Астрология как инструмент психоанализа

Несколько разных цитат из книги «Астрология как инструмент психоанализа», Хоуэлл Э.О.

Перед каждым из нас стоит задача увидеть духовный смысл собственной индивидуации: именно уникальность и представляет собой наш дар, скромную лепту, которую мы отдаем коллективу. А коллективное бессознательное является общей суммой сознаний всего сущего, из которой может черпать любой человек, просто погрузившись в глубь самого себя. Ни любовь, ни мудрость не исчезают бесследно. Даже ужасные страдания не пропадают, поскольку они претерпевают алхимическое превращение — и боль становится мудростью, отпечатывается в коллективном бессознательном, чтобы когда-нибудь помочь другим. Это источник мифов.

Существует глубокая причина сохранения универсальных мифов, которые стали основой всех религий мира. Как писал Юнг, мифы не являются «вымышленными историями»; мифы всегда правдивы с точки зрения души, развивающейся в священном времени и пространстве, в вечном «здесь и сейчас». Мифы — это литература коллективного бессознательного. Можно говорить о том, что мифы рождают «морфологический резонанс» в душе. Биолог Руперт Шелдрейк предположил, что после накопления некой критической массы в эволюции вида происходит внезапный скачок. Возможно, мифы представляют собой собрание коллективной мудрости, накопленной людьми методом проб и ошибок, страданий и радостей, неудач и триумфов каждого отдельного человека. С помощью шаблонов универсального мифа, Божьей воли, нас ведут и инициируют, одного за другим, до тех пор, пока не завершается эра. Таким образом, любовь и усилия человека, какими бы мелкими и незначительными они ни казались, не пропадают втуне. Любой из нас может добавить ту последнюю и решающую каплю сознания, которая способна неожиданно изменить всех нас к лучшему. Человечество, несмотря на все свои расовые, культурные и религиозные различия, остается общественным видом. Эволюционируя и продвигаясь к эре Водолея, мы сталкиваемся с задачей четко осознать этот факт и увидеть новую творческую дихотомию индивидуального и коллективного, коллективного и космоса.

Как вы знаете, и аналитическая психология, и астрология исходят из одной и той же предпосылки: мы субъективно ощущаем объективный мир, причем манера этого восприятия уникальна для каждого индивида. Юнг хотел, чтобы мы научились делать это более осознанно, выполняя таким образом основную обязанность перед Богом — помочь духу максимально полно воплотиться в проявленном (физическом) мире и, в то же самое время, освободить плененное сияние мироздания с помощью нашего сознания. Если говорить более обыденным языком, то Юнг подчеркивал важность принятия самого себя — не столько своего совершенства, сколько своей целостности.

На самом деле, я глубоко убеждена в том, что одной из функций эго как раз и является «уменьшение накала» ошеломляющей природы космоса, чтобы помочь нам жить здесь и сейчас каждый день. В рамках психики эго защищает нас от огромности вещей. В этом вселенная очень милосердна. Дождь падает на землю каплями, а не в виде одного колоссального шлепка. И время идет минута за минутой, а если у нас нет часов, мы можем измерять его течение ударами своего сердца. Небеса образуют свод удивительной красоты и величия, и мне дают время на то, чтобы открутить крышку с банки с мармеладом.

Это если серьезно. Ну и забавные цитаты:

Одна моя приятельница-психоаналитик рассказала мне, что для одной из ее пациенток мысль о том, что у нее есть своя собственная астрологическая карта, стала источником чувства собственного достоинства — по какой-то причине она считала, что астрологические карты есть только у очень важных персон!

Как сказал Гераклит, «даже коров приходится бить, чтобы перегнать на более зеленое пастбище».

Существует забавная игра, в ходе которой людей просят написать три своих наблюдения относительно денег. Когда они выполнят это задание, им предлагают заменить слово «деньги» на слово «секс». Результаты вызывают бурное веселье.

Хорошая книжка.

Двойной узел

Здесь мне хотелось бы обратить внимание на поразительное сходство между описанным состоянием сознания и психологическим состоянием, известным под названием «двойной узел»: известный психиатр Грегори Бейтсон имеет в виду такую безысходность, неразрешимую ситуацию, когда противоречащие друг другу элементы информации в конце концов доводят человека до шизофрении. Согласно формулировке Бейтсона, существует четыре основные предпосылки, наличие которых приводит к ситуации «двойного узла» в отношениях между ребенком и его матерью-шизофреничкой: (1) отношение ребенка к матери носит характер жизненно важной зависимости, поэтому для ребенка крайне существенны идущие от матери сообщения; (2) ребенок получает от матери противоречивую информацию, ее элементы несовместимы друг с другом: например, внешнее словесное сообщение совершенно опровергается «метасообщением», то есть невербальным контекстом, в котором передается это внешнее сообщение (например, мать с выражением застывшей злобы в глазах говорит ребенку: «Милый, ты же знаешь, как я тебя люблю»); эти два набора сигналов воспринимаются как абсолютно несообразные; (3) ребенок лишен возможности задавать матери вопросы, которые могли бы прояснить суть события или разрешить противоречие; (4) ребенок не может «выйти из игры», то есть прервать имеющиеся отношения. В подобных обстоятельствах, по мнению Бейтсона, ребенок обречен на искаженное восприятие и своей внешней, и своей внутренней реальности, что приводит к психопатическим последствиям.

Если во всех четырех предпосылках заменить слово «мать» словом «мир», а слово «ребенок» словом «человек», то получится картина «двойного узла» современной действительности: (1) отношение человека к миру носит характер жизненно важной зависимости, поэтому для человека крайне существенно точно оценивать идущие от мира сообщения; (2) человеческий разум получает от мира противоречивую информацию, элементы которой несовместимы один с другим относительно своего положения в этом мире: например, внутреннее психологическое и духовное ощущение, порожденное окружающим миром, не сообразуется с научным метасообщением; (3) с эпистемологической позиции, человеческий разум не способен установить прямое сообщение с миром; (4) в экзистенциальном смысле, человек не может «выйти из игры».

Ричард Тарнас, «Страсти западного ума» (история западного мышления).

Очень полезная обзорная книжка про развитие западной мысли (от греков до наших дней) про «устройство всего», то есть об эволюции взглядов философии, религии и науки на человека и Бога («вселенную»).

Мне помогла тем, что удалось все собрать «в одно русло», от Сократа до Юнга, то есть именно своей обзорностью.

Как будто взглянул с высоты птичьего полета на жалкие метания людишек. (Наверное, название как раз и намекает такой эффект, хотя, может, это просто моя привычка стоять в мета-позиции).

Для всех с образованием выше ПТУ-шного должна читаться очень легко.

4-Hour Scam

Давно я ничего не писал. Самым требовательным поклонникам наверняка скучно. Все ради вас, любимые.

Просмотрел я книгу 4-Hour Body, от создателя книги 4-Hour Workweek — про то, как работать 4 часа в неделю и не болеть.

Советы там, если вы не помните, очень смешные: нанять индусов, а самому заниматься паразитизмом, типа раздувания рынка недвижимости. Ну то есть про уровню говнизма — что-то типа Кийосаки.

Разумеется, 8-часовой рабочий день — еще большее зло, но внушать другим, что они вот так вот легко смогут 4 часа в неделю продавать воздух (или книги о том, как продавать воздух 4 часа в неделю) и станут богатыми — как минимум не гуманно.

4-Hour Body про то же — как стать здоровым и красивым за 4 часа (богатым и успешным мы же уже стали, прочитав прошлую книгу!).

Почти в самом начале 4-Hour Body довольно доходчиво написано, почему она не работает: «Если давать просто готовые рецепты, которые люди будут тупо выполнять, у них ничего не выйдет. Люди должны думать сами». Поэтому... всю оставшуюся книгу автор дает готовые рецепты.

Книга при этом... хорошая, по своему посылу. Но отвратительная в остальном. Мотив автора понятен: он минмаксер, поэтому хочет получить все и легко, и часто это даже работает — принцип 80/20 еще никто не отменял.

Возможно, именно у автора это и получается (минус пиздёж, который составляет где-то 75% книги — так, очевидно, что на body он потратил не 4 часа, а 400 часов на исследования, куда приложить эти 4 часа, плюс эти 4 часа), но получается не за счет Суперзнаний, которые пытается передать книга, а за счет того, что вот такой он хитрый хуй с резьбой.

Я тщательно прочитал две главы, в которых я эксперт. Разумеется, это секс и сон.

Разумеется, там чепуха.

Автор опросил экспертов — например, Нину Хартли на тему «как надо ебаться». В ответ получил — вы не поверите — указание на то, где находится клитор — вообще, про это не писал только ленивый — и сакральное знание, типа «в миссионерской позиции надо под жопу подкладывать подушку, нет, не себе».

Это смешно, господа.

Я до подушки дошел на следующий день после потери девственности — так ведь банально удобней, а в существование клитора не верю.

Особенно умиляет упражнение, в ходе которого предлагается 15 минут монотонно (в заранее заданном ритме) без остановки теребить женский клитор и стать суперлюбовником.

Сайт «ебанные машины» учит нас, что для этого даже не обязательно обладать интеллектом — 15 минут настойчивости помогут тебе, даже если ты пылесос или стиральная машина.

Не говоря уже про вибраторы.

Давайте просто сознаемся, что большинству мужиков банально похуй на клитор!

Автор же факт наличия клитора и его точные координаты выдает за откровение.

Впрочем, если вы зайдете на порнолаб.нет и найдете там фильмы «Nina Hartley’s Guide», то вы получите гораздо больший объем знаний от первоисточника — от самый Нины Харли, а не в облегченном изложении какого-то эгомоньяка. В принципе, эти гайды даже можно и посоветовать. В них даже ебутся, под видом обучения.

То же самое со сном. «Я плохо засыпаю, поэтому смотрите, какие способы засыпания я нагуглил».

Нормальные люди умеют гуглить сами. Хотя меня порадовала секретная позиция для засыпания — это единственная позиция, в которой я могу нормально заснуть уже последние лет десять! Откуда он ее знает!

Про набор мышечной массы я больше доверяю Скуби, в 4-Hour Body мне хватило главы, в которой автор хвалит анаболики и со страшным лицом рассказывает, что анаболики — это не яд, а вовсе даже лекарства, улучшающие регенеративные процессы. Например, анаболики спасают людей, получивших ожоги! Следовательно, анаболики — это хорошо!

Даже в википедии больше написано. Ну и после оды анаболикам «дальше можно не читать», ага.

У книги есть и плюсы — ну... она мотивирует? И правильный посыл «если тебе за 30, пора бы задуматься, через сколько лет ты рассыпишься».

Но они легко перекрываются минусами, в том числе и маркетинговым подходом — то есть автор старается казаться, а не быть.

Ну ок, ты накачал за 4 часа анаболиками тело, ты от этого стал крупнее, но не здоровее. Доволен? Что дальше? Снова пивко, телевизор и чипсы?

Что, еще 4 часа тратить?

Нет, мы так не договаривались.

Заметки на полях «Augmented reality»

Должен сказать, что я сам убежден, что постмодернизм – не фиксированное хронологически явление, а некое духовное состояние, если угодно, Kunstwollen – подход к работе. В этом смысле правомерна фраза, что у любой эпохи есть собственный постмодернизм, так же как у любой эпохи есть собственный маньеризм (хоть я и не решил еще – не является ли постмодернизм всего лишь переименованием маньеризма как метаисторической категории). По-видимому, каждая эпоха в свой час подходит к порогу кризиса, подобного описанному у Ницше в «Несвоевременных размышлениях», там, где говорится о вреде историзма. Прошлое давит, тяготит, шантажирует. Исторический авангард (однако в данном случае я беру и авангард как метаисторическую категорию) хочет откреститься от прошлого. «Долой лунный свет!» – футуристский лозунг – типичная программа любого авангарда; надо только заменять «лунный свет» любыми другими подходящими словесными блоками. Авангард разрушает, деформирует прошлое. «Авиньонские барышни» – очень типичный для авангарда поступок. Авангард не останавливается: разрушает образ, отменяет образ, доходит до абстракции, до безобразности, до чистого холста, до дырки в холсте, до сожженного холста; в архитектуре требования минимализма приводят к садовому забору, к дому-коробке, к параллелепипеду; в литературе – к разрушению дискурса до крайней степени – до коллажей Бэрроуза, и ведут еще дальше – к немоте, к белой странице. В музыке эти же требования ведут от атональности к шуму, а затем к абсолютной тишине (в этом смысле ранний период Кейджа – модернистский).

Но наступает предел, когда авангарду (модернизму) дальше идти некуда, поскольку он пришел к созданию метаязыка, описывающего невозможные тексты (что есть концептуальное искусство). Постмодернизм – это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности. Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы – прерогатива Лиала. Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиала – люблю тебя безумно». При этом он избегает деланной простоты и прямо показывает ей, что не имеет возможности говорить по-простому; и тем не менее он доводит до ее сведения то, что собирался довести, – то есть что он любит ее, но что его любовь живет в эпоху утраченной простоты. Если женщина готова играть в ту же игру, она поймет, что объяснение в любви осталось объяснением в любви. Ни одному из собеседников простота не дается, оба выдерживают натиск прошлого, натиск всего до-них-сказанного, от которого уже никуда не денешься, оба сознательно и охотно вступают в игру иронии… И все-таки им удалось еще раз поговорить о любви.

Ирония, метаязыковая игра, высказывание в квадрате. Поэтому если в системе авангардизма для того, кто не понимает игру, единственный выход – отказаться от игры, здесь, в системе постмодернизма, можно участвовать в игре, даже не понимая ее, воспринимая ее совершенно серьезно. В этом отличительное свойство (но и коварство) иронического творчества. Кто-нибудь всегда воспримет иронический дискурс как серьезный.

Умберто Эко, «Заметки на полях „Имени розы“».