Обычные разговоры за пределами психотерапевтического кабинета напоминают словесный пинг-понг. Один собеседник говорит и делает паузу, второй подхватывает и останавливается, первый подводит итог и т. д. В обычном разговоре это приемлемо, однако в психотерапии, где основная цель — побудить клиента углубиться во внутреннее осознавание, это будет скорее контрпродуктивно. Во втором случае — особенно в самом начале работы — вербальную активность психотерапевта чаще всего стоит свести к минимуму так, чтобы клиент мог сосредоточиться на потоке своей субъективности.Бьюдженталь, «Искусство психотерапевта»
Все терапевты сходятся в том, что терапевту надо поменьше разговаривать.
Так и хочется добавить «и побольше слушать». Потому что, ну если не разговаривать, то что еще делать? И, казалось бы, нет ничего проще! «Просто заткнись и выслушай».
Но нет.
Слушать надо особым образом (это называется «присутствие»), который я не буду здесь описывать, но отсутствие которого очевидно. А если же, простите, присутствие присутствует, то это тоже ощущается.
Да, можно сказать, что присутствие выдает мимика, жесты и прочие невербальные способы. Наверное, так оно и есть. Но это — как разница между искренней и неискренней улыбкой. Присутствие сымитировать невозможно.
Я же хотел рассказать вовсе не о присутствии, а об не очевидных последствиях установки «говорить надо меньше».
Разговор на терапии — это ткань, которую создает клиент (и это буквальная метафора, слова «текст» и «текстиль» — однокоренные).
Пока клиент ткет, он находится «в потоке». Даже пауза в разговоре — это то место, где клиент ведет внутреннюю работу. Думает. Надо дать ему на это время, нельзя просто так удачно что-то ввернуть в паузу.
Надо дождаться, пока он додумает и «даст слово тебе», а делает он это часто тоже невербально.
Вот тут-то у терапевта и есть шанс!
Надо очень «компактно» высказаться, причем настолько компактно, чтобы не выбить клиента из его потока.
И главная сложность — это, естественно, тяжесть выбора.
Грубый пример: клиент сказал, что он испытывает такое-то чувство, связал это чувство с еще одной ситуацией, а потом упомянул бабушку. И дал терапевту слово.
Терапевт может выбрать что-то одно. Он может отправиться в погоню либо за бабушкой, либо за ситуацией, либо за чувством. Нельзя сделать так: «а давайте-ка разберем по пунктам».
Терапевт и клиент плывут вместе по реке на одной лодке и доплывают до развилки. Надо свернуть, но потом вверх по течению уже не поднимешься. «Нельзя в одну реку дважды» — это как раз про психику.
При этом терапевт говорит не «направо!», а «не хотите ли повернуть направо?».
Если у терапевта всего один шанс высказаться за сессию (особенно на первых сессиях так, смотри выше Бьюдженталя), то на этом шансе лежит «ответственность» за удачу целой сессии.
Тут, конечно, некоторые могут вспомнить дзен-учителей, которые парой фраз переворачивали мир учеников. Сравнение, возможно, уместно.
Пример из моей терапии. В которой я выступал, как клиент — поэтому публикуется с разрешения клиента.
Я сидел и убеждал терапевта в том, что расщепленность — это круто. Что у меня есть несколько частей, которые я могу переключать. Почти как независимые личности, но все еще не сумасшествие.
Он это все терпеливо выслушал и сказал «так это что, мне надо каждый раз спрашивать, с какой частью вас я сейчас разговаривал?».
И это меня излечило.
Проснулся на следующий день целостным человеком!
...ах, если бы это так и работало.
Если давать точное определение происшедшему, то «фраза мне понравилась». Я даже записал эту фразу — и опубликовал ее сейчас, много лет спустя.
И она, определенно сработала, но не мгновенно. Обладая сегодняшним опытом, я могу разобрать, как и почему она сработала.
Эта фраза натолкнула меня на следующую цепочку:
1. Я хочу, чтобы меня поняли. У меня есть такая важная потребность. Например, я удовлетворяю ее тем, что пишу в блог.
2. У меня есть потребность в безопасности, для этого субличности обычно и формируются.
3. Если я использую субличностей, собеседнику труднее понять меня, так как акт коммуникации нарушен. Ну не может же он, правда, каждый раз спрашивать, с какой частью меня он сейчас разговаривал? Что это за разговор такой? Вот, посмотрите, терапевт жалуется, ему тяжело! Впервые! Нашелся человек, который наконец-то, пожаловался! А что же вы, остальные-то, молчали?!
4. Таким образом, субличности вредят удовлетворению важной потребности.
5. Что важнее, эта потребность или безопасность (ради которой существуют субличности)?
6. К сожалению, эта потребность важнее.
7. Вывод? Субличностями можно пожертвовать, запускаем программу по их медленной переработке. Почему именно «медленной», а не «немедленной», думаю, очевидно. Мы же по реке плывем. Сегодня опустил в нее послание в бутылке — через месяц выловили ниже течения.
А если бы терапевт вместо этого начал бы меня переубеждать? Я бы сказал «ой, да ничего вы в моих страданиях не понимаете, вам легко говорить „будь целостным!“, вы же терапевт!».
Поэтому оно и называется «искусство психотерапии», да.
...с другой стороны, искусство субъективно.
Ялом в наших с ним беседах разные интересные истории рассказывает, в том числе и такую: договорились они с клиенткой, что оба будут вести дневники терапии и записывать результаты сессий. В конце терапии сравнили.
Оказалось, что Ялом записывал свои блестящие формулировки, а женщина — совсем другое. Например, он ее один раз пожалел, о чем он не помнит, а она — да.
Ялом, конечно, расстроился. Блестящие формулировки никому не нужны А потом вспомнил, что деньги-то заплачены, клиент доволен, а терапия успешна.
Если же говорить серьезно, то это все вполне ожидаемо.
Люди редко помнят точные формулировки, для этого надо иметь определенный лингвистический талант. Но они помнят общие ощущения, к тому же в праве (и даже обязаны) выносить из терапии свое.
Почему сравнивали дневники после терапии — тоже понятно.
(По этим же причинам я не могу публиковать диалоги с клиентами, пока те проходят терапию. Я ведь не могу даже показывать их клиентам, чтобы попросить разрешение!)