Fearing Paris

Читаю книгу, которая взрывает мне мозг переводом. Джеймс Холлис, «Душевные омуты».

Не то, чтобы перевод ужасный. Но он достаточно ужасный для того, чтобы я это замечал.

Скажем, там есть фраза о том, что алкоголики верят, что могут управлять духами. Совершенно бессмысленная, потому что «управление духами» — не характерный для алкоголизма симптом. Тут же вспоминаешь, что духи (spirits) и спиртные напитки (spirits) пишутся одинаково. Алкоголики всего-навсего верят в то, что могут контролировать алкоголь.

Далее в тексте «angina» переведена, как «ангина». Что, в общем-то, довольно сомнительно, но далее написано, что «слово происходят от индо-германского корня angh», т.е. «ограничивать». В этом плане, конечно, «ангина» лучше, чем «стенокардия», хотя «стенокардия» — более «правильный» вариант. На этом месте я задумался, что переводчик — гений.

Далее читаю, что «стихотворение М. Трумена Купера иллюстрирует, как переплетаются испуг, тревожность и страх и человек перестает ощущать разницу между ними».

Тоже чувствую подвох: это что за Трумен-Купер такой? И то и другое — фамилия.

Оказалось, что полное имя — Marsha Truman Cooper, при этом Марша — это вариант женского имени Marcia. Таким образом, М. Трумен Купер — это баба! У женщин, насколько я помню, фамилии типа «Трумен» или «Купер» в русском языке не склоняются. То есть, правильно — «стихотворение Марши Трумен Купер», переводчик же превратил поэтессу в поэта.

Давит умище, давит. И не понятно, куда его деть.

А стихотворение хорошее, «про терапию»:

Fearing Paris
by Marsha Truman Cooper

Suppose that what you fear could be trapped and held in Paris.
Then you would have the courage to go everywhere in the world.
All the directions of the compass open to you,
except the degrees east or west of true north that lead to Paris.

Still, you wouldn’t dare put your toes smack dab on the city limit line.
You’re not really willing to stand on a mountainside, miles away,
and watch the Paris lights come up at night.

Just to be on the safe side, you decide to stay completely out of France.
But then the danger seems too close even to those boundaries,
and you feel the timid part of you covering the whole globe again.

You need the kind of friend who learns your secret and says,
“See Paris first.”

Для тех, кто не понимает по-английски, перевод примерно такой:

«Если бы взять страх и запереть его в Париже, то можно было бы смело гулять по всеми миру. Не пересекая черты одного города. Впрочем, стоять и смотреть издалека на его огни тоже как-то не хочется. Да и вообще, въезжать во Францию. Или Европу. И вот уже весь глобус снова какой-то недружелюбный. Тебе нужен друг — назовем его психотерапевт — который узнает твои секреты и скажет „Дружок, а поезжай-ка ты в Париж“».

Что же касается самой книжки, то она ничо так, добрая — как и любая другая по терапии.

Тревога – это цена билета на жизненное странствие; нет билета – нет странствия; нет странствия – нет жизни. Мы можем бежать от тревоги, сколько хватит сил, но это значит, что мы бежим от своей жизни, которая у нас одна. Как заметил Фрейд, задача терапии – помочь человеку перейти от невротических неудач к обычным жизненным неудачам; ведь есть же у нас побуждение повернуться лицом туда, куда мы не можем обратиться, выдержать то, что не в силах выдержать, назвать то, что нельзя выразить словами и что постоянно нас преследует.

Повторяю: каждый день нам приходится выбирать между депрессией и тревогой. Депрессия появляется вследствие травмы, обусловленной необходимостью индивидуации; тревога возникает при движении вперед, в неизвестность. Движение по пути, на котором мы испытываем тревогу, неизбежно, так как именно на этом пути у человека продолжает оставаться надежда, что он может стать личностью. Мой аналитик однажды сказал: «Вам следует превратить свои страхи в программу действия». Когда мы станем действовать в соответствии с этой программой, мы признаем свои тревоги и почувствуем себя лучше, ибо будем точно знать, что живем в ладу с самим собой.

Мужество – это не отсутствие страха. Это ощущение того, что есть нечто более важное, чем то, что вызывает у нас страх. Например, задача индивидуации становится более важной, чем все, что нам мешает и тянет нас назад. Достаточно интересно, что, прямо признав существование экзистенциального страха и осознав, что мы являемся хрупкими созданиями, цепляющимися за эту вращающуюся планету, падающую в бесконечном космосе и вместе с этим испытывающими благодарность за наше участие в этой великой круговерти, – мы делаем огромный шаг к свободе личности. Мы чего-то достигнем, получив возможность избавиться от тревоги, которая, как туман, мешает нашему движению вперед. И если, окутанные этим туманом, мы сможем рассмотреть наши страхи, то зачастую мы найдем их беспочвенными с точки зрения взрослого человека, хотя ребенка они ужасают. Например, если человек слишком боится конфликта и боится высказываться в присутствии других людей, ему следует разглядеть этот страх в тумане парализующей его тревоги. Как правило, такие тревожные мысли будут превращаться в ранние детские страхи, например: «Им это не понравится» или «Они перестанут меня любить».

Эти первичные страхи у ребенка были вполне реальными, но у нас, ставших взрослыми, ощущение может измениться. То, что человек способен осознать, на что он может прямо посмотреть и отнестись к этому как взрослый, освобождает его от бессознательной связи с прошлым. То, что мы по-настоящему ощущаем, важнее того, чего мы боимся. Именно так. Мы значим больше того, что внушает нам страх. Именно это означает мужество.

А теперь — танцы!