Набросаю тут еще несколько мыслей.

В общем-то, шизоидные защиты — самые лучшие. Если в этом мире спасение невозможно, то можно уйти в другой. Если в другом спасение невозможно — уйти дальше. Я это называю «N+1», хотя на самом деле N+1 — это совсем другое. Но я художник, я так вижу.

Культура и искусство — это типичный «N+1», конструирование альтернативной реальности. В ответ на экзистенциальные данности.

Компьютерные игры — это типичное культура и искусство.

Да и просто игры.

Человек придумывал альтернативные реальности столько, сколько он себя помнит. Первой такой придумкой была игра.

Йохан Хёйзинга — по-английски его фамилия пишется, как Huizinga — написал в 1938 книгу «Человек играющий», «Homo Ludens». Я ее читал в совсем «детском» возрасте, но кое-что помню. Опять-таки, «надо перечитать», чего и вам советую, иначе все разговоры об игре будут поверхностны.

Так, он выделяет пять характеристик игры:

1. Доступ к игре свободен, сама игра и есть проявление свободы.
2. Игра — это не «обычная» или «реальная» жизнь.
3. Игра отличается от «обычной» или «реальной» жизни как местоположением, так и продолжительностью. «Её течение и смысл заключены в ней самой».
4. Игра устанавливает порядок и порядком является. Игра требует абсолютного и полного порядка. (И лишь закон свободе даст главенство).
5. Игра никоим образом не связана с материальным интересом и не может приносить никакой прибыли.

Нас интересуют пункты 2 и 3.

(Мысль в сторону, додумайте сами: «Терапия является игрой» и заодно поймете, почему именно шизоидные защиты являются лучшими для терапевта).

(Еще одна мысль в сторону: почти наверняка шекспировское «весь мир — театр» — это вовсе не то, что вы думаете. Да, иногда полезно знать, «что же хотел сказать автор?». Это еще называется словом «контекст»).

Я видел несколько персонажей, которые, прикрываясь Дионисом, пропагандируют «игровое» отношение в жизни. «Жизнь как игра» и вот это все. Возможно, Демчог – один из них, но я особенно в его учение не вникал, так что не знаю (разбирайтесь сами).

Зачем они это делают — совершенно понятно: хочется получить все плюшки игры («игра — это не по-настоящему, можно расслабиться и получать удовольствие»), но в реальной жизни. Ради этого можно даже признать, что реальной жизни не существует, но это уже более экстремальное развитие идеи.

Нельзя относиться к обычной жизни, как к игре потому, что игра — это не обычная жизнь, «по определению». Игра существует только потому, что не является обычной жизнью. Игра — это всегда -мета.

Поэтому превратить всю жизнь в игру тоже нельзя, что-то должно остаться.

И это называется словом «заигрался», кстати. Нельзя заиграться навсегда. Можно заиграться до конца, но не навсегда. Нельзя также быть вечным ребенком.

Но, по нашему мнению, Питер Пен является воплощением лишь одного конкретного аспекта нарциссической структуры характера, а именно контрзависимой формы нарциссизма.

Вечно молодым и вечно пьяным тоже нельзя.

Говоря простым языком, «сколько ты бы в «танчики» не играл, все равно помирать».

Что можно? Можно получить от игры пользу. (Не прибыль, а пользу).

От игр вообще много пользы в «настоящей» жизни, но рассматривать здесь мы эту тему не будем, пока вы не отправите СМС на короткий номер.

Старший мой ребенок, к слову, что-то подозревает. У него был сложный период (адаптация к школе), мы отвели его к детскому психотерапевту. И вот как-то он на нее очень «обиделся» и отказался ходить. Терапевт нам позвонила и сказала, что не может понять, что произошло.

Оказалось, они исследовали его фантазии на тему «хочу жить в компьютерной игре», а ребенок, к слову, любит sandbox’ы и игры в Бога. Терапевт же ему возразила, что это не очень практично, потому что компьютерную игру может выключить кто-то извне.

«Ну вы молодец, конечно!», — сказал я ей (сарказм).

Ребенок поэтому и хочет жить в компьютерной игре, чтобы его никто не выключил, а вы что, говорите, и там спасенья нет?

Успокоили как-то ребенка, короче.

Ох уж эти терапевты.

No More Mr. Nice Guy

Книга «Хватит быть славным парнем» — это «Человек для себя» для бедных.

А теперь — танцы.

Полночные размышления — 2

К предыдущей заметке хочется добавить еще ремикса из Витакера. У вас были целые сутки, чтобы замиксировать по-своему.

Терапевт работает собой. Также терапевт работает человеком («профессиональный человек»). Также терапевт работает личностью. Это все мои формулировки.

У Витакера этот конфликт (да, тут он есть!) описан более выпукло: терапевту надо разделять личность и роль, и это — очень важная дихотомия.

Терапевт не «является» собой, а «работает» собой. Он играет роль приемного родителя и получает за свое актерство деньги, но играет роль он своей личностью как инструментом.

Иногда это волнует клиентов, «терапия — это притворство, как тогда верить?». Но можно ли убедительно сыграть родителя, не являясь им?

Образцовая мать совершает поступки любви вместо того, чтобы быть такой, какая она есть. Недавно я слышал шутку про такую любовь: мать, бесконечно любившая двух своих цыплят, когда один из них заболел, убила другого, чтобы приготовить больному бульон. Психотерапевты могут при этом вспомнить некоторых из своих коллег, работающих примерно таким образом. И разумеется, никто не заподозрит себя в склонности к такой любви!

Карл Витакер

Это все еще не отвечает на вопрос «терапевт играет доброго дядю, или это он серьезно относится ко мне хорошо?».

Правильный ответ на этот вопрос, конечно же, «да».

Наиболее очевидная моя уловка заключается в понимании того, что сама игра диалектична. Чем больше ты умеешь играть, тем больше способен быть серьезным. Чем больше ты можешь выйти за рамки — за рамки языка жалоб, языка предположений, языка возможностей или языка несвязностей, тем большей свободой ты обладаешь для перехода на метатерриторию, где происходят изменения второго порядка. В этот процесс входит множество диалектических отношений. Диалектика сумасшествия-нормальности: чем ты безумней, тем свободнее можешь быть двуличным, социально адаптированным и нормальным.

Существует подобная диалектика сопринадлежности-индивидуации (иногда ее полюса называют эмпатией и отделенностью). Эта диалектика представляет собой огромную проблему, поскольку люди в своем стремлении найти правильный ответ либо ударяются в индивидуацию и в конце концов требуют помощи, либо стремятся принадлежать до такой степени, что тоже нуждаются в помощи. Индивидуация рождает одиночество и изоляцию. Стараясь принадлежать, человек становится рабом и конформистом, разрушающим свою личность. Есть только один ответ на эту задачу — терпеть агонию и экстаз диалектического процесса, понимая, что в нем никогда не достичь успокоения.

Следующий вызов — это перестать быть «любителем порнографии» (в формулировке Витакера). Это то, что в одном анекдоте описывается, как «я не гинеколог, но посмотреть могу».

Надо изжить любителя и стать профессионалом, как в другом анекдоте: «выхожу на пляж — а там станки, станки».

То есть, надо перестать быть блядью и стать проституткой.

Нет, это не я сказал, это снова Витакер:

Одну из самых прямых, честных и сильных своих хитростей терапевт может выразить очень простыми словами: “Я просто зарабатываю себе деньги”. Это высказывание можно развернуть, чтобы преодолеть фантазию пациента: “Я беспомощен, а вы удивительный человек”. Терапевт честно признает тот факт, что он — психологическая проститутка. Можно к этому добавить и вариации: терапевт признается, что находится здесь для своего собственного роста, изменения, интеграции, для борьбы со своими проблемами — чтобы сделать жизнь богаче.

«Стать профессионалом» также не значит, что работа терапевта должна перестать приносить удовольствие, но она должна ощущаться, как работа, а не как хобби.

Учитывая, что терапевт играет роль приемного родителя, самый большой соблазн — это смешать работу и жизнь и заиграться.

Тогда на тебя «переползут» все реальные проблемы реальных родителей: бред всемогущества, страх пустого гнезда, попытка прожить жизнь за ребенка.

Да, когда терапевт ожидает от клиента каких-то изменений (и особенно когда «знает», в какую сторону клиент должен меняться), он поступает ничуть не лучше, чем когда «мама лучше знает» или «мама знает, как лучше».

Терапевт не продает изменения (так как они ему не принадлежат).

«После успешно проведенной терапии клиент может спокойно пойти и застрелиться» (не помню, откуда).

Что же тогда продает терапевт? Время и пространство, в котором можно быть собой.

Терапевт работает собой и дает тебе быть собой.

Больше он ничего не делает.

Коллажи, использованные в заметке — творчество клиента. Они сделаны в мобильной версии телеграма с помощью инструмента, позволяющего вставлять стикеры в фотографии.

Публикуется с разрешения.

Полночные размышления

Прочитал «Полночные размышления семейного терапевта» Карла Витакера.

Удивительно не структурированная книга, полная правильных слов и еще более правильных букв.

Несколько мыслей раскрыты и так и этак по всей книге в разных формах. Сначала не очень понятно, то ли это ажурное кружево, то ли месиво.

Сам он пишет:

Ночные размышления забавляют меня последние десять лет — с тех пор, как вышел на пенсию. Надеюсь, что-то вдохновит и вас.

Эта книга не о том, что должен делать психотерапевт, даже, думаю, не о том, что я делал как психотерапевт. Скорее всего, она о том, как я учился это делать — по моим собственным представлениям. Дело в том, что я настолько подозрительно отношусь к самому себе, что не доверяю и собственным мыслям. Может быть, все эти размышления — всего лишь миф моего жизненного пути.

Я думаю, не стоит глотать эту книгу целиком. Лучше отнеситесь к ней как к предложенным закускам: попробуйте, но не ешьте того, что вам не приглянулось.

Короче, это, походу, блог.

Причем совершенно с разными жанрами. Начинается как автобиография. Быстро переходит в короткие экзистенциалистские эссе. Где-то в середине есть советы, чем-то напоминающие «Дар психотерапии» Ирвина Ялома.

Был бы я в 20 раз умнее и опытней — писал так же. К тому же у меня когда-то был блог, который назывался Insomniac.

Я как-то писал писал: «быть самим собой в присутствии ребенка — самый ценный подарок, который родитель может ему дать», но не смог это нормально объяснить.

Витакер пишет:

Возможно, развитие права ребенка быть самим собой — самая важная функция родителей. Ту степень близости и честности, которая может проявиться во взаимоотношениях с нашими родителями, больше нигде не встретишь. Поэтому, чем психологически обнаженнее родители, тем более ребенок растет готовым к открытости (своей и других) в будущем. Увидев, что мама может выйти из себя и потерять контроль, ребенок освобождается от кошмарных мыслей, что вдруг он кого-нибудь убьет или кому-нибудь навредит своими плохими чувствами. Открытие, что мама может физически бояться папы, а папа — мамы, превращает страх ребенка перед мощью этих двух великанов из удушающего ужаса и кошмара бессонных ночей в обычную часть человеческой жизни.

Ребенок, открывший мужественность мамы и женственность отца, сделал существеннейшее открытие и о самом себе. Ребенок, обнаруживший смешную сексуальность в отношениях между родителями, сам может играть со своим чувственным, похожим на сексуальное, влечением к маме или папе; и у такого ребенка будет много преимуществ в будущем.

Совсем в другом месте книги он суммирует: «Или можно сказать, что любовь — это состояние, в котором ты можешь в большей мере быть с самим собой благодаря другому человеку, тоже пребывающему с самим собой».

Что ж ты раньше не попался, пришлось додумываться до этого самому!

В вопросах безумия мы тоже сходимся.

У книги довольно хорошее предисловие авторства некой Екатерины Михайловой:

«Midnight musings» — это, конечно, не вполне «полночные размышления», и тут уж решительно ничего не поделаешь. В круге дополнительных значений того, что мы вынуждены были — правильно, но неполно — назвать «размышлениями», и «поэтическая задумчивость», и «рассеянное бормотание», и «желание выяснить, узнать», и «химеры, бредни, пустые мечты». По соседству с кажущимися нейтральными и академическими «размышлениями» — музы (muses), по соседству же — невнятное, а то и просто безумное приговаривание под нос неведомо чего. Последним Витакер-терапевт искусно владел как рабочим приемом, о чем рассказывает в книге.

В сущности, вся она так же «мерцает» значениями, как и название. Автор не объясняет своих парадоксов, запросто смешивает буквальные и метафорические значения и вообще как бы снял с себя ответственность за то, что и кем будет понято: к чему готовы, то и поймут.

И тут скрыта одна из очень важных для него мыслей, которая по-разному проводится во многих разделах: семья (читай — реальность) сильнее психотерапии, опыт важнее обучения, и так оно и должно быть. Объяснять невозможно и не нужно, но можно рассказывать.

Получается, что разные читатели — в зависимости от своих интересов, теоретической ориентации, подготовки и просто склада ума — будут читать одинаковые слова, но разные книги — потому что «послания» к ним различны. (До какой-то степени это относится к любому тексту, просто Витакер пользуется этим механизмом намеренно).

Неподготовленным читателям лучше не читать.

Впрочем, кто я такой, чтобы вам что-то запрещать.

Подготовленным — читать обязательно, 10 и 10, королева в восхищении.

Впрочем, кто я такой, чтобы вам указывать, что читать обязательно.

Хотел для примера взять одну тему из книги и раскрыть ее своим языком, подкрепляя цитатами и делая неожиданные и шокирующие выводы.

Но потом подумал, что вот вам цитаты и дальше делайте всю работу сами:

Одна из трудностей терапевтической арены — это бред величия, предлагаемый нам пациентом. Терапевта обожествляют, наделяя его всемогуществом и всеведением. Предполагается, что пациент — центр мира для терапевта (как и терапевт — для пациента). Если терапевт верит в этот бред величия, терапия не принесет пользы.

Альтернативный ход — войти и быть одновременно и действенным, и отделенным от пациента — гораздо более ценен, но достигается с большими трудностями. Этого можно достичь, показав пациенту свое терапевтическое бессилие. Так можно по-настоящему научиться стать честным.

Каждый родитель, изо всех своих сил стараясь помочь родному ребенку как можно полнее развиваться в этом мире, мучительно осознает свое бессилие. Сначала я думал, что бессилие приемного родителя, профессионального психотерапевта — просто хитрый ход. Ход, состоящий в том, чтобы его признать: бессилие — это факт. Когда я понял его реальность, мне стало ясно, что, как сумасшествие или самоубийство, так и ситуация бессилия требует двоих участников. Она неизбежна и заключена в духе самой психотерапии. Взаимодействие приводит к бессилию — не только терапевта, но и пациента. Опыт бессилия важен сам по себе. Когда им делятся, терапевт и пациент понимают, что этот опыт у них — общий. Он также становится метасобытием, поскольку они оба вышли за рамки своих отношений и вместе смотрят откуда-то сверху. Готовиться к встрече с метасобытием — это совершенно не то же самое, что пытаться найти потерянную силу.

Последняя уловка нашего ремесла — умение игнорировать прогресс. Когда терапевт озабочен прогрессом, он замутняет процесс изменения и вместо этого оказывается втянутым в игру, которая прогрессивно увеличивает его бред о самом себе. Многие родители так и не понимают, что не они организуют прогресс ребенка, что, пытаясь ускорить его прогресс, они лишают ребенка возможности самому направлять свой прогресс. Процесс терапии — это завершение попытки профессионального психотерапевта стать актером; попытки полностью вложить в эту роль свою творческую энергию, пытаясь стать хорошим приемным родителем, а не членом семьи или любителем, плененным своим бредовым желанием помогать.

Традиционный взгляд на прогресс — мираж. А процесс ведет человека к полноте бытия. В чем же состоит процесс? В том, чтобы возвратить пациенту силу, принадлежавшую ему, силу, которую он потерял, промотал на пустяки, перестал ценить или замечать; в том, чтобы вернуть ему силу сопротивляться и жить, творить — вопреки своей боли и чувству бессилия. Суть процесса заключается в том, чтобы вернуть ему «Я-позицию» — личностное присутствие со своей формой и стилем, со своими структурой и целостностью; вернуть способность радоваться своему «Я», которому не требуется родительская опека, радоваться свободе от чувства вины, радоваться ощущению, что ты ничего не должен терапевту.

Вот что такое процесс, и любое отклонение от него (к озабоченности или тревоге) — погоня за миражом. Все завершается не прогрессом, все завершается окончанием процесса. Тогда пациент сам найдет, когда и куда прогрессировать, так, как он того хочет, и для удовлетворения своих стремлений.