И о великой русской культуре
Мне нравится определение, что культура — это вся не биологическая деятельность человека. Оно хорошее в том числе и с точки зрения эволюции: сейчас эволюция человека идёт за счёт культуры гораздо быстрее, чем за счёт биологии.
Человек погружен в культуру постоянно, как рыба в воду. То, как он здоровается — это культура. То, что русские неулыбчивые — тоже, и тысяча подобных мелочей. Человек испытывает страх — это биология, то, как он с ним справляется за пределами трёх F — это уже культура.
Искусство — тоже культура. И «наше всё» Пушкин тоже, вот тут и есть подмена: берётся маленькая и довольно неактуальная уже частичка, пусть даже выдающаяся, и объявляется всей Великой Культурой.
(К слову, «Евгения Онегина» я впервые понял, когда послушал его на английском в исполнении Стивена Фрая. Оказалось, что это роман про обычного московского хипстера, а в стихах потому, что Женя — солнечный пиздодуй, как у московских хипстеров принято, поэтому рассказ о нём просто не может быть в прозе. Тут же стоит признать, что это всё довольно местечковое, читать про московских хипстеров прошлого остальному миру не так интересно, как русским хотелось бы. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» — чисто русская дилемма о том, не западло ли пацану подтираться. Другой великий культурный деятель — Пелевин — делает то же самое: описывает русскую жизнь, метко и злободневно, но никому за пределами России это вообще никуда не впилось).
Если мы берём только литературу, то романы про «попаданцев», в которых герой возвращается в прошлое и помогает товарищу Сталину сделать страну великой — тоже культура, и таких произведений тысячи. Это Пушкин один, а таких — тысячи, и читают их побольше.
Но не одной литературой жив человек. Русская культура — это ещё и уголовная феня и «понятия», ставшие мейнстримом. «Мочить в сортире», вот это всё. Гомофобия — это тоже великая русская культура. Петросян — это тоже великая русская культура (а не армянская). Малышева — тоже. Я жил в Москве, и однажды сосед по лестничной клетке где-то после трёх лет проживания рядом не открыл мне дверь, когда мне надо было разменять тысячу, сказал «здесь вам не касса». Это тоже культура. Может, он после этого сразу пошёл Пушкина читать, я не знаю.
У меня есть шутка, когда я перечисляю всякие гадости, и в конце добавляю «люблю жизнь во всех её проявлениях». У Louis CK есть похожая шутка: он утверждает, что жизнь — говно, просит зрителя представить самую ужасную вещь и говорит, что эта вещь есть в жизни. Так и с культурой. («Вся не биологическая деятельность).
Если не совершать подлог и не считать культурой только самые лучшие её проявления, то окажется, что русская культура — вещь довольно неприятная для «ежедневного использования». Более того, если рассматривать пиковые проявления поближе, то Достоевского чуть не расстреляли, Пушкина царь не жаловал, Толстого предали анафеме, Серебряный век вообще весь плохо кончил, то есть, обыденная русская культура не очень-то великую русскую культуру жаловала, мягко говоря, и это взаимно: «великая русская культура» в корне своей русофобская («Прощай, немытая Россия»), стоит только копнуть поглубже.
Это нормально, даже один человек противоречив, а тут целая культура, ненормален же подлог: людям, которые не знают, что такое культура, объясняют, что их культура великая. Это, кстати, тоже абузерская тема: вообще мучает, а вот вчера букет подарил, событие. Значит, хороший.
Я даже не беру какие-нибудь «имперские амбиции» и прочие эмоционально сейчас заряженные вещи, и без них материала достаточно, и если разбирать всю не биологическую деятельность русских и попытаться ей дать какую-то средневзвешенную оценку, но никаким величием там не пахнет. Пахнет, но не величием.
Я думаю, и не должно. С чего вообще культура должна быть великой? («Когда б вы знали из какого сора...»)
Вопрос риторический, возвращает нас к нарциссической травме России, дальше банально.
Лимб — еще не предел!
Где-то в России по телевизору кто-то сказал (я видел клип в интернете), что Украинцы не хотели делиться рецептом борща, это и есть самый настоящий нацизм. Нет, я не шучу. Мария Захарова сказала.
И я вспомнил, что давно хотел рассказать, как на терапевтическую группу приходили две клиентки, которых можно было назвать пограничными. Ну и что аналогия, конечно, полная: Россия — клиент с пограничным расстройством личности. Мысль банальная, но кто с ними работал, тот Всё Поймёт без дальнейших слов и дальше может не читать.
Вторая клиентка, скажем, Варя, умудрилась настроить против себя группу на первой же (приветственной? welcoming?) сессии, после которой группа решила расстаться с участницей (или наоборот?). Варя сразу зашла с позиций «все враги» и тут же перешла к нападению. Это был первый случай в моей практике, чтобы кандидат устроил такой ажиотаж на первой сессии. (Обычно всё очень деликатно, группа всё-таки терапевтическая, и в первые слабые конфликты новенький начинает вступать через полгода сам, дедовщины и коррупции почти нет).
Первая клиентка, скажем, тоже Варя, продержалась подольше, и в первый раз сорвалась по-моему как раз на борще. (Написав, я навёл справки, это был другой суп). В рамках не терапевтического разговора («в курилке») Варя поделилась своим рецептом, люди — своими. Этот факт Варя восприняла так, что её борщ и её саму здесь принижают. Делясь своими рецептами. Которые отличаются от её рецепта. Следовательно, он плохой. Превосходство одного рецепта над другим — это ли не нацизм?
Дальше какое-то время группа обходилась с ней максимально нежно (насколько могла, они же обычные люди), но несколько раз случалось примерно то же самое: у клиентки что-то щёлкало внутри, она выбирала любое слово или жест и начинала трактовать это, как нападки. И атаковала в ответ. У группы несколько раз получилось это всё пережить, много раз объяснить, что мы не это имели ввиду и помириться, но однажды нападки стали невыносимыми, и клиентка ушла.
Вы же понимаете, на что я намекаю? Во-первых, «прекрасное совпадение!», если про борщ. А в целом, ситуация «кругом враги» понятна, тем более, что кругом — не терапевтическая группа, а злые вражеские государства. Это другое. Хотя, конечно, идея «а вдруг кругом не враги, а просто люди» совершенно революционная. Нет, без шуток и сарказма — революционная.
Этим, к слову (внезапно!), мне не нравится «Стокгольмский синдром». Мол, «у россиян — Стокгольмский синдром». Во-первых, в рамках импортозамещения пусть он будет «Воронежским». Во-вторых, это всё равно некорректно. Нет у них этого синдрома. Когда говорят «Стокгольмский синдром», обычно подразумевают ситуацию, когда «нормальный» человек попал в Стокгольм, ему там так понравилось, что обратно уже не захотелось.
В случае с «нарушенными» людьми, они родились в Стокгольме и ничего другого не видели. Покинуть Стокгольм они тоже не могут. «Попасть» в Стокгольм — тоже. Поэтому не синдром.
Я как-то писал, о людях, у которых чего-то нет. В данном случае — нет идеи о том, что кругом не враги, поэтому дорасти до неё, но не на уровне «да, есть такая идея, но это фуфло», а на уровне «рискнуть попробовать пожить с этим». Сделать так — действительно занятие революционное (и опасное, вдруг все-таки враги).
(Справедливости ради, концепция «дружбы» существует, но она тоже «пограничная». Так, например, мама моего клиента огрела бывшую подругу табуреткой, как только та стала «предательницей», то есть, сделала что-то, что ей не понравилось).
Отдельная большая боль — что маман моя, царствие ей небесное, тоже вполне себе была человеком с пограничной организацией личности, и все эти фокусы я знаю с детства (и выработал противоядие). Участницы, к слову, как сейчас модно говорить, «стриггерили» многих людей в группе, у которых тоже были мамы, но меня — нет (ибо духовно порос я до неведомых простым смертным вершин, прошел терапию и похоронил маму, во всех смыслах).
Само название «пограничный» пошло от «borderline» и по смыслу должно было переводиться, как «находящийся на грани»: туда записывались люди, которые не настоящие сумасшедшие («психотики»), но почти-почти. Находиться в этом почти-почти состоянии они могут сколь угодно долго, не переходя границы и не попадая в Украину.
Вот ещё слово хорошее: лимб (лат. limbus — рубеж, край, предел). «Вы находитесь здесь».
Что бесило (ещё до того, как я окончательно порос) больше всего: родная жена считала родную мать человеком нормальным. Я рассказывал, конечно, всякие безобидные истории из детства (ну, вроде таких, что мне, когда я был ребёнком, не устраивали на дни рождения праздники, потому что «много мороки», это правда самые безобидные), Катя сначала не верила, потом спрашивала у мамы, а та совершенно спокойно подтверждала, потому что «ну а что такого?». Спустя годы, наконец, дошло.
Продолжая аналогию: Хомак очень обиделся на Шульман, за то, что она сказала «правы оказались все городские сумасшедшие». Наверное, не только он. Были и другие люди, которые много лет кричали «да вы что, она (мать моя, родина) ебанутая!», а все вокруг не верили.
Но она не ебанутая. Она «на грани». Это, вообще, довольно интересно, хотя и страшно, наблюдать, как «здоровые» люди долго не могут понять, что «пограничные» — это отдельная категория (часто используемая, как «остальное»), как раз потому, что «ни рыба — ни мясо».
То же относится и к «полубреду», в котором пациент находится. Госпитализировать рано, ещё не полный бред, может он просто шутит? Нет, человек не шутит. Более того, полубред-то прочно укоренён в реальности. Например, я сразу понял, почему Зеленский наркоман — потому что за легализацию. Нацисты, разумеется, в Украине тоже есть — потому что есть (целый полк!). Русский язык действительно притесняют, потому что не все говорят по-русски (а у нас — все). Запад, естественно, нападает на Россию и вводит санкции, потому что хочет задушить — и это правда. То, что он делает это в ответ?.. Ну, конкретно этот незначительный кусочек может и выпасть, к тому же его надо ещё доказать, но в остальном-то всё верно.
Всё это — не коварный обман и не «пропаганда, в которую сам же и поверил», это просто такой самобытный способ мышления.
Один из моих любимых реальных записанных диалогов, например:
Сижу, тренируюсь играть на губной гармошке.
— А ты почему ноты не учишь? Ну, мелодию бы разучил на гармошке, — говорит мама.
Катя опрометчиво решает поговорить:
— Так, а что он что делает?
— Ну, он одну и ту же мелодию играет, бубубу, бубубу.
— А как учат?
— .... А.... Немецкая что ли мелодия?
— Почему немецкая?
— Ну, немцы же на губных гармошках играют.
До нацизма чуть-чуть не дошли, а могли бы.
И о немцах. Вот в новостях пишут, что «Президент Германии Штайнмайер впервые признал, что попытки наладить контакты с Москвой были ошибкой». Тут, конечно, можно думать, что это двуличные западные прогнившие политики, которым нравится сидеть на игле российского газа, и они скажут, что угодно. А можно думать, что «нормальным» людям трудно распознать «пограничных».
Пока те не свалятся в психоз. Тогда все вокруг и прозревают.
Методичка национал-предателя
⚠️ Напоминаю, что если вы хотите изменить государство — это называется государственная измена.
Президент (вражеский) в своём интервью для жителей России (запрещённом на территории РФ) прямым текстом дал указание пятой колонне: каждому переубедить хотя бы одного россияниа, склонить его на сторону западных ценностей и/или к греховному делу пацифизма.
Я, как человек, за деньги помогающий людям меняться, иногда даже к лучшему, задумался, исключительно в познавательных целях, разумеется, мог бы я или тварь дрожащая? Хватило бы мне умений, слов, терпения на то, чтобы изменить кому-то точку зрения? Иными словами, как можно из человека быстро и бесплатно сделать предателя родины?
Короткий ответ — никак, если мы говорим о разумных, добрых и вечных способах.
Почему нет?
Сейчас — время борьбы. (Можно же это слово говорить, да? «Борьбовое время»). Люди, мягко говоря, «эмоционально вовлечены», я не буду использовать умные слова, типа «аффект». На сложную умственную деятельность сейчас мало кто способен, и все возможные реакции сведены к самым примитивным, а их количество невелико (от двух до пяти).
Во время драки нет опции «остановиться и глубоко отрефлексировать своё положение, правоту и неправоту сторон и шаги, которые сюда привели», драться надо. Если уж человек попал в ситуацию борьбы, то такие архетипы, как «враг», «друг», всякие «чувства плеча» и «национальная сплочённость» включаются почти у всех автоматически. Как великая русская нация в едином порыве сплотилась против нацистов-фашистов, так и менее великая («вторая в Европе») украинская, против них же. Попытки именно сейчас выяснить, кто же нацист-фашист, и что вообще эти слова значат, обречены на провал, как в силу эмоционального накала, срабатывания чувства принадлежности, так и из-за общего скудоумия и необразованности.
Меня совершенно не смущает, что украинские друзья расчехлили винтажные «националистические» лозунги и создали много новых, орать сейчас о какой-то «русофобии» и просить тщательно сортировать русских было бы кощунством. Ещё более страшное кощунство — делать вид, что с нашей стороны спецоперация ведётся исключительно с братской любовью. Это только бодхисаттвы могут убивать и не порождать карму, русские солдатики на бодхисаттв не тянут (это уже считается фейком о состоянии армии или ещё нет?).
Советы установить на телевизор родительский контроль (для контроля родителей) в качестве первого шага верны, но не в плане перевоспитания, а для изоляции от птичьего психоза.
А вот подсунуть прямо сейчас другой, «правильный» телевизор не получится, он будет вызывать отторжение и ненависть.
Есть известный эксперимент, когда человеку говорят, что покажут ему фотографии великих учёных, после чего он находит там одухотворённый вид, умные глаза, признаки гуманизма и прочее. Другому человеку говорят, что покажут фотографии серийных убийств, показывают те же лица, и тут же сразу становятся очевидны все признаки дегенерации на этих рылах.
Но в нашем случае то, что на фото — уроды, говорили не один раз, а восемь лет, в течение которых мы все были где-то не там. К тому же ставки слишком высоки. Некоторые мои клиенты годами добиваются от родителей хотя бы минимальные признаки сожаления за, мягко говоря, неудачное детство. Родители не сдаются: сказать «да, я был не прав» — неподъёмный груз, это значит, что ты был не самым лучшим родителем и, что самое страшное, это уже не изменить.
Работающий массовый способ — сначала отобрать один телевизор, подождать сорок лет (можно где-нибудь в это время погулять), а потом телевизор подменить. Это работает на государственном уровне, долго, медленно и не для военного времени, да и контроля над этим у нас нет. Не надо думать, что пропаганда — это что-то уникально плохое, пропагандировать можно как массовый ядерный экстаз, так и раздельный сбор мусора. Даже будучи гуманистом, я все-таки вынужден признать, что обычные массы людей отличаются друг от друга всего лишь воспитанием, а не индивидуальным уровнем развития, а воспитание им предлагает государство.
Кто на какой стороне был (осознанно или нет) до начала «оперирования», тот на ней и останется до конца «операции». Есть небольшая прослойка сомневающихся, но их тоже быстро разбирают, перед ними сейчас стоит задача быстро определиться и высказаться (и безопасней это сделать в пользу большинства).
Почему да?
На индивидуальном уровне (мы все ещё пытаемся перетянуть на сторону проклятых гендерных свобод хотя бы одного) для «переубеждения» нужно тихое, спокойное и безопасное место и человек, к которому подопытный хотя бы чуть-чуть прислушивается (а так же отсутствие товарища майора за спиной). Такое место появится не скоро и доступно будет не всем. Я говорю сейчас о терапевтической работе, разумеется. Ну, и самое главное — «лампочка должна хотеть меняться» (анекдот «сколько нужно терапевтов, чтобы поменять лампочку?»).
Итак, допустим звезды сошлись, и мы нашли такого человека и даже наладили что-то вроде контакта. Что дальше?
Во-первых, не надо ни о чем спорить и ничего опровергать. Это бесполезно, человек будет сопротивляться. Кроме того, люди (скорее всего, и вы тоже) не умеют свободно переключать уровни абстракции, не могут легко перемещаться с уровня птичьего полёта на уровень птичьего помёта, от чего часто теряются, начинают мыслить масштабами вселенной или геополитическими категориями, когда разговор идёт совсем о другом, либо «доёбываться до мышей». В жаре спора вы можете сами не заметить, как уйдёте либо в опровержение каждого фейка по отдельности, либо в абстрактную диванную аналитику.
Более того, человек может иметь чрезвычайно острую эмоциональную реакцию и провалиться в очень странное место, при этом сохранить возможность речи, изображать работу мысли и выглядеть как тот, с кем можно вести беседу на те же геополитические темы. Это иллюзия.
Все реакции сейчас эмоционально обусловлены, поэтому «вроде бы умный человек, а...» не является аргументом. Надо помнить, что сначала у человека есть эмоциональное состояние, а потом оно доказывается «фактами», поэтому оспаривать факты не нужно, это всего лишь прикрытие.
Во-вторых, лучший способ, помимо «активного слушания» (разумеется, сначала надо выслушать человека, даже если вы знаете весь его бред наизусть) — это саркастический, простите, Сократический диалог. Цель его — дополнить, а не опровергнуть картину мира.
Задача — не донести «правду», а предложить другие ситуации/идеи для рассмотрения, причём не обязательно для принятия, а «давай пофантазируем на эту тему?», «что если бы и так?».
— Война же не с пустого места началась. Я не могу поверить в то, что Путин просто решил нагнуть Украину.
— А чё бы не нагнуть-то?
— Просто потому, что мог, ты считаешь?
— Например, подумал, что плохо лежит (как Крым).
(диалог выдуман, все совпадения случайны)
В-третьих, самое главное — в центр обсуждения рано или поздно должны выйти злополучные западные ценности. Иначе как переманить в стан врага, да? Это могут быть также и не менее прекрасные восточные, предметом разговора должны стать ценности того конкретного человека, с которым вы общаетесь.
Также надо понимать, что мало кто знает, что такое эти «западные ценности», и возможно человеку понадобиться объяснять, что ценность — не в «жопу пердолиться», а «быть собой». Одно и то же, но есть нюанс.
Например, я бы начал с вопроса «Что важнее: жизнь человека или государство?».
Если человек ответит «ну конечно государство», то не спешите его хоронить со всем остальным русским миром, пофантазируйте вместе о последствиях. Например, если жизнь государства важнее, то можно заваливать трупами любой вооружённый конфликт. Хотел бы человек быть одним из этих трупов? Ага, хотел бы. Ради правого дела. А вдруг государство не право? Нет, разумеется, оно всегда право, но вдруг один разочек не? Кто такое это государство, как оно принимает решение? Светлоокий и лучезарный говорит, что делать. Он тоже всегда прав? Помазанник божий, ага. А Бог вообще есть? Как нет? А помазанника кто мазал? Может, он сам измазался?
Дальше можно рассмотреть и обратную ситуацию и пофантазировать, как мог бы был устроен мир тогда, если бы жизнь и мнение человека чего-то стоила. Можно вспомнить даже, например, слезинку ребёнка (не путать с распятым мальчиком).
Опять-таки, цель — не загнать человека в угол, а — вы не поверите — расширить его сознание. Дальше он пусть сам. Если он после этого сам добровольно перекинется на сторону врага, то и виноват будет он.
(У меня на группе есть участник, который каждый раз, получая вопросы в подобном стиле, но не про политику, а про его собственную жизнь, начинает тревожно спрашивать «куда вы меня тащите?», или «я к чему-то должен придти?», или «почему вы знаете правильный ответ и издеваетесь?»).
Возвращаясь к выдуманному диалогу:
— Так с Бандэры же вроде все началось. Он за нацистов был во время великой, его славили. Закрепилось в менталитете, что русские плохие.
— Андрей Власов тоже был, знаешь такого?
— Неа.[ пауза на рисёрч ]
— Во время второй мировой на сторону фашистов переходило много людей, включая русские деревни, части армий, и так далее. Украинских — тоже.
— Но памятники им не ставили. Понятно, что русских было тоже достаточно. Выживали как могли.
— За что Бендер воевал, знаешь? Памятник-то ему за что?
— За Украину. За независимость же.
— И независимость — это плохо?
— Это прекрасно.
Человек, очевидно, сам подставился, признав, что независимость является его ценностью. А там уж и до свободы (еще одной проклятой западной ценности!) недалеко, как и до признания того факта, что есть странные люди, для которых свобода дороже жизни.
В-четвёртых, помимо ценностей «клиента» обсуждаться могут и прочие его ощущения, это вообще очень в духе гниющего запада — интересоваться конкретным человеком. (Даже если он не важнее государства. Называется «гуманизм», look it up).
Например, можно спрашивать «а тебе самому это как?». Что чувствуешь? Где это тебя трогает, покажи на кукле? Кусочек нашего Крыма тогда получил? Почему нет? Не раздавали, как ваучеры? Раздавали, но не тебе? А что получил? В животе тепло стало? Это тоже несомненно хорошо. А можно ли было как-то по-другому сделать тепло? А можно, чтобы и тебе тепло, и чтоб хохлы не обиделись?
Впрочем, про хохлов это может даже и перебор. «Как видят эту ситуацию другие?» требует умение на чужое место встать, что доступно тоже не всем. Можно попробовать задавать вопросы, типа «Если весь мир тебе говорит, что с тобой что-то не так, то какой вариант более вероятен? а) они все плохие и сговорились, б) с тобой что-то не так».
В любом случае, возвращаться надо к конкретному человеку, от чего с непривычки его будет корёжить, и он всеми силами будет уходить в не своё. «А вот мама сказала...». Или «волнует политика Америки». Человека надо направлять обратно, вопросами, типа «А тебя это волнует, потому что?» или «А вот эта «мама» сейчас в этой комнате?» (как в том меме).
Боевые терапевты Зеленского — вперёд!
Теперь, когда мы нашли работающий способ, осталось отправить бюджет в Пентагон и начать выращивать боевых терапевтов в секретных биолабораториях Украины, чтобы те влияли на умы гоев.
Но есть неприятный нюанс, я его упоминал выше: человеку можно расширить сознание, но выбор он должен сделать сам, да и сама психотерапия является прозападным изобретением. В психотерапию люди идут тогда, когда их прижимает, и они больше не могут жить по-старому. И даже в том случае они часто хотят решить «проблему», а не менять жизнь целиком. «Можно всё исправить, но чтобы всё осталось, как есть?».
В случае щекотливого дела предательства родины «прижмёт», боюсь, только когда по старой формуле «холодильник победит телевизор», а для этого никого выращивать в биолабораториях не надо. Тем, кого зараза украинопоклонничества разделила со своими близкими, можно посоветовать оставить их в покое (совсем-совсем в покое, только не закапывайте). Когда-нибудь, когда ажиотаж спадёт, они обнаружат, что желание общаться с вами вернулось, а это приятное чувство праведного гнева куда-то рассосалось. Тут-то вы на них и отыграетесь!
В остальном же — увы и ах. Мы родину никогда не предавали — нечего и начинать.