Как бороться с депрессией

У меня есть ответ на вопрос «чем ты занимаешься?». Я уже шутил эту шутку, но лишний раз напомню: теперь я занимаюсь «осмыслением жизни». Чуть раньше занимался «прикладной семиотикой».

И это осмысление в последнее время настолько меня захватило, что я думал о смысле, как о самой главной штуке вообще (хотя, в общем-то, экзистенциальные терапевты только об этом и думают).

Вот, скажем, «Логотерапия» занимается «анализом смыслов существования».

Но «существование» — это слишком крупно, давайте поменьше, что-то уровня «посуду помыть».

У каждого действия есть мотив, если этот мотив встраивается в Глобальный Смысл, то все хорошо. (Если нет, то действие можно не делать!).

Одно и то же мытье посуды может вызывать сопротивление (когда это «надо»), смирение (когда вы работаете посудомойкой ради еды), духовные чувства (если рассматривается, как духовная практика) или вожделение (если за мытье посуды жена «дает»).

Это все мелочные локальные смыслы, но если получается увязать посуду в глобальный смысл — вот тогда вообще и наступит счастье.

Я иногда мою посуду, мотив при этом, как ни странно, «я хочу стать великим терапевтом».

(«Чтобы стать великим терапевтом, надо хорошо трудиться, а для этого надо хорошо отдыхать, жена — инструмент для отдыха, но у нее всего 24 часа в сутки, поэтому я могу помыть посуду, сэкономить ей час»).

Итого, чтобы получать от жизни радость, надо просто делать вещи, которые соотносятся с глобальным смыслом!

К сожалению, когда я спрашиваю людей «в чем смысл твоей жизни?», отвечают не все.

Я сначала удивляюсь, а потом вспоминаю, что вообще-то да, вопрос-то не самый простой, к тому же часто неверно составленный.

Я ответил на него так:

1. Смысл — в самореализации (актуализации, самости).
2. Чтобы самореализоваться, надо знать себя.
3. Знание себя — это персональный миф (потому что это никакое не «знание», а представление о себе).

В моем персональном мифе я терапевт. Поэтому я и занимаюсь терапией!

Вот такая мотивация.

«Просто будь собой».

С этой же аксиомой, «смысл — это наше все», я сидел и думал о том, что книгу о терапии (для терапевтов) я бы начал исключительно с главы «а зачем это вы, батенька, хотите быть терапевтом?».

В чем смысл? В чем главная мотивация?

И там, конечно, миллион неправильных мотиваций, и, казалось бы, какая разница, «лишь бы терапевт был хороший», да?

Но терапевт, который хочет «помочь людям» и терапевт, который хочет «хорошо сделать свою работу» (то есть, по сути, просто хочет «быть терапевтом» и делать это хорошо) — это два очень разных терапевта.

Обдумал это все — и тут же натыкаюсь в статье «Экзистенциальный анализ синдрома эмоционального выгорания» (Альфрид Лэнгле) на мысль о том, что «выгорают» только те терапевты, которые неправильно выбрали мотивацию!

Тезис 3: Динамика возникновения синдрома выгорания: действие ориентировано, как правило, на удовлетворение субъективной нужды (дефицита) и лишь вторично на предмет занятий.

Можно было бы это сформулировать ещё проще: «Синдром выгорания отсутствует, если у человека нет какой-то субъективной нужды». Иногда дефицит в течение долгого времени не заметен, как например, в случае описанных бескорыстно помогающих, которые отдаются какой-либо деятельности по убеждению. Однако, если у врача во время эпидемии гриппа развиваются симптомы синдрома выгорания, то это не обязательно должно быть связано с его первоначальным дефицитом, — скорее с чрезмерными требованиями из-за чрезвычайной ситуации, в которой он отдаёт все силы спасению людей. Если врач делает это с согласием и из внутреннего убеждения, то он будет истощён, но другие, типичные для синдрома выгорания симптомы, такие как цинизм, чувства вины, пустоты, страдание из-за отсутствия признания, безуспешности, у него не разовьются.

Для формирования настоящего синдрома выгорания, как правило, необходим исходный дефицит, в котором психически закреплена вызывающая данную болезнь установка. Типично то, что синдром выгорания возникает не в чрезвычайно тяжёлые времена, а начинает медленно развиваться во время выполнения повседневной работы.

То есть, «плохие терапевты погибают молодыми».

Если вам не понятна цитата, могу немного пояснить: если деятельность совершается для какой-то сложной вторичной выгоды («я хочу быть терапевтом, чтобы почувствовать себя Богом»), то разочарование неизбежно, особенно если выгода не наступает, если деятельность совершается «ради себя самой», ради самого предмета занятий, то ей можно заниматься вечно.

Не Бог весть какая мысль, «получайте удовольствие от самого процесса».

Это примерно все равно, что сказать «делайте то, что вам нравится — и будете счастливы».

Хотя на самом деле все так и есть.

Обнаружил, кстати, что обращаюсь с собой как с человеком, который находится в депрессии. Поэтому я в ней и не нахожусь!

«Вытаскивание себя за волосы из болота» — из той же серии.

Я, в общем-то, трагический и депрессивный человек «по умолчанию», но отношусь к своему самочувствию, как к важному проекту. Иными словами, «life is a full-time job», «жизнь — это работа с полной занятостью».

Мне всегда думалось, что всякие оптимистичные люди вокруг просто сразу так устроены, что весь мир представляется в розовом свете, а я никогда не смогу. За что я их почти всю свою жизнь тихо ненавидел.

Потом, конечно, перестал.

К слову сказать, я минимум четыре года провел в депрессии. (Поэтому, например, вот над этим расплакался, когда увидел, ибо прекрасно знаю, о чем это).

Теперь у меня есть закольцованное понимание, уровня «жизнь настолько невыносима, что я готов потратить ее на ее улучшение!».

Нет, это не какой-нибудь гедонизм, это идея уровня «жизнь не имеет смысла и непереносима, так давайте хотя бы сделаем ее переносимой, пусть это и будет смыслом!».

И пока я делал жизнь выносимой, я понял, что мне много-то и не надо, и меня больше всего греет чувство, что я могу потратить жизнь на ее же улучшение, «на себя самого». Так хорошо греет, что уже и нет смысла тратить все на себя, «я уже согрелся».

Но от этого понимания я не стал менее депрессивным и трагичным. Поэтому какая-то часть меня (хотя у меня уже нет «частей», я человек, борющийся за звание «интегрированная личность») регулярно контролирует, чтобы я «шапку надел» (выходя на улицу, там холодно).

Вот, скажем, я завтра иду за материалами для творчества. Творчество — весело, а за материалами идти лень. Поэтому какая-то «часть» меня запланировала это заранее за два дня, это тогда уже получается «планы», которые мы «обещали».

В конечном итоге я, конечно, получу удовольствие от творчества (для этого пришлось выкинуть установку «ну какое это творчество, это же не серьезно!» потому, что она мешала Высшей Цели — «потратить жизнь на ее же улучшение». Если жизнь улучшают несерьезные вещи, то какая разница!). И это удовольствие все окупит, я буду «в плюсе», и жизнь в целом станет счастливее. Этот процесс — «выпинывание себя в жизнь» — у меня бесконечный и по большей части осознанный.

«Если ты хочешь, чтобы человек шел по пути личностного роста, помоги ему научиться быть себе и отцом и матерью», — как раз об этом. У меня внутри есть мои собственные мама и папа, которые делают мне хорошо (ну, раз внешние провалились). Я сам с собой нянчусь.

Тот же Лэнгле пишет, что в депрессии есть порочный круг: «я в депрессии, поэтому не могу делать то, что ее меня из нее выведет» и добавочный круг «поэтому я себя за это ругаю, и мне становится еще хуже!».

Чтобы выйти из этого круга, и нужно это закольцованное понимание.

«Вытаскивание себя за волосы из болота» — из той же серии.

Затащил за волосы — за волосы и вытаскивай.

Пациент Ж

«Переписывание персонального мифа»™ — это уникальная авторская методика, с помощью которой вы сможете изменить жизнь, просто-напросто переписав персональный миф (don’t try this at home!).

— Садись!, — грозно говорю я Кате, — и пиши новый персональный миф.
— А как писать? В какой форме?
— В любой! Так и пиши, мол, «Я, Манька Облигация».

Неопределенность стремлений составляет суть стремлений

Джеймс Хиллман, по сути, пишет, что психотерапия — это «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что».

Тут просится много шуток про сказку. Например, что психотерапия — это сказочный способ поменять жизнь.

Или, что психотерапия — это все сказки.

Каждый психотерапевтический анализ содержит вопрос, инициатором постановки которого является пациент, либо такой вопрос, который наводит меня на размышления о пациенте. Наряду с вопросами, которые мы с пациентом стараемся сформулировать, когда он стремится получить то, ради чего он приходит, я задаю себе вопрос: что нужно пациенту, что он здесь делает? Этот вопрос возникает не только в первый день, но и в дальнейшем, а иногда специально вводится в рассмотрение, чтобы достичь более высокого уровня понимания анализа. Ответы на этот вопрос никогда не бывают столь же прямыми, как те ответы, которые мы можем прочесть в книгах, в которых говорится, что пациент хочет, чтобы его любили, либо избавили от того или иного симптома, либо он стремится установить, спасти или улучшить какие-либо взаимоотношения, полностью реализовать свои потенциальные возможности или пройти курс обучения, чтобы стать аналитиком. Этот вопрос не связан непосредственно со стремлениями терапевта оказывать помощь, поддерживать сердечные отношения с людьми, зарабатывать деньги, сидя в кабинете, исследовать психику, разрешать свои конфликты.

Мои стремления, по-видимому, всегда сплетаются со стремлениями пациента с помощью другого фактора, подобного крепежной нити. Таким фактором является рефлективная нерешительность, которая удерживает нас от прямых высказываний о своих действительных намерениях. Поэтому высказывания о своих намерениях отрицают себя: «Это совершенно неверно. Я имел в виду совершенно другое».

Я пришел к мысли о том, что неопределенность наших с пациентом стремлений в действительности составляет суть наших стремлений, то есть тот третий фактор, который неуклонно побуждает нас изменять цели, подвергать их критическому разбору, и ставит перед нами вопрос даже в тех случаях, когда отвергает наши ответы.

Этот момент рефлективного вмешательства, этот третий фактор терапевтического опыта я приписываю душе. Я считаю, что мы с пациентом участвуем в психотерапевтическом анализе потому, что этот третий фактор удерживает нас в анализе с помощью самых различных средств, начиная с навязчивых идей переноса и кончая неподатливостью симптомов и непостижимостью сновидений — ни одно из этих явлений мы не понимаем. Но самым важным является то, что нас удерживает в анализе, сознание потребности в чем-то глубинно важном, причем это нечто никогда не отождествляется с тем, к чему, как мы полагаем, мы стремимся. Более того, это неясное желание вызывает у нас ощущение удручающей неполноценности. Мы чувствуем себя неполноценными потому, что просто не можем понять, почему мы занимаемся психотерапией, в чем состоит психотерапия, удовлетворительно ли идет психотерапевтический процесс и идет ли он вообще, когда заканчивается психотерапия. И поскольку мы так мало знаем, мы во многом полагаемся на различные формы позитивизма, позитивные науки, позитивность духовных учений, моральные позиции идеологий. Мы хватаемся за эти сверкающие твердые соломинки, поскольку основа, на которой мы стоим (душа), бесконечна и непостижима.

Джеймс Хиллман, «Исцеляющий вымысел»

Have your cake and eat it too

Однажды знакомый IT-бизнесмен спросил «какие у тебя клиенты, как у терапевта?».

Я снял пенсне, внимательно посмотрел на него и не сказал «а вот такие, как ты».

Проклятая природная скромность.

Вот так бывает, пишет автор правильные вещи, например, что надо всех людей любить, смотришь его биографию — а он от инфаркта умер. Долюбился!

Ялом Ирвин — я даже не знаю, как его назвать, «мой кумир в области терапии»? — прекрасен тем, что во-первых, пишет правильные вещи, а во-вторых, «живет правильно».

Живет он в Palo Alto, а в одной из книг упоминал, что прекрасно знает проблемы компьютерных миллиардеров. Видно, что он их консультирует.

Представляете да? И в Palo Alto, и не компьютерный задрот.

Ну как его не любить?

(Да, до наших IT-шников мода на терапевтов еще не дошла, увы).

Silicon Valley — однозначный сериал года, кстати.

Приходили гости.

Катя сказала, что я вел себя, как ребенок. Очень этому рад!

Нет, не «обосрался под себя».

Говорит, что взрослые ждут, когда человек сам что-то спросит, мол, «ах, что это такое тут у вас?», а ты принес все лучшие игрушки и показывал. Так дети очень любят делать.

Отвечаю, что ну конечно же! Детский способ — более эффективный, когда хочется получше показать свои игрушки!

(На следующий день гости выдали обратную связь, что им это напомнило детский день рождения, и они ждали, что вот-вот вынесут торт и начнется игра в прятки).

Родители не устраивали мне детские дни рождения, слишком много непонятной мороки. Семья подарила подарок — и свободен, зачем еще чужих детей в квартиру звать?

На вопрос «да как тебя Катя вообще такого любит?» (некоторые используют глагол «терпит») проще всего молча показать фотографию ее любимой кошки.

И о свободе. Вот у меня есть Катя, она меня любит. Ну, как любит — дома есть алтарь, куда она складывает мои выпавшие волосы, состриженные ногти, потерянные носки. Обычная, нормальная жена, короче. Все так делают.

Терапевт, конечно, намекал, что она меня немного идеализирует, но ему-то откуда знать?

У меня есть два выбора (верить ее оценкам или нет).

Первый — посмотреть на вещи объективно: отщепенец, совершенно не встроенный в окружающее общество, необоснованно считающий себя непризнанным гением — ну, вы знаете такой тип кухонного интеллигента, который дальше кухонных разговоров никуда не идет. Безработный (т.е. без «нормальной работы»), тунеядец, никому не нужный, пишет в блог о своих мелочных проблемках.

Второй — посмотреть на вещи объективно: внутренний эмигрант, ощущающий принадлежность к европейской цивилизации, но живущий в России. Сознательный оппортунист, не буйный, не революционер. Начинающий карьеру специалист, пробующий лучшую кандидатуру на дело всей жизни, уже имеющий ряд клиентов из стран Европы («ряд» — это больше одного), самосовершенствующийся в выбранной области и просвещающий людей вокруг с помощью блога.

Самое ужасное — это понимать, что на оба выбора «можно себя уговорить», что ты свободен делать любой выбор, и что они отличаются только внутренним восприятием.

Хотя и меняют реальность.

Или вот за высказывание «мысли материальны» хочется взять ложку и стукнуть по лбу.

Почему? Ну, потому, что у меня появилась мысль, что это высказывание глупое, а до человека это надо как-то донести. Чтобы реализовать эту мысль, мы берем материальную ложку и бьем по лбу.

Мысли не материальны.

Но совершенно понятно, откуда пошла эта глупость. Пока ты находишься в материалистической картине мира, слово «материальный» является синонимом «на самом деле существует!».

Высказывание «мысли материальны» на нормальный язык переводится примерно как «мысли проявляются на материальном плане». Ну или «мысли материализуются», если еще короче.

Ну конечно они это делают! Зачем они еще нужны, чтобы ни на что не влиять?

Есть и более сложные примеры материализации мыслей, чем ложка. Некоторые называют их «магией», а на самом деле это всего-навсего «творчество».