УТП
То, что называется «экзистенциальная терапия» со мной — это когда вы платите за то, чтобы такой прекрасный человек, как я, поучаствовал в такой интересной жизни, как ваша.
В этой формулировке можно оспорить только самое важное: слова «прекрасный» и «интересной». Но это не интересно. И не прекрасно.
#whitepeopleproblems
Меня тут пытались потроллить на тему «Психология — это не наука, а вообще терапия — это как „поговорить с пристом“», а также «терапия — проблемы белых людей».
Совершенно напрасно пытались, терапевты имеют иммунитет к троллингу (классовая абилка).
Психология и психотерапия относятся друг с другом как химия и алхимия. Не все это еще осознали, но тренд есть. Если первое — не наука, то и второе — подавно.
Психотерапия — это искусство беседы. Примерно как поговорить с пристом. И да, решаются на терапии в основном проблемы белых людей.
Меня, видимо, попытались затроллить правдой!
Хоть я сам и не юнгианец, мне они близки: они, например, называют терапевтом шаманами, а это не только правильно, но и приятно.
(Вот Джеймс Хиллман тоже про это пишет: «Подобно тому как шаман входит в мир духов, восстанавливает эту отделившуюся часть души и возвращает ее обратно, чтобы с ней воссоединиться, в процессе терапии мы обязаны найти то, что осталось позади, и извлечь это на поверхность».
Я до этой его книги пока не дошел, но цитата где-то попалась).
Еще мне они близки за мысль этого самого Хиллмана (которую он только высказал, она там общая) о том, что в процессе терапии клиент переписывает персональный миф.
Миф — это всем известно, что! «Миф — это выдумка».
В процессе терапии клиент себе выдумывает новую выдумку!
Более скучным языком это можно назвать «пересмотром личностных установок».
Например, пациент Ж (публикуется с разрешения) очень хотел стать, скажем, писателем. «Проблемы белых людей!».
При этом он (в своем стремлении) был одинок, а других писателей воспринимал, как конкурентов, которые ему не дают пробиться. А не дают они ему пробиться не потому, что такие злодеи, а просто в силу своего существования. Потому, что согласно другому мифу пациента, «ты можешь быть только либо самым лучшим писателем (либо не быть вовсе)». То есть, «если ты занимаешься каким-то делом, то обязан делать это серьезно», просто это «серьезно» было на уровне «первый в мире».
Таким образом, у пациента было два выбора: либо попытаться стать лучшим в мире, либо мечтать стать единственным в мире. Второе даже правдоподобней.
(Здесь также можно упомянуть детские фантазии пациента на тему Пустого Мира, где он остается один в целом мире — в силу какой-нибудь фантастической катастрофы, например).
Как мы помогли пациенту? Мы предложили ему подумать над следующими мыслями:
«Представь, что все эти другие молодые писатели — такие же, как ты». И «представь, что великие писатели прошлого, с которыми ты согласен — это не конкуренты, потому что „уже все написали“, а „единомышленники“».
Таким образом, гениальный терапевт столкнул желание прославиться (чтобы понравиться маме) с желанием найти единомышленников. Пациент выбрал, что второе желанием ему важнее и стал считать бывших конкурентов единомышленниками.
В результате пациент стал проще относиться к своему «перфекционизму», как так перестал ощущать неимоверное давление со стороны коллег, и наконец-то начал творить.
Сейчас он молодой, но уже подающий надежды писатель.
Случай полностью выдуман.
Кроме пациента. Пациент Ж действительно существует.
Примерно так с этим случаем справилась не наука психотерапия.
Как должна была справиться психология?
«Батенька, у вас перфекционизм, выпейте специальную таблеточку и три раза перечитайте книгу „Легкий способ бросить быть перфекционалистом“ на ночь».
Mad about you-2
Продолжаем тему «цитаты великих терапевтов о сумасшествии».
Вопр.: Но не рискуете ли вы показаться им не совсем здоровым? Говорите о том, что вступали в весьма сомнительные взаимоотношения...Карл: Конечно, я нездоров! У меня нет намерения рассказывать мифы о собственном здоровье. Я рассматриваю себя как существо даже более безумное, чем они. За исключением того, что я получаю доход от этого нездоровья и наслаждаюсь им! И я поддерживаю их в их безумии. Проблема же заключается в том, как не быть глупым!
Вопр.: Хорошо, тогда в чем же разница? Я имею в виду разницу между безумием и глупостью... Вы даете этим понятиям разное толкование!
Карл: Да, если вы глупы и безумны, вы оказываетесь в государственной лечебнице. Если же вы умны и безумны, вы, как Пикассо, сделаете вклад в общечеловеческую культуру. Или же, по крайней мере, вы сможете зарабатывать на жизнь, как это делаю я.
Эта цитата прекрасна тем, что говорит то же самое, что я писал: «Сумасшествие — это ситуация, когда разрыв между тобой и социумом велик, ты не принял меры по устранению, а социум — принял».
Танцы с семьей
Карл Витакер, семейный терапевт, на самом деле — тот еще тролль.
Жена: Ну хорошо, доктор, признайтесь, что вы обо всем этом думаете? Вы слышали обо всех наших проблемах и видите, насколько я несчастна. У вас, вероятно, уже есть опыт работы с парами, подобными нашей. Не думаете ли вы, что мне разумнее развестись с ним?Терапевт: Ну как же я могу об этом судить? К тому же я занят. Я уже женат 47 лет и как-то не готов оставить свою жену и жениться на Вас. Кроме того, я не верю в полигамию.
Мой ответ был направлен на то, чтобы вывести на чистую воду манипулятивные тенденции и подчеркнуть абсурдность ожиданий, что кто-либо кроме самого субъекта будет управлять его жизнью.
Читаю его «танцы с семьей».
Я еще не встречал человека, который был бы способен к эмоциональному росту через интеллектуальное обучение: настоящий эмоциональный рост возможен только как результат опыта. Следующий плакат на заднем стекле моей машины будет гласить: «Ничему из того, что действительно нужно узнать, нельзя обучиться». Я считаю, что рекомендации, предложения, все когнитивные вклады, характеризующие процесс обучения, не имеют никакого отношения к личностному росту. Более того, они часто даже затрудняют его.Понимание и открытие возникают как результаты некоторого непосредственного опыта, а не как его предвестники. Как сказал Кьеркегор: «Мы проживаем наши жизни из настоящего в будущее, а понимаем их в обратном направлении». Если мы выиграем от того, что вновь откроем колесо, то нам необходимо открыть его. Наиболее убедительно это можно показать на примере обучения родительству. До тех пор, пока у меня не появились собственные дети, я, казалось, знал абсолютно все о воспитании детей. Но когда однажды я стал отцом, мое знание разрушилось и начался настоящий процесс обучения — через собственный опыт.
Я убежден в том, что семья имеет неограниченный творческий потенциал, и поэтому спокойно подталкиваю ее к развитию, способность к которому заложена внутри семейной системы. Они должны лишь обладать мужеством, чтобы делать необходимые попытки, и моя работа, собственно, и состоит в мобилизации этого мужества. Я должен дать им понять, что конфликты и различия в точках зрения не являются ужасными, непреодолимыми и что единственный способ не оказаться дурачком из пословицы — это начать как-то раскачивать лодку, двигаться, поворачиваться. Но это больше, чем наивная точка зрения о том, что без труда не вытащишь и рыбку из пруда. В семьях на самом деле заботятся друг о друге, совершают эмоциональные вклады друг в друга, нуждаются друг в друге! Не подталкивать из опасения, что это может ухудшить положение, — значит, по существу, решать за семью, что они слишком больны, чтобы заботиться друг о друге, и не способны к развитию. Это очень опасные предположения, отражающие отнюдь не гуманистическую позицию и, как мне кажется, не соответствующие действительности.Дело здесь очень хитрое. Несмотря на то, что я должен толкать их к росту, не мое дело говорить им, каким образом они должны расти. Если пытаться навязать им мою модель жизни, это может просто подорвать их ресурсы и возможности. Они должны открыть свою собственную формулу роста, не пытаясь копировать мою. И вообще, весь этот бизнес, направленный на «помощь», просто ужасен! Самонадеянно с моей стороны пытаться «помочь» им, так как это предполагает, что мой способ жить превосходит их способ. Исходя из опыта многих терапевтов, в том числе из моего собственного, я могу утверждать, что у меня нет никаких оснований для такого рода предположений. Если сказать кратко, «помощь не помогает». Терапевту не дано навязать рост семье. Вы не можете сказать им, как стать ближе к реальности, но лишь в состоянии внести свой вклад в процесс личностного взаимодействия, в котором вы вместе с ними участвуете. Если вы научитесь, как входить и как выходить из семейной системы, они уйдут от вас, получив нечто ценное. Они научатся кое-чему касательно процессов отделения от группы и присоединения к ней. Если же вы потеряете себя и не сможете быть одновременно заботливым и жестким, никто это вместо вас не сделает.
Если эту же мысль попытаться выразить по-иному, то нужно сказать, что рост семьи происходит отнюдь не потому, что терапевт что-то делает для них. Действительный рост — это нечто, что семья и терапевт делают друг с другом. Это не семья или терапевт, но семья и терапевт запускают семейный механизм в действие.
В этих рассуждениях есть один необычный элемент: «мы» ничем не отличаемся от «них», мы более похожи, чем отличны от семей, проблемами которых занимаемся. Если это так, то что мы можем такого существенного им предложить? Как мы будем действовать, связанные одеяниями гуру или спасителя? Конечно, роль эксперта или гуру имеет определенную привлекательность, ибо она обманывает нас чувством собственной значимости и тем, что у нас есть мудрость или интеллект дать «им» знать нечто существенное о том, как жить. Это обольщает, но заводит в тупик. В конце концов, сходство наше заключается в том, что все мы смертны и каждый из нас рано или поздно со всей ясностью осознает, что индивидуальная жизнь не продолжается вечно.
Тонкость тут состоит в том, что даже если мы и в состоянии показать нашу хрупкость и уязвимость, семьи, с которыми мы работаем, все равно склонны рассматривать нас как всезнающих. И наша ответственность состоит, в частности, в том, чтобы рассеять эту иллюзию. Мы должны сказать им, что не в силах показать им путь и что для того, чтобы куда-нибудь отправиться они должны сами испачкать руки. Мой любимый прием в этом деле — открыть кое-какие трещины в моих человеческих качествах, заставить их признать некоторые мои ограничения. Стандартный ответ на вопрос, что им делать с их собственной жизнью, таков: «Я не могу знать ничего определенного о вашей ситуации. У меня самого достаточно проблем. Но я буду счастлив попытаться быть полезным в вашей борьбе за жизнь».
Когда вы разделаетесь с иллюзией собственного величия и уже достаточно напрыгаетесь, в порядке самоистребления предлагая себя всем на свете — вот тогда вы действительно готовы подумать о том, что на самом деле означает забота. Для того чтобы быть действительно заботящимся терапевтом — или просто человеком, — нужно действовать очень осторожно. Важно быть одновременно и заботливым и жестким. Чрезмерная заботливость обычно попадает в ловушку «помощи», а чрезмерная жесткость — оказывается садистской. Оба компонента в диаде «заботливость-жесткость» должны гармонировать. Вы можете быть жестким лишь настолько, насколько будете заботливым.
Это похоже на дилемму, с которой сталкиваются все родители. Вы должны поддерживать и поощрять своих детей и в то же время дисциплинировать их. Найти здесь баланс очень трудно и еще труднее сохранить его, не скатываться в какую-либо сторону. Я уже говорил, что вопрос здесь отнюдь не в том, чтобы быть успешным или неуспешным в воспитании детей. Действительный выбор заключается в том, как вы собираетесь быть неуспешным. Будете ли вы слишком строгим или слишком мягким. Слишком контролирующим или слишком гибким. Не имеет значения, как конкретно у вас все это получается, так как неудачи — неотъемлемая часть профессии, и задача находить работающий в каждой ситуации баланс всегда остается актуальной.
Карл Витакер, Вильям Бамберри, «ТАНЦЫ С СЕМЬЕЙ. Семейная терапия: символический подход, основанный на личностном опыте».