Терапизируй терапевтов
Знакомая терапевт сказала Кате, мол, «Дима может ко мне приди, если хочет». Катя мне передала. Это сообщение вызвало у меня кучу эмоций. «Что бы это значило?», — подумал я. «Неужели терапевты снаружи видят, насколько меня внутри лечить пора?».
И пошел я к терапевту выяснять, что она имела ввиду. Оказалось, что «Nothing, just asking».
На первой сессии пришли к выводу, что я держусь молодцом, но совершенно не понятно, как. И что — возможно — есть какие-то способы, которые я пропустил.
Формулировка мне понравилась, и я решил походить еще. На второй сессии я рассказал способ, с помощью которого держусь.
Нет, не комплекс бога.
Терапевт посоветовала посмотреть «Трудно быть богом». Нет, не потому, что у меня комплекс бога, я же предупредил. Да, вот это трехчасовое творение Германа.
Посмотрел, но не буду тут писать художественный обзор. Все уже в 2013 обсудили. Но, если одним словом, то «серость». Если двумя, то «не верю», если четырьмя — то «„серый квадрат“ русского кинематографа». Это три разных обзора.
Придется снова идти и спрашивать, что она имела ввиду. Похожу, короче, я на терапию. Соскучился.
И я же теперь знаю, как это делать правильно и эффективно.
Almost a year of giving fucks
У меня есть терапевтическая группа (недавно была 6 встреча), в которую я набрал моих любимых клиентов с индивидуальной терапии. В группе 6 человек из 6 разных городов (и трех разных стран).
Все они «программисты», вернее, так или иначе связаны с IT. Поэтому группа в основном обсуждает вещи, типа переполнение стека и проблемы компиляции яваскрипта.
Группа вышла тематическая. «Люди, которые слишком много рационализируют». Анонимные рационализаторы.
Мне очень интересно, как они с этим справятся, но я в них верю.
Заметил, что после заметок, где упоминается депрессия (1, 2, 3), появляются новые клиенты. От последней их появилось столько, что я не знаю, как их разместить.
То есть, мне теперь как-то страшно писать новые заметки про терапию.
Но в ноябре придется писать заметку «уже год, как я терапевт». Я даже заголовок придумал, что-то про giving fucks since 2014.
Возвращаясь к теме «и тут клиент вспомнит». От психоанализа нам досталось в наследство изучение прошлого, и многие до сих пор уверены, что там есть причинно-следственная связь, в духе «вот ты сейчас так себя ведешь, а все потому, что тебя папа в детстве не уважал».
Возможно, она и есть, но совершенно не нужна. Более того, многие люди любят использовать ее «во вред», как оправдание. «Я вырос таким потому, что у меня было тяжелое детство». Ничего не поделаешь, «такова се ля ви».
На самом же деле все интерпретации, включая «исторические», нужны ровно для обратного, чтобы дать человеку чувство контроля. А чтобы что-то контролировать, это надо сначала выделить и назвать.
И мы берем все эти куски и называем их «неуважением отца». Ты ведешь себя сейчас так-то и так-то не «потому», что тебя отец не уважал, ты прямо сейчас разыгрываешь драму «неуважение отца», он в данную секунду тебя не уважает, нет никакого «потому».
Всю эту ситуацию с сопутствующими спецэффектами мы для простоты и будем называть «неуважение отца», и оно не в прошлом, а в настоящем.
(Кстати, еще и поэтому полезно «копаться в прошлом» — чтобы понять, что тебя там больше нет, и оставить неуважение отца там, а не тащить с собой).
Внутренний мир травмы
Читаю Дональда Калшеда, «Внутренний мир травмы, архетипические защиты личностного духа». Дается с трудом, «слишком знакомо».
С первых же страниц там появляется Дьявол, что меня совершенно не удивляет: Дьявол у нас великий разделитель.
Один из ключей к пониманию мы можем получить, анализируя происхождение слова «дьявольский» (diabolical), которое образовано от греческих dia (раздельно, через, врозь, между) и ballon (бросать),— то есть глагол означает «разбрасывать, разделять». Отсюда дьявол, в общепринятом значении,— это тот, кто препятствует, разрушает или дезинтегрирует (диссоциация). Антонимом слова «дьявольское» является «символическое» (symbolic) — от греческого symballon, что означает «сводить вместе». Нам известно, что процессы разделения и соединения составляют основу психической жизни и что, по-видимому, антагонистическая направленность этих процессов представляет собой пару противоположностей, оптимальный баланс которых характеризует гомеостатические процессы саморегуляции психики. Без «разделения» невозможна дифференциация, без «соединения» невозможной была бы синтетическая интеграция, приводящая к образованию более крупных и сложных систем. Областью особенной активности этих регуляционных процессов является переходная граница между психикой и внешней реальностью, которую можно сравнить с вратами, нуждающимися в охране. Тогда мы могли бы уподобить деятельность системы психической саморегуляции системе самосохранения, аналогичной биологической иммунной системе......Мы могли бы представить реакцию на травму как нарушение естественного защитного процесса «иммунного реагирования»...
...Фрейд и Юнг были убеждены, что травматическое событие само по себе не может быть ответственно за расщепление психики. В конечном счете, наибольший ущерб причиняет именно внутренний, психологический фактор...
Простым языком — в ответ на травму происходит расщепление, но иногда травма выглядит настолько ужасной, а расщепление происходит настолько хорошо, что от расщепления вреда больше, чем от самой травмы. Но поди ж объясни это Дьяволу. Это достаточно простой язык? Вы слово «расщепление» знаете? С кем я вообще разговариваю? Кто здесь?
Дьявола, естественно, не существует, есть прекрасный принцип, о котором писал Ялом, этот принцип называется «как будто». Скажем, у человека «на самом деле» нет деления на Эго и Ид, это все выдумки Фрейда, но иногда про человека можно сказать, что он ведет себя так, как будто поделен на две части, одна как будто называется Эго, а вторая — как будто Ид. И вот это «как будто» нельзя никогда забывать.
Так что представим, что Дьявол существует.
В Таро есть карта Дьявол, и она — как раз «про это», а не про библейского черта. Что не удивительно, это тот же символизм, что и у Юнгианцев.
Перед терапевтом, работающим с серьезной травмой, стоит нелегкая задача — договориться с Дьяволом. Несмотря на то, что задачи у них противоположные: у терапевта — интегрировать человека, у Дьявола — дезинтергировать, конечная цель одна и та же. Просто Дьявол давно не выходил наружу и не в курсе, что жизненные обстоятельства поменялись.
Но, опять-таки, это только метафора.
С другой стороны, во время терапии мне снился трикстер, а только сегодня я вспомнил мою очень старую формулировку, что депрессия — это договор с Дьяволом. Вот так, дословно — я пару раз говорил, что я заключил сделку: я согласен на «пониженный эмоциональный фон» (сейчас я понимаю, что это была жуткая депрессия), а взамен я не скатываюсь в полную драму. На вопрос, с кем сделка, я не моргнув отвечал, что с дьяволом.
Потом, конечно, я понял, «в чем наебалово», договор расторг и первые полгода ходил радостный от того, что мне было плохо: наконец-то хоть какие-то эмоции!
Что же случается, когда мать внезапно исчезает? Винникотт так описывает эту ситуацию:... [для ребенка] ощущение присутствия матери длится х минут. Если мать отсутствует в течение более чем х минут, ее имаго исчезает, и вместе с ним младенец теряет способность использовать символ единства. Ребенок погружается в состояние дистресса, однако вскоре этот дистресс снимается, потому что мать возвращается через х+у минут. В течение х+у минут с ребенком не происходят драматические изменения. Однако через x+y+z минут ребенок становится травмированным. Через x+y+z минут возвращение матери не улучшает измененного состояния ребенка. Травма подразумевает, что ребенок пережил разрыв жизненного континуума, жизненной целостности, поэтому, начиная с этого момента, примитивные защиты организуются таким образом, чтобы предотвратить повторение переживания «немыслимой тревоги» или возвращения острого состояния спутанности, обусловленного дезинтеграцией нарождающейся структуры эго.
Мы должны иметь в виду, что подавляющее число младенцев никогда не переживали x+y+z единиц депривации. Это означает, что большинство детей не несут через всю свою жизнь груз опыта состояния безумия. Безумие здесь означает просто распад всего того, что составляет личную целостность существования. Восстановившись после x+y+z единиц депривации, ребенок вынужден теперь вновь и вновь постоянно подавлять источник тревоги, корни которого лежат в нарушении непрерывности личного начала.
И про безумие.
Вот все это хихоньки да хахоньки, но когда я пришел к моему терапевту, он вкрадчиво заговорил о том, что я вовремя пришел и от безумия меня отделяет совсем нечего. Я, конечно, подумал, что он набивает цену.
Потом еще несколько людей мне на это ненавязчиво намекали, а совсем недавно и Катя сказала, что чуть более слабый человек на моем месте сошел бы с ума.
В общем-то, да, я могу смело писать в резюме «опыт состояния безумия». Но мы с Дьяволом более-менее договорились, я хорошо все обдумал и решил с ума не сходить.
Заметка медленно, но верно превращается в мемуарную.
Читаю в этой книге толкование сна Мэри, пациентки с похожей травмой: «И если мы посмотрим с этой точки зрения на содержание сновидения Мэри, то сможем предположить, что „смерть“ ее матери является чем-то, что уже много раз эмоционально переживалось ею, даже если Мэри „не знала об этом“, даже если ее настоящая мать была все еще жива».
Я на похоронах мамы, когда мне предложили «подойти попрощаться» сказал прямым текстом: «ой, да ладно, я уже столько раз прощался!».
Надо все говорить открытым текстом. Ну, примерно так:
А в другой книге хорошего терапевта читал про мужика с аналогичной травмой. Читал и потирал руки — ага, как, интересно, терапевт с этим справился? И тут автор пишет что-то типа «Вот такой случай, ага. К сожалению, травма была настолько глубокой и древней, что ничего с ней нельзя было сделать».
Опа, опа! Как нельзя! А как же я?
Я как-то с унынием смотрю на случаи, типа «6 лет терапии», «8 лет терапии». Это что, «либо ишак сдохнет, либо падишах умрет»?
С другой стороны, мне по-настоящему поплохело в 30 лет и всего-навсего к 35 годам я себя вывел на тот уровень, который наконец-то можно назвать «жизнью». Более того — я не побоюсь этого слова — я иногда испытываю что-то, что можно называть «счастьем».
Но там не только терапия (которая формально длилась чуть больше года). Ну а если честно, то от момента формирования терапевтического запроса до момента его выполнения прошло 3 года. Этот срок я считаю, как период моего «исцеления».
А где 3 года — там и 6-8.
С клиентами наблюдается интересный эффект: клиенты с «легкими» проблемами уходят быстро. С тяжелыми травмами — не уходят (3 года! помни про 3 года). Это предпосылка, а интересный эффект состоит в том, что раз тяжелые клиенты освобождают места медленно, рано или поздно у меня «осядут» только они.
И это, блин, очень бодрит, если не сказать «пугает».
Недавно клиент выдал волшебную метафору, которая меня очень взбодрила: не то, чтобы хотелось «убить себя», просто хочется превратиться в кучу пенопластовых шариков и разлететься на ветру, чтобы ничего не чувствовать.
Более точного описания дьявольской диссоциации сложно придумать.
Недавно обобщил опыт (свой, клиентов и знакомых) осознал, что вот это «и тут клиент внезапно вспомнил ужасы детства» — это до такой степени неточная формулировка, что можно смело считать это психологическим мифом. Часто бывает так, что клиент помнит события, но совершенно не помнит, что с ним в этот момент случилось. То есть, человек помнит все факты («в детстве меня положили на полгода в больницу и там забыли»), но совершенно не «помнит», что у него в этот момент творилось в душе.
Всплывает именно эмоциональная составляющая этих «фактов» и человек может в очередной раз это все рассказать, но это уже не будет «крутая история, бро» или вырезка из газеты.
Можно смело говорить клиенту, что скорее всего ничего нового он не «вспомнит». Но что-нибудь обязательно всплывет. (Вот, глагол «всплывет» как-то честнее будет. Или, как говорится, «весна покажет, кто где срал»).
Эта эмоциональная составляющая, если не привяжется к воспоминаниям, может всплыть в виде снов или фантазий. А фантазии тоже работают по принципу «как будто».
Где-то и очень давно вычитал (сейчас, конечно, не найду, где) о каком-то статистическом исследовании, типа «40% людей вспоминают в ходе терапии случаи сексуального насилия, которые потом, после проверки фактов, оказывались ложными». Ну и там попутно проскакивало что-то в духе «...а если так, то не дурят ли терапевты голову?».
В моей практике такого не было, поэтому пишу практически голословную догадку: мне кажется, что эти фантазии — это как и сны, способ клиента сообщить терапевту «я чувствую себя так, как будто был подвергнут сексуальному насилию».
И это нормально, «субъективный мир субъективен».
У Фромма была смешная в своей простоте гипотеза, что во время сна человек всего-навсего менее социально обусловлен. То есть, «наиболее субъективен».
From Siberia with love
Однажды я делал браузерку, в которой в основном издевался над бедными подростками, которым не повезло в нее играть.
И был там совершенно безумный персонаж, бывший афганец, работающий где-то охранником (если ему верить), с традиционным бредом преследования. Ну, вы знаете, «админы игры все делают специально мне назло».
Админы — это, стало быть, я. Он такие там теории заговора разводил — просто диву даешься. Впрочем, любой человек, который хоть как-то соприкасался с поддержкой (особенно в играх, где часто меняется баланс), это знает.
И вот однажды решил я поделиться с Катей эмоциями по этому поводу.
Говорю ей что-то вроде «Вот ведь долбоеб контуженый, все неймётся ему» и все в таком духе.
Смотрю — у Кати глаза, как в аниме, большие и влажные.
«Чего?», — спрашиваю.
«Ты сейчас это с такой любовью говоришь!», — отвечает Катя с умилением.
Смотрю на себя со стороны — и действительно, ласково улыбаюсь, нежность в голосе и вот это все. Прислушался к эмоциям — то же самое. А слова? Ну, а что слова? Слова врут.
Тогда я впервые заподозрил, что люблю людей.
Потом, конечно, пришлось уйти из игрового дизайна, так как это несовместимо.