Кузнецова и лучики добра
Как самым моим преданным поклонникам известно, я писал художественную книгу. И вот — дописал. 76 тысяч слов, по объему как первая книга «Гарри Поттера».
Если бы меня попросили описать книгу в 500 знаках — а меня попросили — я бы выдал следующее:
«Новая искренность». Метамодернизм. Деконструкция. Давайте проще! Деконструированный сэндвич — ресторанное блюдо, состоящее из приготовленных ингредиентов сэндвича, разложенных на тарелке. Зачем? Читатель может создать композицию на свой вкус, смешивая и выбирая. Автор же оттачивает мастерство: деконструкция — это понимание посредством разрушения стереотипа. Состав этого сэндвича: фэнтези, путешествие и приключения, психологическая драма, утопия, сатира с иронией, мистификация и секс.
Об авторе, к слову, я написал вот это:
Молодой (42 года) и начинающий (это его первая книга) автор, но уже подающий надежды: 23 года он ведёт один из старейших блогов рунета (spectator.ru), что дает нам повод надеяться, что хоть как-то писать Дмитрий научился. К тому же последние семь лет автор выступает в роли психотерапевта, что тоже повод для оптимизма: возможно, персонажи книги выйдут убедительными, со всем их внутренним миром и пр.
А можно подробней, про что она?
Всеми любимый «Рик и Морти» — произведение в принципе метамодернистическое, остающееся при этом прикольным мультиком. В моем определении, это «сериал, который знает, что он сериал» (не говоря уже про Community). Дело не только в сломе четвертой стены, или в эпизоде про поезд, который вообще ни в какие ворота, но и в более тонких вещах.
Например, в обычном современном фантастическом сериале Orville, где-то в третьей серии героев загоняют в ловушку, словно диких животных. Потом идут минуты мучительной интриги и оказывается, что они находятся в космическом зоопарке в качестве экспонатов. Зритель, если он видел больше одного сериала в жизни, страдает: с первых же секунд очевидно, что раз тебя поймали как животного, то ты окажешься в зоопарке.
В «Рике и Морти» тоже есть сцена побега из зоопарка, занимает она несколько минут, потому что пошло тратить на это целую серию, герои спасаются, используя не по назначению ход из фильма Contact 1997 года. Далее — два варианта. Если зритель фильм не смотрел, ему все равно смешно, потому что ход неожиданный. Если смотрел — ему смешно, как и первому плюс дополнительно смешно, потому что он понял, что с ним играют, ломают не четвертую стену, а черт пойми какую, как бы говоря: «смотри, мы снимаем фантастический сериал, знаем о существовании другой фантастики и думаем, что ты тоже знаешь».
Всё это — пока что банальный постмодернизм, постпостмодернизм (он же — метамодернизм) — всё то же самое плюс погребенные под слоем намёков персонажи, которым хочется переживать по-настоящему.
У меня — совсем по-другому, просто вместо Рика и Морти — Дон и Рина, в остальном же — вообще ничего общего. Книга — юнисекс, подходит мальчикам и девочкам, проходит тест Бекдел.
Я так и не сказал, про что она?
Редактор, который работал над книгой (вы его не слушайте, он лицо заинтересованное), оставил такой отзыв:
Что касается впечатлений от произведения, то они, на удивление, только положительные. Мне в принципе импонирует подобное «смешение жанров», но, к сожалению, на практике итоговое блюдо редко у кого получается вкусным из-за неоправданного стремления принадлежать к «высокой кухне». Здесь не так. Формальная оболочка в жанре фантастики, увлекательный сюжет, сохраняющий интригу до последней страницы, ирония, которая всегда к месту и не переходит границ, легкий язык, — всё это обеспечивает общедоступность текста, а вот дальше… Дальше каждый читатель увидит в нем то, что ему ближе, в зависимости от культурного кода, который содержится в нем самом. И вот это самое замечательное. Особенно отмечу язык: он никоим образом не мешает воспринимать содержание — в моих глазах это особое достоинство. Крайне не люблю всяческой зауми, зато, например, мне очень нравятся картины Сальвадора Дали, где парадоксальное представлено с исключительным реализмом, что заставляет взглянуть на наш мир и нашу жизнь иначе, чем мы привыкли. Точно так же и в этом произведении.
Как почитать?
Скачать (pdf, epub, mobi, fb2)
Что потом?
Я завел канал в телеграмме для тех, кто захочет обсудить прочитанное, приквелы и сиквелы и пообщаться с автором.
Бумажная версия есть?
Бумажную книгу можно купить здесь или здесь.
* — Results may vary. Печенюшки, маршмеллоу, кружка с блюдцем и всё остальное в комплект не входят.
Тело какулика
— Папа, кто такой Какулик?
— Ну, это, наверное, тот, кто какает много... А где ты это прочитал?
— Да там на кинотеатре афиша была: «Тело как улика».
Вам, наверное, было интересно в детстве, почему обезьяны не эволюционируют сейчас? Они эволюционируют.
Книга Бессела ван дер Колка «Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть» оставила очень тягостное впечатление. Я обычно такие книги не читаю, конечно.
Бессел — психиатр. Книга на 50% состоит из buzz-слов, типа нейропластичности, нейронных связей и выводов, вида «мы выяснили, что людям приятно, когда их слушают, потому что у них участки мозга загораются на сканере» и «травма реально меняет мозг», в общем, обычный научпопный дискурс, чтобы такое писать даже не обязательно быть психиатром.
Еще 50% книги — рассказ о персональном пути Бессела и поисков методов излечения травмы, из которого понимаешь, что последний век психотерапии прошел мимо него, потому что он не психотерапевт, а психиатр. Да, он иногда вспоминает Фрейда (остальных имен он не знает), но совершенно не видит иронии происходящего: Фрейд тоже был психиатром, пробовал укутывания, манипуляции и прочее, после чего пришел к выводу, что пациентов надо просто слушать. Бессел повторяет тот же путь, совершенно впрочем этого не замечая. Нет, я понимаю, что онтогенез повторяет филогенез, но не до такой же степени!
Вот, например, автор открывает контрперенос:
Сильвия была ослепительно красивой девятнадцатилетней студенткой Бостонского университета, которая сидела, как правило, одна в углу палаты с испуганным до смерти видом и почти ничего не говорила, однако слухи о том, что она была девушкой важного бостонского мафиози, придавали ей налет таинственности. Когда она на протяжении недели отказывалась есть и начала стремительно худеть, врачи назначили ей принудительное кормление. Нам приходилось втроем удерживать ее, в то время как еще один санитар засовывал ей в горло резиновый шланг, по которому медсестра заливала ей в желудок питательную жидкость. Позже, во время очередной полуночной исповеди Сильвия застенчиво и нерешительно рассказала мне про то, как ее в детстве насиловали брат с дядей. Тогда я понял, что наше проявление «заботы» больше напоминало ей групповое изнасилование. Этот и подобные ему случаи помогли мне сформулировать следующее правило, которое я постоянно повторяю своим студентам: если вы делаете со своим пациентом что-то, чего не стали бы делать со своими приятелями или детьми, то задумайтесь, не воспроизводите ли вы тем самым травму, случившуюся с пациентом в прошлом.
Один мой клиент бесится с психиатров, называя их «бесчувственные ублюдки». Оценка, конечно, радикальная, но в целом логика понятна: психиатры не занимаются чувствами, в том числе и своими, и только некоторые из них дорастают до этого в конце практики. Клиенту, конечно, хорошо так говорить: у него чуткий, любящий и поддерживающий терапевт (то есть, я).
Вот, например, Бессел использует только что освоенную «технику» и давит на человека, чтобы тот раскрылся (случай с Сильвией не помог) и потом —
По окончании нашего сорокапятиминутного сеанса мой коллега первым делом сказал, что ему было крайне неприятно иметь со мной дело и что он никогда не стал бы направлять ко мне своего пациента. Это, впрочем, по его словам, не помешало ему в ходе сеанса разобраться с проблемой, связанной с насилием со стороны его отца. Хотя я отнесся к его словам скептически и подозревал, что его грубость по отношению ко мне стала следствием неразрешенных чувств по отношению к его отцу, он, вне всякого сомнения, выглядел гораздо более расслабленным.Я обратился к своему наставнику по ДПДГ, Джеральду Паку, и сообщил ему про свое замешательство. Этот человек явно меня невзлюбил, однако теперь он говорил мне, что справился со своей давней проблемой. Откуда мне было знать, действительно ли он со всем разобрался, если он не хотел рассказывать мне, что произошло с ним во время сеанса?
Джерри улыбнулся и поинтересовался, не занялся ли я, случайно, психологией, чтобы разобраться с какими-то своими собственными проблемами. Я подтвердил, что именно так думали большинство людей, которых я знал. Затем он спросил, интересно ли мне слушать, когда люди рассказывают про неприятные истории из своего прошлого. Опять-таки, я был вынужден дать утвердительный ответ. Тогда он сказал: «Знаешь, Бессел, может, тебе стоит научиться придерживать свой вуайеризм. Если для тебя так важно слушать чужие истории про перенесенную травму, почему бы тебе не пойти в бар, положить пару баксов на стойку и не предложить своему соседу угостить его выпивкой, чтобы он поделился с тобой какими-нибудь неприятными воспоминаниями? Тебе нужно научиться различать свое желание услышать чужую историю и внутренний процесс исцеления твоего пациента». Я прислушался к замечанию Джеральда, и с тех самых пор с удовольствием повторяю его своим собственным студентам.
Тут меня покоробило «Я прислушался к замечанию Джеральда, и с тех самых пор с удовольствием повторяю его своим собственным студентам». Всё, вот так принял к сведению и излечился? Не верю.
Помню, как один молодой психолог в своем вебинаре сказал, сам не понимая, как сильно палится, что важно знать мотив выбора профессии, и что он, например, выяснил, что пошел в психологи из-за комплекса бога. И я такой «ок, выяснил, и чо?». Просто так «взять на вооружение» это нельзя, в лучшем случае — многолетний кризис и поиск новой мотивации. Ну либо можно просто с удовольствием повторять это своим студентам, тоже вариант.
Следующая цитата, в книге подобных много — о том, как автор изучает какие-то чудесные техники:
Заинтригованный многообещающей работой Пессо, я с радостью принял его приглашение посетить его фермерский домик на вершине холма на юге Нью-Гэмпшира. После обеда под тенью древнего дуба Альфред предложил мне пройти в его обитый красной вагонкой сарай, который он превратил в студию, чтобы провести сеанс по его методике. Я немало лет сам занимался с психотерапевтом, так что не ожидал каких-то серьезных откровений. Я был успешным профессионалом за сорок со своей собственной семьей, который воспринимал своих родителей как двух пожилых людей, пытавшихся провести достойную старость. Уж точно у меня и в мыслях не было, что они по-прежнему могут оказывать на меня какое-то значительное влияние.Так как играть роли людей из моей жизни было некому, Альфред предложил мне выбрать какой-нибудь предмет или мебель, которые бы олицетворяли моего отца. Мой выбор пал на огромный кожаный диван, и я попросил Альфреда поставить его вертикально метрах в трех от меня, чтобы он находился немного левее. Затем он предложил мне пригласить в комнату и мою мать, и я выбрал массивную лампу примерно той же высоты, что и стоящий вертикально диван. По мере продвижения сеанса вокруг появились и другие важные люди в моей жизни: мой лучший друг в виде небольшой коробки с бумажными платками справа от меня; моя жена – небольшая подушка рядом с ним; мои двое детей – еще две маленькие подушки.
Спустя какое-то время я огляделся: два громоздких, темных и грозно стоящих предмета представляли моих родителей, в то время как ряд крошечных предметов олицетворяли мою жену, детей и друзей. Я был потрясен: я воссоздал свой внутренний образ строгих родителей-кальвинистов, сложившийся у меня, когда я был маленьким мальчиком. Я почувствовал напряжение в груди, а мой голос, наверное, звучал еще более напряженным. Я не мог отрицать того, о чем говорил мой пространственный мозг: эта методика помогла мне визуализировать мою внутреннюю карту мира.
Когда я сообщил Альфреду о том, что только что обнаружил, он кивнул и предложил мне изменить мои установки. Ко мне снова вернулся скептицизм, однако Альфред мне нравился, а его методика вызывала у меня любопытство, так что я с неохотой согласился. Тогда он встал прямо между мной и лампой с диваном, скрыв их из моего поля зрения. Тут же я ощутил глубокое облегчение в теле – напряжение в груди ослабло, а мое дыхание стало расслабленным. В тот момент я и решил стать учеником Пессо.
Я не знаю, как и где он проходил терапию, но на этот чудесный трюк способен даже первокурсник-гештальтист. Это примитивнейшая проекционная техника, алё! Роршах на стероидах. Подобные вещи я отношу к «диагностике», но не в плане постановки диагноза, а в плане первичного осмотра, когда пациент до такой степени не в ладах со своими чувствами, что ему нужна небольшая помощь. Если нужна «методика», чтобы «визуализировать внутреннюю карту мира», то в обычном состоянии к этой карте нет доступа (а у людей, которые прошли терапию, он есть).
И в целом пример, конечно, анекдотичен: 40-летний специалист прошел терапию и не знал, как на самом деле воспринимал своих родителей.
Короче, книга — источник так называемых знаний.
ЛитRPG
12 правил жизни
Продолжаем любить Питерсона (раз, два).
Я уже слишком стар, чтобы иметь father figure, но Питерсон — это она. В смысле, Он.
Информационно у него правильная пост-юнгианская современная мешанина («ничего необычного»), но какая же он титаническая персона!
Где-то полгода назад он давал интервью (по поводу выхода новой книги), где журналистка всеми силами передергивала, пытаясь показать его нутро мужского шовиниста, а он мужественно отстоял себя. Потом телеканал почему-то решил, что интервью прошло хорошо и выложил его в ютуб целиком. Результат — восемь миллионов просмотров и заслуженная травля журналистки.
Все дело в том, что Питерсон — центрист, в том плане, что хорошо сбалансированная личность, но твердо стоящий на своей центристской позиции, что большая редкость (так как в центристы обычно идут оппортунисты, желающие угодить и тем и другим).
Со любой радикальной стороны это выглядит дико. Как-то все привыкли, что твердо на чем-то стоят только ебанутые фанатики. А тут — здоровый человек. Чудеса.
Его первый скандал выглядел так: он выступил против проекта законодательной (!) поправки, обязующей называть людей странного пола странными местоимениями (типа zhe), аргументируя свою позицию тем, что законодательно вмешиваться в язык — это, простите, оруэловщина какая-то и фашизм. На что его обвинили в неуважении к притесняемым людям странного пола.
Скандал развивался так:
— Вы белый привилегированный шовинист!
— Я считаю, что язык законодательно регулировать нельзя.
— Вы белый привилегированный шовинист!
— Я считаю, что язык законодательно регулировать нельзя.
(...и так сто раз по кругу).
В интервью примерно так же.
Но это все было вступление.
Питерсон начал с очень сложной книги Maps of meaning, читать которую без содрогания нельзя. Потом он вел одноименный курс (который уже лучше). А потом тусовался на Кворе и отвечал простым людям на вопросы, которые сводятся к «как вообще жить?», и так получилось, что ответы стали супер-популярные. А потом ему предложили написать книгу по мотивам этих ответов.
Вышла все так же питерсоновская идеология, что и в Maps of meaning, но адаптированная для нормальных людей, этакое само-summary.
Называется книга 12 Rules for Life: An Antidote to Chaos и по названию можно заподозрить, что это мотивирующая литература. Но это — не она.
Я ее горячо советую, потому что через предыдущие его работы еще надо продраться, а тут все очень понятно, но без ущерба основной линии партии.
Когда я выходил из депрессии, рядом никаких Питерсонов не было (все сам, все сам!), но я вывел несколько правил. Первое — «если нечем заняться, займись собой». Второе «если достаточно позанимался собой, сделай окружение чуть лучше». Они довольно необычным путем выводятся, хотя в уже выведенном виде и выглядят, как нелепости. У Питерсона же есть посыл get your shit together (или еще sort yourself out), что совпадает с первым пунктом, а также посыл «возьми ответственность за какую-нибудь мелочь вокруг себя», что совпадает со вторым.