Как победить расизм
Хотите я открою вам секрет моей нечеловеческой толерантности к любым человеческим проявлениям? (Для зануд: при условии, что эти проявления меня палкой не бьют).
Эволюционная психология — прекрасная лженаука. Она на любой вопрос даёт ответ «ну, потому что так просто исторически сложилось за многие сотни тыщ лет». Очень удобно: примерно только 2% истории человечества хоть как-то документировано, по поводу остальных 98% можно только спекулировать.
Говорят, что эти многие сотни тыщ лет люди жили в племенах, и с тех пор делят себя на нормальных (самоназвание многих народов так и переводится: «нормальные», или «люди») и чужаков («странный», «чужой» и «иностранец» во многих языках тоже связанные слова), а то и вовсе нелюдей.
Причины ненавидеть нелюдей были чисто прагматичные: выживание. Они придут и съедят нашу еду (и разберут наши рабочие места, да).
Еда уже давно почти не дефицит, особенно если раскулачить буржуев, но с тех пор так и повелось, и никакой культурой-мультурой это не вытравить: все равно будут «мы» и «они», просто делить можно по цвету кожи, можно по политическим пристрастиям, а можно по отношению к прививкам и маскам.
Если ты человек — то ты ксенофоб.
Мой же секрет, разумеется, в том, что я не человек. Я — сверхчеловек!
Если серьезно, то лет, наверное, до восемнадцати я считал людей отдельным видом. То есть, деление свой-чужой проходило по границе я-остальные люди. Я был ксенофобом по отношению ко всем! Потом, конечно, путем титанической работы смирился с существованием людей, как вида. Все равно у меня другого глобуса нет. А уж мальчик там, девочка, черный, белый или какой еще кацап — совершенно не важно. Они для меня все на одно лицо!
Однако же эти странные люди почему-то поступают не так. Они, даже в рамках борьбы за толерантность, сначала поделятся на группы, а потом начинают «а давайте еще и нашу группу уважать». И так сто раз.
(Я не имею ввиду, что вместо black lives matter нужно говорить all lives matter, как раз наоборот: именно black lives matter, потому что указывает на несправедливость: черных до сих пор убивают лучше, чем белых. И «пропаганда» LGBT тоже нужна: чем больше Netflix снимает сериалы про геев с церебральным параличом (не шучу, сериал называется Special), тем больше люди привыкают просто к тому, что такое тоже есть. Цель не сделать это «нормальным», никто на ваши 93% не покушается, а «привычным», чтобы ксенофобия не триггерилась. По этому же принципу не работает стратегия «пусть молча долбятся в своих спальнях и никому не говорят». Наоборот — пусть все знают!)
Удивляет то, что всё каждый раз начинают заново. Как будто необучаемые! Можно же сделать один раз и успокоиться. Признали женщин людьми? Разрешили им вступать в брак? Давайте в тот же год разрешим и геям. Появилось новое меньшинство? Пыщ-пыщ — и выдали ему весь пакет причитающихся прав за три дня. Вот сейчас мое любимое — sex worker’ы. Людям даже не дают открыть счет в банке! Ну очевидно же, что еще десять лет борьбы и их признают за нормальных людей, будут выдавать не только санитарные, но и трудовые книжки. Но зачем ждать-то десять лет?
Короче, людям стоит вместо кучи разных грехов, типа расизма, мизогинии, гомофобии, трансофобии бороться с ксенофобией. И каждый раз говорить «ой, ну это опять она, не признал в новом обличье».
Поделить всех на ксенофобов и нормальных, ксенофобов сжечь — и тогда заживем.
Безоценочные суждения — это плохо
Словосочетание «безоценочное суждение» этимологически нелепое: человек о чем-то судит, то есть, что-то считает, но никак не высчитывает, не назначает цену, не определяет value. Полужопное (half-assed) такое суждение. И, конечно, когда человек не может оценивать реальность, он безумен.
Проблема еще и в том, что судить и осуждать — слова однокоренные, а вот «оценивать» ничем не опозорилось, зачем вы его так?
Вместо этого, разумеется, следует говорить ровно наоборот: «неосуждающая оценка». Ну, типа, я оценил интеллектуальный уровень тех, кто говорит «безоценочное суждение», но совершенно их не осуждаю. 🤷♂️
Не смешно, зато про жопу
Люди в терапии делятся на два типа: у одних все есть, у других чего-то нет.
«Все есть» — это не про дом, машину и жену, а про всякие психические области. «Все винтики на месте», если опускаться совсем до бытовых метафор. При этом такие люди вполне могут быть «сломаны» — скажем, шестеренка погнулась, можно распрямить. У них все равно есть некий объем психического мяса. Например, можно как у Илона Маска волосы с жопы на голову пересадить, потому что жопа и голова есть.
А есть люди, у которых не хватает целых кусков. И потому, что это все-таки не винтики, а каждый человек уникальная снежинка, типовую деталь туда не вставишь, индивидуальность, вот это всё гуманистическое. Менее пафосная причина — вставлять нечего, типовых деталей нет не потому, что они типовые, а потому что нет и всё. Вся психотерапия производится «на материале заказчика». Даже когда терапевт играет роль доброго любящего родителя, конечная задача — чтобы клиент сам, да, опять на своем материале, отрастил у себя в голове образ идеи, что к нему можно хорошо относиться (и это даже случалось). Иначе говоря, если клиент лысый, то не страшно, а вот лысый и без жопы — это беда.
В этом случае клиенту обычно говорится следующее: «Я вижу, вы хотите избавиться от лысины. А давайте-ка отращивать жопу!». Если неаккуратно подать эту бредовую идею, он может не понять, потому что ну какая связь вообще?
Другая проблема — в том, что это все-таки внутренне устройство, которое людям обычно недоступно, и оно пытается познать самого себя. Если отсутствие жопы мы можем осмыслить головой, то отсутствие головы нам осмыслить нечем, поэтому терапия часто превращается в «пойди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что».
Пока что это — самое интересное. Не как правильно подавать, и не как люди без жоп живут (плохо), а как из ничего сделать чего.
You were not prepared
Мастерство подзаголовка 80 уровня:
«Как психолог Ирвин Ялом переживает смерть жены.
Знаменитый экзистенциалист всю жизнь изучал смерть, но оказался не готов к уходу самого близкого человека».
К следующей знаменательной дате семьи Яломовых предлагаю вариант «Знаменитый экзистенциалист всю жизнь изучал смерть, но все равно умер».