И о великой русской культуре
Мне нравится определение, что культура — это вся не биологическая деятельность человека. Оно хорошее в том числе и с точки зрения эволюции: сейчас эволюция человека идёт за счёт культуры гораздо быстрее, чем за счёт биологии.
Человек погружен в культуру постоянно, как рыба в воду. То, как он здоровается — это культура. То, что русские неулыбчивые — тоже, и тысяча подобных мелочей. Человек испытывает страх — это биология, то, как он с ним справляется за пределами трёх F — это уже культура.
Искусство — тоже культура. И «наше всё» Пушкин тоже, вот тут и есть подмена: берётся маленькая и довольно неактуальная уже частичка, пусть даже выдающаяся, и объявляется всей Великой Культурой.
(К слову, «Евгения Онегина» я впервые понял, когда послушал его на английском в исполнении Стивена Фрая. Оказалось, что это роман про обычного московского хипстера, а в стихах потому, что Женя — солнечный пиздодуй, как у московских хипстеров принято, поэтому рассказ о нём просто не может быть в прозе. Тут же стоит признать, что это всё довольно местечковое, читать про московских хипстеров прошлого остальному миру не так интересно, как русским хотелось бы. «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» — чисто русская дилемма о том, не западло ли пацану подтираться. Другой великий культурный деятель — Пелевин — делает то же самое: описывает русскую жизнь, метко и злободневно, но никому за пределами России это вообще никуда не впилось).
Если мы берём только литературу, то романы про «попаданцев», в которых герой возвращается в прошлое и помогает товарищу Сталину сделать страну великой — тоже культура, и таких произведений тысячи. Это Пушкин один, а таких — тысячи, и читают их побольше.
Но не одной литературой жив человек. Русская культура — это ещё и уголовная феня и «понятия», ставшие мейнстримом. «Мочить в сортире», вот это всё. Гомофобия — это тоже великая русская культура. Петросян — это тоже великая русская культура (а не армянская). Малышева — тоже. Я жил в Москве, и однажды сосед по лестничной клетке где-то после трёх лет проживания рядом не открыл мне дверь, когда мне надо было разменять тысячу, сказал «здесь вам не касса». Это тоже культура. Может, он после этого сразу пошёл Пушкина читать, я не знаю.
У меня есть шутка, когда я перечисляю всякие гадости, и в конце добавляю «люблю жизнь во всех её проявлениях». У Louis CK есть похожая шутка: он утверждает, что жизнь — говно, просит зрителя представить самую ужасную вещь и говорит, что эта вещь есть в жизни. Так и с культурой. («Вся не биологическая деятельность).
Если не совершать подлог и не считать культурой только самые лучшие её проявления, то окажется, что русская культура — вещь довольно неприятная для «ежедневного использования». Более того, если рассматривать пиковые проявления поближе, то Достоевского чуть не расстреляли, Пушкина царь не жаловал, Толстого предали анафеме, Серебряный век вообще весь плохо кончил, то есть, обыденная русская культура не очень-то великую русскую культуру жаловала, мягко говоря, и это взаимно: «великая русская культура» в корне своей русофобская («Прощай, немытая Россия»), стоит только копнуть поглубже.
Это нормально, даже один человек противоречив, а тут целая культура, ненормален же подлог: людям, которые не знают, что такое культура, объясняют, что их культура великая. Это, кстати, тоже абузерская тема: вообще мучает, а вот вчера букет подарил, событие. Значит, хороший.
Я даже не беру какие-нибудь «имперские амбиции» и прочие эмоционально сейчас заряженные вещи, и без них материала достаточно, и если разбирать всю не биологическую деятельность русских и попытаться ей дать какую-то средневзвешенную оценку, но никаким величием там не пахнет. Пахнет, но не величием.
Я думаю, и не должно. С чего вообще культура должна быть великой? («Когда б вы знали из какого сора...»)
Вопрос риторический, возвращает нас к нарциссической травме России, дальше банально.
Лимб — еще не предел!
Где-то в России по телевизору кто-то сказал (я видел клип в интернете), что Украинцы не хотели делиться рецептом борща, это и есть самый настоящий нацизм. Нет, я не шучу. Мария Захарова сказала.
И я вспомнил, что давно хотел рассказать, как на терапевтическую группу приходили две клиентки, которых можно было назвать пограничными. Ну и что аналогия, конечно, полная: Россия — клиент с пограничным расстройством личности. Мысль банальная, но кто с ними работал, тот Всё Поймёт без дальнейших слов и дальше может не читать.
Вторая клиентка, скажем, Варя, умудрилась настроить против себя группу на первой же (приветственной? welcoming?) сессии, после которой группа решила расстаться с участницей (или наоборот?). Варя сразу зашла с позиций «все враги» и тут же перешла к нападению. Это был первый случай в моей практике, чтобы кандидат устроил такой ажиотаж на первой сессии. (Обычно всё очень деликатно, группа всё-таки терапевтическая, и в первые слабые конфликты новенький начинает вступать через полгода сам, дедовщины и коррупции почти нет).
Первая клиентка, скажем, тоже Варя, продержалась подольше, и в первый раз сорвалась по-моему как раз на борще. (Написав, я навёл справки, это был другой суп). В рамках не терапевтического разговора («в курилке») Варя поделилась своим рецептом, люди — своими. Этот факт Варя восприняла так, что её борщ и её саму здесь принижают. Делясь своими рецептами. Которые отличаются от её рецепта. Следовательно, он плохой. Превосходство одного рецепта над другим — это ли не нацизм?
Дальше какое-то время группа обходилась с ней максимально нежно (насколько могла, они же обычные люди), но несколько раз случалось примерно то же самое: у клиентки что-то щёлкало внутри, она выбирала любое слово или жест и начинала трактовать это, как нападки. И атаковала в ответ. У группы несколько раз получилось это всё пережить, много раз объяснить, что мы не это имели ввиду и помириться, но однажды нападки стали невыносимыми, и клиентка ушла.
Вы же понимаете, на что я намекаю? Во-первых, «прекрасное совпадение!», если про борщ. А в целом, ситуация «кругом враги» понятна, тем более, что кругом — не терапевтическая группа, а злые вражеские государства. Это другое. Хотя, конечно, идея «а вдруг кругом не враги, а просто люди» совершенно революционная. Нет, без шуток и сарказма — революционная.
Этим, к слову (внезапно!), мне не нравится «Стокгольмский синдром». Мол, «у россиян — Стокгольмский синдром». Во-первых, в рамках импортозамещения пусть он будет «Воронежским». Во-вторых, это всё равно некорректно. Нет у них этого синдрома. Когда говорят «Стокгольмский синдром», обычно подразумевают ситуацию, когда «нормальный» человек попал в Стокгольм, ему там так понравилось, что обратно уже не захотелось.
В случае с «нарушенными» людьми, они родились в Стокгольме и ничего другого не видели. Покинуть Стокгольм они тоже не могут. «Попасть» в Стокгольм — тоже. Поэтому не синдром.
Я как-то писал, о людях, у которых чего-то нет. В данном случае — нет идеи о том, что кругом не враги, поэтому дорасти до неё, но не на уровне «да, есть такая идея, но это фуфло», а на уровне «рискнуть попробовать пожить с этим». Сделать так — действительно занятие революционное (и опасное, вдруг все-таки враги).
(Справедливости ради, концепция «дружбы» существует, но она тоже «пограничная». Так, например, мама моего клиента огрела бывшую подругу табуреткой, как только та стала «предательницей», то есть, сделала что-то, что ей не понравилось).
Отдельная большая боль — что маман моя, царствие ей небесное, тоже вполне себе была человеком с пограничной организацией личности, и все эти фокусы я знаю с детства (и выработал противоядие). Участницы, к слову, как сейчас модно говорить, «стриггерили» многих людей в группе, у которых тоже были мамы, но меня — нет (ибо духовно порос я до неведомых простым смертным вершин, прошел терапию и похоронил маму, во всех смыслах).
Само название «пограничный» пошло от «borderline» и по смыслу должно было переводиться, как «находящийся на грани»: туда записывались люди, которые не настоящие сумасшедшие («психотики»), но почти-почти. Находиться в этом почти-почти состоянии они могут сколь угодно долго, не переходя границы и не попадая в Украину.
Вот ещё слово хорошее: лимб (лат. limbus — рубеж, край, предел). «Вы находитесь здесь».
Что бесило (ещё до того, как я окончательно порос) больше всего: родная жена считала родную мать человеком нормальным. Я рассказывал, конечно, всякие безобидные истории из детства (ну, вроде таких, что мне, когда я был ребёнком, не устраивали на дни рождения праздники, потому что «много мороки», это правда самые безобидные), Катя сначала не верила, потом спрашивала у мамы, а та совершенно спокойно подтверждала, потому что «ну а что такого?». Спустя годы, наконец, дошло.
Продолжая аналогию: Хомак очень обиделся на Шульман, за то, что она сказала «правы оказались все городские сумасшедшие». Наверное, не только он. Были и другие люди, которые много лет кричали «да вы что, она (мать моя, родина) ебанутая!», а все вокруг не верили.
Но она не ебанутая. Она «на грани». Это, вообще, довольно интересно, хотя и страшно, наблюдать, как «здоровые» люди долго не могут понять, что «пограничные» — это отдельная категория (часто используемая, как «остальное»), как раз потому, что «ни рыба — ни мясо».
То же относится и к «полубреду», в котором пациент находится. Госпитализировать рано, ещё не полный бред, может он просто шутит? Нет, человек не шутит. Более того, полубред-то прочно укоренён в реальности. Например, я сразу понял, почему Зеленский наркоман — потому что за легализацию. Нацисты, разумеется, в Украине тоже есть — потому что есть (целый полк!). Русский язык действительно притесняют, потому что не все говорят по-русски (а у нас — все). Запад, естественно, нападает на Россию и вводит санкции, потому что хочет задушить — и это правда. То, что он делает это в ответ?.. Ну, конкретно этот незначительный кусочек может и выпасть, к тому же его надо ещё доказать, но в остальном-то всё верно.
Всё это — не коварный обман и не «пропаганда, в которую сам же и поверил», это просто такой самобытный способ мышления.
Один из моих любимых реальных записанных диалогов, например:
Сижу, тренируюсь играть на губной гармошке.
— А ты почему ноты не учишь? Ну, мелодию бы разучил на гармошке, — говорит мама.
Катя опрометчиво решает поговорить:
— Так, а что он что делает?
— Ну, он одну и ту же мелодию играет, бубубу, бубубу.
— А как учат?
— .... А.... Немецкая что ли мелодия?
— Почему немецкая?
— Ну, немцы же на губных гармошках играют.
До нацизма чуть-чуть не дошли, а могли бы.
И о немцах. Вот в новостях пишут, что «Президент Германии Штайнмайер впервые признал, что попытки наладить контакты с Москвой были ошибкой». Тут, конечно, можно думать, что это двуличные западные прогнившие политики, которым нравится сидеть на игле российского газа, и они скажут, что угодно. А можно думать, что «нормальным» людям трудно распознать «пограничных».
Пока те не свалятся в психоз. Тогда все вокруг и прозревают.
My ❤️ will go on
Вот я над чем размышляю безо всякого результата. Может ли терапевт выбирать клиентов? Допустим, у него очередь и выбирать он может. Но имеет ли право, вша трясущаяся (по Достоевскому)? Очевидный и простой ответ: «да, конечно». Он свободный человек со своими — хихи — границами.
Тогда вопрос «а как выбирать?».
Первый критерий — «как самому лучше?». Тогда надо брать, конечно, не сильно сложных клиентов, но и не совсем элементарные случаи. Чтобы, значит, и челлендж и не надорваться. И потом, платят все одинаково, никто за вредность не доплачивает. Хотя могут быть варианты, и хорошо, если доплачивают, но такое редко я видел. В этом случае вопросы отпадают. Но тем не менее, все равно запас сил не бесконечен и если наберёшь трудных, то можно просто не справиться за любую стоимость. Понятно, что надо блюсти баланс и экстремумы никто не любит.
Второй критерий — «а как лучше вселенной в её масштабах?». То есть, «я хочу потратить силы на благородное дело, но хочется же это сделать оптимально?». Тогда — хоть терапевт и вовсе не спаситель — от метафоры военного госпиталя не уйти. У тебя десять коек, остальных оставим умирать на улице. Разговор, повторюсь, не о спасении, а о том, что коек все равно десять, как ни крути. Тогда, конечно, надо «спасать» тех, кто имеет шансы выжить и принести пользу людям. Скажем, вместо одного больного старика, который выживет, но останется инвалидом, за то же время можно провести операцию на трёх более здоровых молодых людях. Получается снова надо брать тех, кого есть надежда «спасти»: и тоже выходит, значит, и челлендж, и шансы хорошие. А как же гуманизм?
Тут, конечно, уместно вспомнить про вагонетку и сказать, что это та самая этическая задача. Но, увы, нет. В этом случае она бы выглядела бы так: «Вы можете спасти трёх людей, которые ваши родственники или двух совершенно посторонних». Очевидно, что есть вариант win-win: спасаем родственников, всем говорим, что три это больше двух, а родственникам говорим, что прошли терапию и простили их.
И, наконец, вывод. Получается, что если мы дадим терапевтам выбор, то они, как люди разумные, совсем же перестанут лечить тяжело больных, что текущее положение дел в целом и доказывает.
Бонусная мысль для параноиков: если терапевт вдруг сделал что-то ужасное — так это может он в процессе терапии понял, с каким сложным случаем он связался и просто хочет, чтобы вы сами ушли по-хорошему, а не он вас бросил?
Экономика внимания
Не происходит ничего такого, что бы не было описано у Маркса. До капиталистов дошло, что самый главный ресурс — это внимание (ну, просто все деньги «честным путём» они уже отобрали). Реклама — это «двигатель торговли», работающий на внимании, который позволяет отобрать даже то, что человек не хотел тратить («создать потребность и удовлетворить её»).
Но зачем внимание привлекать, если его можно просто вообще никогда не отдавать обратно, да? Монополия на внимание — это более широкий случай монополии на рекламу, а фейсбук и гугль — банальные монополисты рекламного рынка (и ничего им за это не будет).
Фейсбук (условный фейсбук, имя нарицательное), однако, делает страшное — и только потому, что мы ему разрешаем. Он якобы предоставляет нам инструмент общения с «друзьями», а на самом деле делает залипательный инфо-продукт и давно уже сам решает, что из постов друзей мы должны видеть и что из наших постов видят «друзья». Даже не на уровне постов: Елена Рыдкина у меня, например, в друзьях, но я не её уже больше года: видимо, она находится в «шедоубане» потому, что пишет про секс. Фактически, фейсбук осуществляет редакторскую деятельность, а люди с журналистским образованием знают, что можно создать совершенно ангажированное СМИ, просто выбирая, что публиковать, даже если публикации корректны каждая по отдельности.
Но это всё — не со зла, в том плане, что никакого нового, уникального зла тут нет, просто научно-технический прогресс не стоит на месте, поэтому инструменты всё изощрённее, а мотивы все те же, зачем придумывать новые, если старые подходят идеально? Никто не желает зла тебе лично, персонально, как человеку — тебя ведь даже как человека не рассматривают. «Обезличенные данные».
У всего этого «не со зла» — прямая аналогия с пластиковыми пакетами: никто же не хотел засрать планету специально! Покупателю удобно каждый раз не нести с собой авоську, производителю удобно, что человек покупает больше. Ситуация win-win, в которой никто не проигрывает, кроме нас всех.
С этим можно было бы бороться, если бы эксплуатировалось только «животное» (низменное), но это бьёт к тому же по социальному, на чем всё общество и держится. Попробуй не купить на свадьбу бриллианты — на тебя косо посмотрят, даже если все знают, что воображаемая ценность бриллиантов — всего лишь результат рекламной компании 50-ых годов прошлого века. Или, если простыми словами, «откажешься от фейсбука — останешься без друзей». Если не сформировал надёжную оффлайновую сеть (или если ты не знаменитость, поклонники которой есть на всех платформах), что с годами всё сложнее и сложнее. Времена сейчас такие, повальная цифрофизация.
Выход только один (кроме маргинализации, помните Тифаретник?) и кончается это всё, разумеется, постами об ужасах цукерберга и о правилах цифровой гигиены — в том же фейсбуке (ну потому что хочется же, чтобы их прочитали, да?). Можно перейти на новую платформу, но так как прогресс не стоит на месте, новые платформы сговнякиваются каждый раз всё быстрее и быстрее. Также можно писать на берестяных грамотах или даже завести stand-alone блог, но you can’t spell stand-alone without alone.
Мой журналистский диплом, к слову, назывался «Авторские проекты как пример адекватной реализации свойств интернета (на материале истории российской интернет-журналистики 1995-2002 годов)», тогда как бы уже было слово «блоги», но рука не поднималась их так называть. Поинт диплома был в том, что в те славные времена каждый мог поднять абсолютно независимую платформу и вещать, чем видные люди и пользовались. Дальше — понятно: свободу обменяли на удобство, удобство стало массовым, вещание превратилось в сплетни на кухне, и вот посмотрите: короткий миг свободы, возникший чисто по недосмотру, кончился, и медиа-влияние снова в руках монополий.