне с Днем Всех Влюбленных. Она ему ничего не сказала, но зато сказала мне, после чего две недели мы с ней не разговаривали. Через год Князь пропал окончательно, и больше с тех пор я его не видел. Года через три, летом, я зачем-то позвонил Ольге. Она сказала, что дома никого нет. Я приехал. Мы, наконец, переспали. Она быстро возбудилась и быстро кончила, после чего оказалось, что у меня слишком большой член для ее влагалища. Она была миниатюрной девушкой. Я вытащил член, отвернулся и заснул. В пять утра она разбудила меня и выставила за дверь потому, что в шесть должна была вернуться мама.
Следующий Новый Год я встретил с родителями. Мило, скучно, спокойно.