Краткая история всего

Я редко появляюсь на публике — очевидно, из-за боязни начать собирать стадионы. Если серьезно, то я просто не понимаю, что рассказывать: любые обобщения очень быстро начинают выглядеть очень глупо.

При этом картина мира у меня огого, дай бог такую каждому.

Тем не менее, я придумал лекцию с условным названием «душевное здоровье для чайников», в которой рассказываю об истории развития того, что обеспечивало душевное здоровье. Фромм называет эти вещи «системы ориентации и поклонения», чтобы не называть «религией».

На это место у Фромма я наткнулся позже и порадовался, что он тоже вычленяет это в отдельную сущность.

Заодно не так давно осознал, что хронологический порядок по большей части людям недоступен, потому что обычно в этом порядке у людей есть хронос (то есть, «даты») и совершенно нет логоса — понимание того, почему эти даты так идут (кроме того факта, что порядковые номера годов растут).

Другими словами, я понял, что люблю рассматривать структуры в развитии, в то время, как «во всяких школах» почему-то считалось, что история — это последовательность дат. Возможно, что идиот — это я, мне все эти годы пытались рассказать о системах в развитии и учили мыслить, а дошло до меня это только сейчас. Ха! Ха!

И о паттернах — в твиттере фальшивого бога была шутка — начало числа «пи» и подпись «вы что, не видите паттерн? это так просто!».

А еще я пробовал сплести косичку из пяти полосок, посмотрел инструкцию и не смог. Раза три не смог. Последовательность, вида «сначала делай это, потом делай это» мне упорно не давалась.

Кончилось тем, что я пару минут рассматривал полученный паттерн, уяснил его и сплел своим способом. То есть, метод «делай раз-два-три, не задавай вопросы и результат получится сам» у меня не работает. Мне надо плести сразу результат.

(Вязание, впрочем, проще далось «вслепую», там очень простые движения, проще было повторить их, чем понять паттерн и восстановить его по-своему).

Так называемое «рукоделие» — вообще отдельный разговор. Я всю жизнь думал, что это не для меня, хотя это вранье, про «всю жизнь». В детстве я очень любил и лепить, и пилить, и паять (вырос в семье радиолюбителей), правда, почти все спаянное не работало, но я был совсем ребенком, так что простительно. Все это «куда-то» пропало, и вот теперь я снова обнаруживаю, что люблю делать вещи руками. Ну, у меня в инстаграмме много фотографий в последнее время на эту тему.

Впрочем, вернемся к паттернам: и тут, значит, клиент на днях советует мне Кена Уилбера и его «Краткую историю всего».

Уилбер нашел несколько интересных паттернов, которые позволяют коротко все объяснить и наложил их на это «все», после чего рассмотрел это в динамике, поэтому «история».

Вот и выходит «краткая история всего» — довольно правдивое название. На самом деле — «общая теория всего», но рассмотренная в интересных для автора областях — например, в половом вопросе. Автор не пишет про «все», но при желании это можно легко додумать самому.

Я начал накладывать эти паттерны на терапию, но дальше по тексту обнаружил, что автор это сделал сам:

Так что Фрейда проще всего будет суммировать следующим образом: «лечение разговором», – лечение диалогом, а не монологом! – означает, что мы должны учиться адекватнее толковать для себя свою глубину. Нас мучают симптомы, вроде тревоги или подавленности, которых мы не понимаем. Почему я так подавлен? Что это значит? Таким образом, в ходе психоанализа я учусь смотреть на свои сны или на свои симптомы осмысленно. Я учусь истолковывать их так, чтобы это проясняло мне мой внутренний мир, проливало на него свет.

Возможно, я обнаружу, что во мне есть скрытый гнев на бросившего меня отца, и что этот гнев замаскирован симптомами подавленности. Сам того не сознавая, я ложно истолковал смысл своих переживаний унынием, а не гневом. Поэтому в ходе лечения я осваиваю более адекватный перевод, учусь называть вещи своими именами, заменяя «уныние» «гневом». Я соприкасаюсь с этим гневным аспектом моей глубины, который ранее пытался от себя спрятать, маскируя его ложными словами и смыслами.

И чем адекватнее я перевожу содержание своей глубины, – чем яснее я вижу, что на самом деле «уныние» является «гневом», – тем слабее становятся симптомы моей подавленности. Я веду себя более честно в отношениях со своими глубинам, и поэтому они сворачивают свою направленную на меня подрывную деятельность, которая проявлялась в форме болезненных симптомов.

...

Приведенный пример относится не только к психоанализу. Все виды «лечения разговором» – от когнитивной терапии до межличностной и гештальттерапии, юнгианского и транзакционного анализа – основаны на этом общем для них принципе, а именно, на попытке найти более адекватный перевод содержания внутренней глубины человека. Более адекватное толкование смысла моих снов, моих симптомов, моих глубин, моей жизни, моего бытия.

Моя жизнь – это не просто цепочка чисто объективных событий, однозначно выстроившихся передо мной подобно ряду камней, в которые мне надлежит всматриваться до тех пор, пока я яснее не разгляжу их поверхности. Моя жизнь включает в себя также глубоко субъективную составляющую, которую я должен как-то истолковать для себя и понять. Она не сводится к поверхностям; у нее есть глубины. Поверхности можно видеть, однако глубины дóлжно прояснять. И чем адекватнее я смогу прояснять для себя свои глубины, тем прозрачнее для меня станет моя жизнь. Тем яснее я смогу видеть ее и понимать. Тем меньше я буду блуждать в потемках, забредая в тупики и набивая шишки о невидимые преграды.

Про терапию там тоже есть, хотя в основном оно про «все».

В книге много про Дух, и неподготовленный человек может подумать, что это очередной new age’евский бред, но в целом книга в разы тоньше и лучше, чем «средняя температура по больнице». То есть, автор не говорит «квантовая механика» и многозначительно подмигивает, как это обычно принято, а использует более простую конструкцию: «1) все, что имеет начало, имеет и конец, 2) рациональная картина мира когда-то началась и когда-то кончится».

Пойди оспорь!

К тому же автор становится в мудрую позу «вы все правы, но каждый по-своему»: так, эмпирический подход верен, но только там, где уместен.

Я прочитал пока треть, но на данный момент это лучшая попытка все увязать в кучу (не забывая, естественно, про Дух) из тех, что я видел, при этом довольно близка по духу (и Духу).

То есть, будь я публичной фигурой, был бы примерно такой же странный, как этот Уилбер.

Королева в восхищении!

Человек для себя

Читаю Фромма. Он, хоть и неофрейдист, но сразу много где резонирует. Например, с Юнгом («неврозы следует объяснять как особую форму религии») и экзистенциалистами. Ниже приведена цитата, которая это показывает.

Википедия говорит, что именно он придумал мем «общество потребления», ну и вообще, он, как фрейдомарксист (есть и такие, да), очень хорошо и убедительно всю эту демократию обкладывает мужскими половыми огранами.

Его «Бегство от свободы» надо вообще читать всем, «очень актуально в свете последних политических событий».

Я хотел бы при этом отметить, что все множество духовных устремлений человека, которые рассматриваются как сугубо светские, мирские, на деле коренятся в той же самой потребности, что и различные религиозные и философские системы. Что наблюдается, например, в наше время? Миллионы людей поклоняются успеху или престижу. Мы видели и все еще видим в некоторых обществах фанатическую приверженность диктаторским режимам. Мы поражаемся тому, что человеком порой владеют страсти, по своей силе превосходящие даже инстинкт самосохранения. Мы легко обманываемся мирским содержанием всех этих целей и истолковываем их как следствие сексуальных или других квазибиологических потребностей. Но разве не очевидно, что фанатизм, с которым преследуются эти цели, подобен религиозному фанатизму; что все эти секуляризованные системы ориентации и поклонения различаются только содержанием, но не основным запросом, на который они и пытаются давать каждая свой ответ? В нашей культуре картина особенно обманчива, поскольку большинство хотя и «верят» в монотеизм, но в действительности объектом их поклонения оказываются системы, близкие к тотемизму, или даже идолопоклонство, а не существующие формы христианства.

Но мы должны сделать следующий шаг. Понимание «религиозной» природы общественно признаваемых мирских стремлений – ключ к пониманию неврозов и иррациональных побуждений. Последние необходимо рассматривать как ответы – индивидуальные ответы – на запросы человека об ориентации и поклонении. К примеру, человек, жизненный опыт которого обусловлен его «привязанностью к семье» и который не в состоянии совершать независимые, самостоятельные поступки, по существу является приверженцем древнего культа предков, и единственное, что отличает его от миллионов других почитателей культа, – это то, что его система взглядов – его личная система, а не социально‑культурный шаблон. Фрейд, установив связь между религиозностью и неврозами, объяснял религию как форму неврозов, мы же полагаем, что неврозы следует объяснять как особую форму религии и что они отличаются в основном своими индивидуальными, нетипическими характеристиками. Вывод, к которому мы приходим относительно общей проблемы человеческой мотивации, заключается в том, что в то время как потребность в системе ориентации и поклонения является общей всем людям, конкретное содержание таких систем различается. Различия в них определяются различиями в ценностях. Так, зрелый, продуктивный, рациональный человек будет стремиться к выбору такой системы, которая позволит ему быть зрелым, продуктивным, рациональным. Человек, задержавшийся в своем развитии, вынужден возвратиться к примитивным и иррациональным системам, которые, в свою очередь, еще более усиливают его зависимость и иррациональность. Он будет оставаться на уровне, который человечество, в лице своих лучших представителей, преодолело уже тысячелетия назад.

Поскольку потребность в системе ориентации и поклонения есть неотъемлемая часть человеческого существования, становится понятной и глубина этой потребности. В самом деле, нет иного, более сильного, источника человеческой энергии. Человек не свободен в вы боре, иметь или не иметь ему «идеалы», но он свободен в выборе между разными идеалами: поклоняться ли разрушительным силам или разуму и любви. Все люди «идеалисты» и стремятся к чему‑то большему, чем достижение физического удовлетворения. Они отличаются теми идеалами, в которые верят. Самые лучшие, но и самые сатанинские проявления человека – это выражение не его плоти, но «идеализма» его духа. Поэтому когда говорят, что иметь идеалы или религиозные чувства ценно само по себе, – это небезопасно, да и ошибочно. Мы должны рассматривать идеалы, включая и светские идеологии, как выражение все той же неискоренимой человеческой потребности, и оценивать их с точки зрения их адекватности и того, в какой степени они являются для человека «путеводной звездой» в деле реализации им своих сил, а также с точки зрения того, насколько они действительно являются ответом на человеческую потребность обретения гармонии с миром. И, повторяю, понимание человеческих мотиваций должно вытекать из понимания общей характеристики смысла человеческого существования, то есть проблемы человеческого существования в целом.

Эрих Фромм, «Человек для себя»

Lying on the couch

Да, забыл написать шутку. Книга Ялома «Lying on the couch» («Лжец на кушетке» по-русски, но пропадает игра слов) — про то, как супервизор оказался не такой уж и супер!

Fearing Paris

Читаю книгу, которая взрывает мне мозг переводом. Джеймс Холлис, «Душевные омуты».

Не то, чтобы перевод ужасный. Но он достаточно ужасный для того, чтобы я это замечал.

Скажем, там есть фраза о том, что алкоголики верят, что могут управлять духами. Совершенно бессмысленная, потому что «управление духами» — не характерный для алкоголизма симптом. Тут же вспоминаешь, что духи (spirits) и спиртные напитки (spirits) пишутся одинаково. Алкоголики всего-навсего верят в то, что могут контролировать алкоголь.

Далее в тексте «angina» переведена, как «ангина». Что, в общем-то, довольно сомнительно, но далее написано, что «слово происходят от индо-германского корня angh», т.е. «ограничивать». В этом плане, конечно, «ангина» лучше, чем «стенокардия», хотя «стенокардия» — более «правильный» вариант. На этом месте я задумался, что переводчик — гений.

Далее читаю, что «стихотворение М. Трумена Купера иллюстрирует, как переплетаются испуг, тревожность и страх и человек перестает ощущать разницу между ними».

Тоже чувствую подвох: это что за Трумен-Купер такой? И то и другое — фамилия.

Оказалось, что полное имя — Marsha Truman Cooper, при этом Марша — это вариант женского имени Marcia. Таким образом, М. Трумен Купер — это баба! У женщин, насколько я помню, фамилии типа «Трумен» или «Купер» в русском языке не склоняются. То есть, правильно — «стихотворение Марши Трумен Купер», переводчик же превратил поэтессу в поэта.

Давит умище, давит. И не понятно, куда его деть.

А стихотворение хорошее, «про терапию»:

Fearing Paris
by Marsha Truman Cooper

Suppose that what you fear could be trapped and held in Paris.
Then you would have the courage to go everywhere in the world.
All the directions of the compass open to you,
except the degrees east or west of true north that lead to Paris.

Still, you wouldn’t dare put your toes smack dab on the city limit line.
You’re not really willing to stand on a mountainside, miles away,
and watch the Paris lights come up at night.

Just to be on the safe side, you decide to stay completely out of France.
But then the danger seems too close even to those boundaries,
and you feel the timid part of you covering the whole globe again.

You need the kind of friend who learns your secret and says,
“See Paris first.”

Для тех, кто не понимает по-английски, перевод примерно такой:

«Если бы взять страх и запереть его в Париже, то можно было бы смело гулять по всеми миру. Не пересекая черты одного города. Впрочем, стоять и смотреть издалека на его огни тоже как-то не хочется. Да и вообще, въезжать во Францию. Или Европу. И вот уже весь глобус снова какой-то недружелюбный. Тебе нужен друг — назовем его психотерапевт — который узнает твои секреты и скажет „Дружок, а поезжай-ка ты в Париж“».

Что же касается самой книжки, то она ничо так, добрая — как и любая другая по терапии.

Тревога – это цена билета на жизненное странствие; нет билета – нет странствия; нет странствия – нет жизни. Мы можем бежать от тревоги, сколько хватит сил, но это значит, что мы бежим от своей жизни, которая у нас одна. Как заметил Фрейд, задача терапии – помочь человеку перейти от невротических неудач к обычным жизненным неудачам; ведь есть же у нас побуждение повернуться лицом туда, куда мы не можем обратиться, выдержать то, что не в силах выдержать, назвать то, что нельзя выразить словами и что постоянно нас преследует.

Повторяю: каждый день нам приходится выбирать между депрессией и тревогой. Депрессия появляется вследствие травмы, обусловленной необходимостью индивидуации; тревога возникает при движении вперед, в неизвестность. Движение по пути, на котором мы испытываем тревогу, неизбежно, так как именно на этом пути у человека продолжает оставаться надежда, что он может стать личностью. Мой аналитик однажды сказал: «Вам следует превратить свои страхи в программу действия». Когда мы станем действовать в соответствии с этой программой, мы признаем свои тревоги и почувствуем себя лучше, ибо будем точно знать, что живем в ладу с самим собой.

Мужество – это не отсутствие страха. Это ощущение того, что есть нечто более важное, чем то, что вызывает у нас страх. Например, задача индивидуации становится более важной, чем все, что нам мешает и тянет нас назад. Достаточно интересно, что, прямо признав существование экзистенциального страха и осознав, что мы являемся хрупкими созданиями, цепляющимися за эту вращающуюся планету, падающую в бесконечном космосе и вместе с этим испытывающими благодарность за наше участие в этой великой круговерти, – мы делаем огромный шаг к свободе личности. Мы чего-то достигнем, получив возможность избавиться от тревоги, которая, как туман, мешает нашему движению вперед. И если, окутанные этим туманом, мы сможем рассмотреть наши страхи, то зачастую мы найдем их беспочвенными с точки зрения взрослого человека, хотя ребенка они ужасают. Например, если человек слишком боится конфликта и боится высказываться в присутствии других людей, ему следует разглядеть этот страх в тумане парализующей его тревоги. Как правило, такие тревожные мысли будут превращаться в ранние детские страхи, например: «Им это не понравится» или «Они перестанут меня любить».

Эти первичные страхи у ребенка были вполне реальными, но у нас, ставших взрослыми, ощущение может измениться. То, что человек способен осознать, на что он может прямо посмотреть и отнестись к этому как взрослый, освобождает его от бессознательной связи с прошлым. То, что мы по-настоящему ощущаем, важнее того, чего мы боимся. Именно так. Мы значим больше того, что внушает нам страх. Именно это означает мужество.

А теперь — танцы!