Factorio
Застали ли вы Майнкрафт в его лучшие годы? Я, например, нет.
Factorio — игра в раннем доступе в Steam, которой грозит судьба второго Майнкрафта. (Помяните мои слова!).
В этой игре вы строите завод. И в процессе добываете материалы для завода.
Формально ваш космический корабль разбился на планете, в руках — только кирка и надо построить корабль заново, а одних только зеленых чипов для этого надо, наверное, десятки тысяч.
Но нельзя просто так взять и построить завод, он «вырастает» в процессе, параллельно вы им же добываете ресурсы для него же и открываете новые технологии.
Поэтому Ваш Первый Завод будет очень похож на «спагетти-код», ровно по тем же причинам: неопытность и окружающая среда давит.
Здесь, как и в случае с Майнкрафтом полезно остановиться и спросить «а что и зачем я делаю?». Я, например, строю такие же неаккуратные заводы, как и пишу код — все равно их потом никто не будет поддерживать.
Некоторые же люди (спустя же 1000 часов игры) строят заводы с нечеловеческой аккуратностью. Видел я некоторые скриншоты — этим людям лечиться надо!
Если вы программист, то игра может и не пойти (как в анекдоте: «приходишь на пляж, а там станки, станки, станки»), но если вы хотите вырастить сына-программиста, давно бросили программирование и скучаете, а то и вовсе хотите объяснить простым людям, что такое рефакторинг, автоматизация, оптимизация и как вообще эта вся эта инженерная хрень устроена, то эта игра — самое то.
Травма и душа
И снова Дональд Калшед, на этот раз «Травма и душа: Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию».
После его «Внутреннего мира травмы», я писал:
...вспомнил мою очень старую формулировку, что депрессия — это договор с Дьяволом. Вот так, дословно — я пару раз говорил, что я заключил сделку: я согласен на «пониженный эмоциональный фон» (сейчас я понимаю, что это была жуткая депрессия), а взамен я не скатываюсь в полную драму. На вопрос, с кем сделка, я не моргнув отвечал, что с дьяволом.
И вот в «Травме и душе» читаю:
Таким образом, роль Дита во внутреннем мире депрессивного человека – это атаки на связи между эмоциями и мыслями, то есть разрушение способности чувствовать и ограждение души диссоциативными барьерами. В этом процессе он соблазняет человека, пережившего травму, предлагая сделку – замену острого, болезненного страдания, ведущего к трансформации, на более терпимое, но непрекращающееся – хроническое, «вечное» страдание. (Человек в депрессии не осознает этой замены.) Мифологически это классическая фаустовская сделка с дьяволом, то есть отказ во внутреннем мире от творческой работы скорби – от процесса, который в конечном итоге выведет из депрессии к обновлению жизни. Это сделка с «богом», который превращает страдание в насилие.
Ну я, конечно, порадовался за свою проницательность.
«Человек в депрессии не осознает этой замены» (хотя я осознавал) не только потому, что он в депрессии, но еще и потому, что не осознает, что это «классическая фаустовская сделка с дьяволом». Архетипическая.
Продолжая тему зумия и безумия: моя знакомая ищет мужа, я ей такой — «бери программиста», а она — «да у них мифического слоя нету».
«Мифическим слоем» мы с ней называем как раз эту штуку — умение видеть всяких дьяволов.
Совсем грубо говоря, Калшед пишет, что доступ к «мифическому слою» открывается не от хорошей жизни.
Я с ним согласен.
Психическая травма настолько глубинна, что для нее нет средств выражения, но потом на нее «наматывается» мифический слой и ее как-то можно выразить (и то, если терапевт — юнгианец).
Травма — это как бы рана между двумя мирами, через которую можно «пролезть» в другой мир. Я ее воспринимаю, как «люк в ад».
Так и появляется доступ к «мифическому слою».
Что у нас миф? «Совокупность абсолютных (сакральных) ценностно-мировоззренческих истин, противостоящих повседневно-эмпирическим (профанным) истинам», — пишет википедия с ссылкой на непонятного кого, но я могу сослаться на Агранович.
Кто имеет доступ туда, тот имеет доступ к сакральному. По-другому это можно назвать «доступ в коллективное бессознательное».
Получается интересное деление.
Сакралы и профаны.
Маги и маглы.
Ну, вы понимаете?
Картинка по запросу «Улыбка авгуров».
Не страдал — не терапевт.
Не служил — не мужик.
С 23 февраля!
У меня с терапевтом прекрасные отношения, о которых мы оба не догадываемся.
Говорю, мол, «мама никогда не читала мой блог» — и в слезы.
Она отвечает:
— Да ну, а где у тебя, во вконтакте?
— Не ожидал от вас такого оскорбления, у меня stand-alone!
— Адресок не скажешь?
— Эс как доллар, пэ как русская эр, е, эс как русская эс, тэ, a как русская, снова тэ, о кружочком, эр как я наоборот. Точка, ру.
Диалог полностью выдуман. Начнем с того, что мы — на «Вы». Но фактически все так: я рассказал ей, что мама почти всегда знала адрес блога, но никогда его не читала, а она спросила адрес блога.
Самые умные уже поняли, что блог терапевт так и не посмотрела.
Я подождал несколько недель и говорю «Ой, ну мы же все понимаем, мы же взрослые люди. Перенос-шмеренос. Ну конечно мне было обидно, что вы тоже не посмотрели мой блог, хотя и знали адрес».
В итоге блог терапевт так и не прочитала, по крайней мере, ничего не сказала.
Как-то сравнила меня с Гурджиевым. Сел я читать этого Гурджиева... Тоже, короче, «сложный чел» оказался. Его так же невозможно читать, как меня, когда я пишу подобные заметки.
Закралось подозрение, что терапевт меня прочитала и так троллит.
С другой стороны, я тоже молодец: прихожу домой и приношу «список вещей, в которых терапевт меня неправильно поняла, а пояснять было лень».
Например, я ей регулярно говорю «обычно люди об этом не говорят».
Она каждый раз реагирует одинаково: «а в этом кабинете можно об этом говорить?».
Я каждый раз закатываю глаза и говорю «Да, да, I know the deal». Я же тоже терапевт! Я же знаю, что «в этом кабинете можно говорить обо всем».
На самом деле, когда я говорю «обычно люди об этом не говорят», оттуда не следует «...поэтому мне тяжело говорить об этом».
Из этого следует «...потому мне с ними скучно».
И реагировать на это, как «а в этом кабинете можно об этом говорить?» довольно странно. «Псс, чувак, хочешь поговорить о том, о чем хочешь?».
Короче, «обычно люди об этом не говорят, и очень жаль». Вот, видимо, «и очень жаль» она не улавливает.
А мне каждый раз лень объяснять.
И очень жаль.
Артхаус
Посмотрел «Лобстера». С первых минут почему-то вспомнился «Клык». Оказалось, что тот же режиссер. Если «Клык» — фильм про воспитание детей, что «Лобстер» — фильм про отношения в паре.
А день назад посмотрел «Страну Оз». Тоже артхаус, но уже наш, российский. И про жизнь нашу в стране Оз. И про Навального с его поклонниками, про «танчики» и даже про снос киосков. До боли знакомые характеры, аж плакать хочется. Ну и «Шла Саша по шоссе», тут же вспомнилась.
Катя даже коуб сделала.
Долг перед артхаусом выполнен, теперь несколько лет можно отдыхать и смотреть нормальные фильмы для людей.
Зумие и безумие
Прибегает, значит, одна моя знакомая с большими анимешными глазами, полными любви и обожания и начинает: «Уииии! Уииииилбер-Уилбер, Уилбер, Уилбер». И так минут десять.
Потом спрашивает, читал ли я вообще Уилбера. Говорю, что читал одиннадцать месяцев назад — и ей советовал. (Он даже получил у меня в заметке награду «Королева в восхищении!», куда уж больше). И вот не прошло и года, как она до него добралась «сама».
Она такая:
— Ой, да кто твой блог вообще читает!
А я такой:
— Ну конечно, я же не Уилбер.
Это интересная компания сумасшедших, самый вам известный, наверное, Гроф. Потом Лири. Уилберт, опять-таки.
Всех их можно отнести к «трансперсональной психологии», но это ничего не объясняет. Более простое объяснение — «это 60-ые, детка». Дух свободы, наркотики и Восток. Этим трансперсональные психологи и занимаются: пытаются объединить медитацию с йогой, психоактивные вещества, сексуальную свободу и западный научный подход.
Система, к слову, довольно хорошо всех этих чуваков переварила (например, Лири посадили в тюрьму на 38 лет за хранение «травки») и вернулась в привычное для нее «академическое» состояние, став разве что чуть более либеральной.
Это все у них. У нас — я уже неоднократно писал — все происходит с запозданием на полвека. Гештальт-терапия до сих пор считается чем-то актуальным, например! К тому же 60-ые обошли нас стороной, нам было особенно не до свобод.
Поэтому все, что у нас сейчас есть — это курсы для домохозяек, на которых они странно дышат «по Грофу» («холотропное дыхание») и совершенно чудесный Эрос и Космос.
Направление очень интересное, но довольно опасное, так как стоит «враскорячку». Можно не удержать баланс и свалиться в позицию гуру, во всякую мистику и прочую наркоманию. (Кстати, все уже забыли, что Фрейд увлекался кокаином и даже рекомендовал его пациентам. Фрейд велик и такие мелочи забываются).
Поэтому я всякой магией и прочим Таро бросил заниматься публично, но в другом месте и в другое время из меня могло бы выйти что-то «уилбероподобное».
У меня (с сентября) есть терапевтическая онлайновая группа, которую я веду каждый вторник. А еще у меня есть собирательный образ «любимый клиент» (потому что все мои клиенты любимые, да). И вот во вторник они все вместе собираются в группу. Поэтому вторник — мой любимый день как терапевта.
Катя как-то спросила, что мы там делаем. Я ей рассказал, как один участник группы учил другого понимать метафоры и даже посоветовал почитать «Прометея восставшего» Уилсона Роберта. (А это как раз один из этих безумных нью-эйджовых товарищей, «типа Уилбера»).
Тут Катя просияла, сказала, что ей все понятно: я собрал «нормальных IT-шников» и сделаю из них «секту программистов-юнгианцев», которые будут сочетать в правильных пропорциях «зумие и безумие».
Она частично права: на терапии мужчины действительно в основном разбираются с собственными эмоциями.
— Это же здорово!, — продолжила Катя. — Как, наверное, жены и подруги этих мужчин должны быть рады и счастливы. И вообще, это хорошее торговое предложение.
(Катя вообще у меня гений маркетинга).
— Ага, — отвечаю я, — думаешь, если научить мужчин выражать себя, то их подруги обрадуются?
— Ну конечно, они ведь только этого от них постоянно хотят. «А поговорить?».
— Хотят, конечно. Только они забывают, что если мужчина научится выражать свои эмоции, он первым делом выразит все то недовольство, которое за эти годы накопилось. Вот тогда подругам и достанется.
Самое прекрасное в групповой терапии — смотреть, как группа эволюционирует. В индивидуальной тоже, там растет клиент, но делает он это (если делает вообще) между сессиями. Группа же существует только тогда, когда она собирается вместе, поэтому вся жизнь группы — на виду у терапевта.
И это очень приятно наблюдать.
Нельзя просто так собраться в группу и начать сразу работать (хотя они честно пытались), группа должна вызреть. Это все теория, ее можно легко прочитать в книгах (например, «Групповая психотерапия» Ялома).
Что же касается практики, то просто греет душу смотреть, как люди отказываются от неэффективных стратегий коммуникаций (например, советов друг другу) и приходят к более эффективным. Потом понесут это умение в большой мир и сделают его лучше.
Группа в последнее время такой хороший прогресс показывает, что я прям сижу и радуюсь на сессиях.
И больше ничего не делаю.