Язык ненависти
Я очень люблю психоанализ и психоаналитиков, правда. Никто еще не описывал глубины психики так тщательно, как они. Психоаналитический язык тоже понимаю, и местами люблю (там где особенно про жопу), но к нему есть, скажем так, вопросики.
Возникновение его я вижу так: самые понятные метафоры — телесные/инструментальные. Я дошел до мысли. Я врубился в идею. До меня доперло. Фрейд взял темы «ниже пояса», потому что был уверен в буквальность психосексуальной теории, его последователи сделали их метафорами.
Идея (если не считать, что он извращенец) понятна: давайте найдем самое примитивное (от лат. primus — первый), что можно представить. Если влечение, то половое влечение. «Если чего-то хочется, то бабу хочется больше всего, поэтому все хотение будем теперь называть либидом». Если что-то куда-то надо вставить, то это будет разъем мама-папа.
Контраргумент — платоновский мир идей: если существует «влечение» как таковое, как идея, то половое влечение является — да — первой его реализацией, но всего лишь реализацией, а не основой. Основа — бестелесная идея влечения. Называть влечение либидо — это как все копиры называть «Ксероксом», потому что ксерокс появился в России первый.
Далее появились Кляйн и товарищи и к половым терминам добавили младенческие, по тому же принципу: самые ранние. Психоаналитиков стали сравнивать с грудями потому, что грудь — это первых объект в жизни ребенка, который о нем заботится. Не мать, младенцы сначала выстраивают отношения с титькой, и только потом замечают мать, годам к тридцати.
Это все понятно, дальше идет интересное, которое формулируется, как «неужели они сами не видят?».
Психоаналитики упорно делают вид, что это нормальный язык. Но нет ведь. Например, я иногда использовал психоаналитический язык, чтобы потроллить фрустрировать клиента, потому что обычные, не подготовленные люди, как-то странно реагируют, когда им говоришь про говно.
Вот, скажем, фекалии — это первое творение, которое производит в своей жизни человек, у ребенка сложные отношения с собственным калом и от того, как родители реагируют на него, может круто поменяться судьба. Я не шучу: неудачные приучение к горшку могут привести к тому, что во взрослом состоянии человек не только не сможет срать, не включая воду в ванной, но и не сможет говорить на людях и заниматься творчеством.
Язык, нормальный, это тонко чувствует. Когда автор произвёл что-то неудачное, ему говорят «высер» или «креатив гавно». Это обидно не только потому, что правда, но и потому, что «говно» и «высер» сами по себе несут негативную коннотацию. Это бранные слова. Можно ли сказать по-другому? Да, конечно.
«Пациент. Моя голова раскалывается [букв. «расщепляется»]: может быть, мои темные очки».Бион добавляет, что несколькими месяцами ранее он сам как-то раз надел темные очки.
«Аналитик. Ваше зрение вернулось в Вас, но раскалывает Вашу голову; Вы чувствуете, что это очень плохое зрение из-за того, что Вы с ним сделали».
Пациент вынужден был вернуться к боли зрения, которая была причиной его исторжения. Очки — которые, как полагает пациент, были ответственны за возвращение его зрения — могут также представлять аналитика, или по крайней мере функцию аналитика по возвращению смысла в его переживания. Очки таким образом представляют собой зрение, которое, по его ощущению, плохое (они обозначены как темные, чтобы передать плохую, сердитую или мстительную его часть, которая его ранит — затемненные, как фекальные остатки).
«Пациент. (болезненно двигаясь, словно защищая свой задний проход). Ничего.
Аналитик. Похоже, это Ваш задний проход.
Пациент. Моральное осуждение [букв. «сужение»].
Я сказал ему, что его зрение, темные очки, ощущаются им как совесть, которая наказывает его, отчасти за избавление от них ради избегания боли, отчасти потому, что он использовал их для слежки за мной и своими родителями»....
Бион дал интерпретацию своему пациенту, «человеку, утратившему зрение» (p. 140), что тот «почувствовал, что утратил свое зрение и способность разговаривать с матерью или со мной, когда избавился от этих способностей, чтобы избежать боли». Он вызвал у пациента физические содрогания, когда выстроил картину эвакуации пациентом своего зрения через анус в аналитика, который затем также это зрение эвакуировал.
Роберт Хиншелвуд
Вот отрывок.
С одной стороны, можно весьма успешно прикрываться тем, что это все — психоаналитические термины, необходимые для передачи тонких нюансов смысла. С другой — если выкинуть выделенные места, смысла не убудет. То есть, «темная часть» — это понятно. «Темная часть, как говно» — тоже понятно, но вызывает вопросики.
«Он вызвал у пациента физические содрогания, когда выстроил картину эвакуации пациентом своего зрения через анус в аналитика, который затем также это зрение эвакуировал». Не главным ли тут является именно вызывание физического содрогания? Это же троллинг! Можно ли сказать по-другому? Да конечно.
Я, например, люблю рассказывать клиентам анекдоты, потому что они по сути тоже примитивы. Среди них есть много «пошлых», и я их рассказываю с превеликим удовольствием, но по эвакуацию из жопы я бы рассказал такой:
Больной белой горячкой пришел к доктору.
— Доктор, что-то по мне какие-то крокодильчики ползают (стряхивает их с себя).
— Ну что же вы их на меня бросаете?! (стряхивает обратно).
То, что пациент заерзал жопой на стуле — тоже понятно. Как у нас говорят — «очко жим-жим». Но зачем? У нас понятно зачем, а им? «Я-то муж, а вам это зачем?» (анекдот).
Первую гипотезу «зачем» я уже озвучил: это гипотеза обезьяны, от которой когда-то произошли все психоаналитики. Фрейд начал говорить про пенисы, остальные подхватили, особенно не рефлексируя. Это, кстати, отдельная тема: я довольно мало видел рефлексии самих аналитиков на тему аналитического языка (может быть, я просто не образован). Почти все они делают вид, что все нормально. Что, разумеется, является вытеснением!
Вторая гипотеза — широкая, в нее в итоге сошлись все мои гипотезы поменьше. Она лежит на поверхности, потому что отрицается и заключается в том, что психоаналитические термины — это бранные слова.
Не все так просто и банально, википедия сообщает там, что «В. И. Жельвис выделяет 27 функций инвективной лексики», и не все функции сводятся к «обосрать». Идеально к психоаналитическому языку подходит много функций брани:
- катартическая (снять напряжение),
- криптолалическая функция (чтобы чужаки не понимали),
- для самоподбадривания,
- средство дружеского подтрунивания или подбадривания (когда терапевты друг другу диагнозы ставят),
- представить себя «человеком без предрассудков»,
- реализация «элитарности культурной позиции через её отрицание»,
- нарративная группа — привлечение внимания,
- апотропаическая функция — «сбить с толку» (фрустрировать клиента),
- передача оппонента во власть злых сил,
- магическая функция,
- ощущение власти над «демоном сексуальности»,
- эсхрологическая функция (ритуальная инвективизация речи), самый интересный вариант,
- инвектива как бунт (точно было у Фрейда),
- инвектива как искусство,
- как средство вербальной агрессии (это самое простое, «обосрать», но тут агрессия завуалирована, «это же термины»)
- в психоанализе применяется для лечения нервных расстройств (WTF? Но у Жельвиса есть такой пункт, то есть, он подтверждает, что язык психоанализа — это инвективная лексика)
У какого-то психоаналитика я видел идею, что терапевт может выразить ненависть к клиенту тем, что вовремя скажет «время сессии закончилось». С одной стороны — это правда и не придерешься. С другой — «наконец-то ты сваливаешь». Это значит, что психоаналитики могут замечать такие тонкие нюансы взаимодействия, однако ж язык психоаналитиков «просто есть» и остается по больше частью не отрефлексированным.
Вот, например, если сказать после сессии «нарциссический клиент накормил меня говном» это явно сброс напряжения, а если написать это в книге в двух абзацах — то уже передача знаний и научная деятельность.
Нельзя не видеть, что психоаналитический язык просто по выбору своих метафор не является нейтральным, сколько «пенис, пенис» не говори, во рту нейтральней не станет (см. выше функцию «представить себя «человеком без предрассудков»»).
Как прорабатывать проблемы
Нахожу идею, что «к духовному/психическому специалисту идут люди с той проблемой, которую он сам у себя проработал» крайне наивной (как и саму «проработку»).
Идея, кстати, не только психологическая, в астрологии, например, есть проработка сложных аспектов. Как прорабатывать — никто не знает, но точно известно, что если у тебя тяжелые аспекты, то расслабляться нельзя.
Во-первых, да, если человек изучил «проблему», то он начинает ее видеть. Когда человек выучивает новое слово в иностранном языке, оно магически появляется в слышимой речи — потому что раньше просто было неразличимым шумом. Это наверняка какая-то когнитивная особенность, или, как сейчас принято говорить, «искажение».
Во-вторых, идея содержит допущение, что люди примерно одинаковые, и «проблемы» у них одинаковые, и решаются одинаково. Это верно в случае с простыми «проблемами». (— Где взять деньги? — Вы знаете, попробуйте «работу», я сам недавно впервые занялся, и получилось!)
Хотел привести пример с заниженной самооценкой, что она может быть «симптомом» чего угодно, но это было бы не честно: «самооценка» — мем из поп-психологии, которым вообще в терапии не оперируют. Получилось бы «то, что называют в поп-психологии, в терапии называют вот так».
Более сложный пример: приносит Катя видео какой-то психологини про депрессию, а на видео та говорит, что депрессия — это когда человек живет не свою жизнь, и делай раз, делай два, делай три — мы его спрашиваем, какой жизнью он хочет жить и — опа — выздоровление.
Катя начинает на нее нападать, а я, находясь во власти принципа треугольника Картмана, начинаю ее защищать. (Я не слишком тонко пошутил? Да, треугольник — такая же херня, как и это видео про депрессию).
— Ну что же ты, — говорю я, — какая же это херня. Все верно, вполне юнгианская мысль. Не самоактуализируешься — получи депрессию.
— Но это же примитивно!
— Ну конечно. Это же один взгляд. Есть еще психоаналитическая «грусть по пропавшей титьке» концепция, например.
В результате обсуждения пришли к выводу, что это — «депрессия невротиков», депрессия здорового человека, и больше психологини знать ничего не надо, и так для работы хватит. Обсудили, что у нарциссов — совсем другая депрессия. У ЛИСКРООГ (Людей, Идентифицирующих Себя, Как Рано Отученных От Груди, они ошибочно именуют себя «шизоидами», но мы-то знаем, что им просто романтизация понравилась) — другая, у шизоидов (настоящих) — третья.
Когда холисты говорят «мы лечим человека целиком, а не болезнь/проблему» имеют ввиду что-то типа такого. Не то, что мы человека, не дай Бог, гуманизируем и не относимся к нему, как к шаблонному набору симптомов — потому что это круто и современно — а то, что мы просто не дураки и понимаем, что клиентов не так уж и много, и эффективней обобщить одного человека до человека, а не до группы. У меня, условно, три клиента с «депрессией». Проще запомнить три эти конкретные депрессии, чем одну воображаемую, натянутую на всех, как презерватив на глобус.
В целом же понятно, почему единицей психоаналитического познания являются «случаи» («Случай Анны О.»), и в психоанализе очень мало «психодиагностики». Если набрать много «случаев», то получится их обобщить во что-то, назовем это «опытом». Таким образом, если человек «проработал у себя проблему», у него есть patient zero, единственный случай (и он эксперт по этому случаю, а не по «проблеме»), и такой терапевт — неопытный.
Но это все скучные банальности, интересней вот что:
Я шутил, что терапия ставит перед собой задачу научить рыбу видеть воду. Разумеется, шутка не описывает реальность полностью. На днях я понял, что погань и паганизм — однокоренные слова. Даже не однокоренные, а одно и то же слово. Погань — это просто язычники. Вот это и называется — «не видеть воду». Вода все равно есть, конечно, и ее можно потрогать. А теперь представим, что воды нет. Тогда задача, разумеется, сначала ее налить, потому что умением видеть воду, которой нет, занимается не терапия, а какая-нибудь изотерика, простите.
Это тоже общее место — что терапия в том числе занимается и доращиванием частей. Тем не менее, удивительно наблюдать за отсутствием чего-то и за тем, что человек отсутствия не видит (как и воду, только хуже). Понятно, что мы общаемся ссылками, слово «стол» является указателем на стол в голове. Если в голове нет стола, то его можно там поселить, либо показав стол, либо объяснив стол. Объяснения тоже происходят через указатели и аналогии. Стол — это как стул, только большой, и сидят не на нем, а за ним!
Все легко и понятно до тех пор, пока у человека не отсутствует ядерная физика целиком. Но, опять-таки, аналогия чистых знаний как содержимого головы привлекательна, но не очень уместна, тут скорее подойдет что-то -мета, например, человек не умеет учиться, а его надо научить учиться.
Здесь встает интересный вопрос о том, что же у нас человек. Есть, допустим, человек без ног. Мы узнаем его поближе, и выясняем, что он тоже умеет так же любить, смеяться, плакать и делать прочую человеческую чепуху, только ходить не может. Но человек — это же не ножки, а богатый внутренний мир же, да? А теперь представим человека, у которого как раз некоторые элементы психики отсутствуют, среди них могут быть и «человеческие».
Оказываемся в неловкой ситуации: вроде бы гуманизм велит любить всех людей, но вот у нас существа с неполным набором психических хромосом, они еще люди, или уже нет, или еще нет? Например, про нарциссов некоторые говорят, что они — нелюди, как раз исходя из этой логики. Не скажу, что я логику эту разделяю, но понять ее можно.
Ну или вот дети-маугли, выращенные животными. Они люди? Биологически — да, психологически — ну, не знаю. У меня на этот счет была шутка про нашу общую знакомую (вы ее не знаете): «В лесах Чулымского района охотники нашли девочку, выращенную родителями». Шутка понятна: если родители — звери, то кто тогда дети?
«Нечеловек» звучит, конечно, обидно, но это не оценочное суждение, а описательное, которое показывает к тому же, что человек настолько разнообразен, что иногда даже и не человек, и это сложнее, чем «проработать проблему».
Eat shit
Теперь я хотел бы обсудить ряд практических соображений относительно анализа нарциссических пациентов. Мощное сопротивление в их анализе вызвано высокомерной всемогущественной установкой, которая отрицает всякую потребность в зависимости и связанные с нею тревоги. Такому поведению часто свойственна высокая повторяемость, и нарциссические пациенты используют разнообразные его варианты. Интеллектуальный нарциссический пациент зачастую использует свой разум, чтобы на словах соглашаться с аналитиком и при этом по-своему обобщать то, что было проанализировано на предыдущих сеансах. Такое поведение не только блокирует всякий контакт и прогресс, но и служит примером описываемого мною нарциссического объектного отношения. Пациент использует аналитические интерпретации, но быстро лишает их жизни и смысла, так что остаются одни лишь бессмысленные слова. Затем эти слова пациент ощущает своей собственностью, которую он идеализирует, и которая дает ему ощущение превосходства. Альтернативный метод демонстрируют пациенты, которые никогда по-настоящему не принимают интерпретаций аналитика, но постоянно разрабатывают теории, которые считают лучшими версиями анализа.
В первом случае пациент крадет у аналитика/матери репрезентирующие грудь интерпретации, превращая их в фекалии; затем он их идеализирует и скармливает обратно аналитику. Во втором случае собственные теории пациента производятся словно, как бы идеализированные фекалии, которые представлены как пища, лучшая чем грудь, которую предоставляет аналитик/мать. Главный источник этого сопротивления и поведения заключается в отрицании нарциссическим пациентом зависти, которая выходит на поверхность только тогда, когда пациент вынужден признать превосходство аналитика в качестве кормящей матери.
Герберт Розенфельд