Антиутопии
— Алло! У меня в огороде гигантская серая мышь рвет хвостом овощи.
— И что она с ними делает?
— Вы не поверите...
(Из книги «Слоны для чайников»)
Люблю я иногда смотреть дешевые американские комедии — в них иногда появляется что-то новое. Дорогие — нет. В дорогих комедиях нет ничего нового — дорогие, хорошие и популярные актеры, дорогой сценарист, использующий, тем не менее, стандартные сюжетных ходы в сценарии... Дорогие спецэффекты... Смотрел фильм «Стюард Маленький». Через 15 минут, проснувшись, выключил телевизор.
Позже вечером (часа в три ночи), смотрел по ящику совершенно дебильную комедию — названия не помню, сюжет — тоже смутно, единственное, что я запомнил — героиня вызывает дух умершего маньяка, используя книгу «Voodoo for dummies». (Вуду для чайников). Вот тут я лег...
Вообще, серия «для чайников» — это жуть. Ну ладно бы «Виндоз для чайников», но есть, оказывается, совершенно дикие книги: «Собаки для чайников» или даже «Пиво для чайников». Сначала я думал, что это прикол. Оказывается, книга «Пиво для чайников» действительно существует, и рассказывает она о разных сортах пива, о том, как его правильно пить («Открыть бутылку, выпить пиво, сдать бутылку»)...
Вот ведь великая американская нация...
Читал Хаксли. Много думал. Пока что прочитал «Контрапункт», «Дивный новый мир», «Желтый кром», «Шутовской хоровод», «Обезьяна и сущность», «Гений и Богиня». Весь ужас в том, что скоро все написанное Хаксли кончится, и читать будет нечего...
Да, сегодня же мне высказали, что я плохой критик, так как излагаю даже не оценки, а субъективный эмоции от произведения. Нет, я бы мог написать неплохую критическую статью по творчеству Хаксли, но не буду. Во-первых — лень. Во-вторых — не мой жанр. В-третьих — зачем нужно в-третьих, когда есть во-первых и во-вторых? ;)
Читал предисловие к Хаксли. Написано какой-то женщиной. Бред полный. Ну во-первых, «В антиутопии „Дивный новый мир“ Хаксли собрал отрицательные стороны капиталистической и социалистической системы». Бред полный. Старик Олдос не ходил с сумочкой и не собирал туда недостатки систем, как грибы, стремясь выбрать, что похуже. Антиутопии — один из моих любимых жанров — пишутся не так. Антиутопии — это всегда предупреждения, они доводят идеи не до абсурда, как легко можно было бы подумать, а до естественного конца. Именно поэтому антиутопии так пугающе правдоподобны и так давят на психику — возьмем, к примеру, «1984». Сказать, что Оруэлл выбрал худшие черты тоталитарной системы — думаю, не совсем правильно; он просто довел их до логического завершения.
Сейчас я пишу эти сроки, а то телевизору идет старый советский мультфильм (1979 год) — тоже своего рода антиутопия — заказная антиутопия на запад — буржуй во фраке и черных сапогах, с тремя двойными подбородками и непременно с сигарой. Обязательно стройный умнорожий представитель угнетаемого класса. Очень вычурный, грубый и примитивный мультфильм. Здесь — можно говорить о «выборе худших сторон капиталистической системы».
Любая антиутопия — это такая же система, как и утопия, только если в утопии автор говорит: «Посмотрите, какая замечательная система, как она слажена и настроена, как она замечательно работает», то в антиутопии, собственно, говорится то же самое: «Посмотрите, какая замечательная система, как она слажена и настроена, как она замечательно работает», с той лишь разницей, что в случае с антиутопией эта система хоть и кажется нам слаженной, но «не совсем правильной».
«Дивный новый мир» (Brave new world) Хаксли — это сложенная, исправно действующая система... Никогда не увлекался пересказыванием фабулы произведения, так как не считаю это стоящим занятием. Говорить общие фразы — банально, а что-то более конкретное можно говорить только, когда все читатели «Спектатора» прочтут «Дивный новый мир».
Так что ждем-с :)
И разумеется, ни в одной уважающей себя антиутопии нет happy end’а — его отсутствие такой же признак жанра, как присутствие его же в дешевых мелодрамах. Оно и понятно — как известно, чтобы составить объективное суждение о системе, нужно быть вне ее — в антиутопиях «внешним элементом» является либо человек извне («Машина времени» Уэлса), либо человек вовне, но «не от мира сего», противопоставляющий каким-то образом себя Системе.
Собственно, герою «Машины времени», являясь «человеком извне» удалось вовремя слинять (живым и относительно невредимым) именно потому, что он «извне», тогда как проблема противопоставления решается идеально просто — уничтожением более слабой стороны.
«Он пробовал на прочность этот мир каждый миг — Мир оказался прочней.»
Критика вообще сродни пережевыванию пищи — когда читаешь книгу, то бессознательно жуешь ее и, пережевав, проглатываешь. Критика — то же пережевывание, только вместе проглатывания приходится с силой выплевывать из себя уже начавшие перевариваться куски, красиво раскладывать их на блюде литературы и преподносить читателю в форме аппетитного и легкоусвояемого текста, служащего аперитивом к критикуемому произведению.
Нехило я завернул, а? ;)
Столбы
Уезжал с Катей почти на неделю в Красноярск. Город красивый, старый — 371 год. Не то, что Новосибирск. Центр города очень хороший — древние дома, небольшие улицы... Ближе к окраинам — стандартные квадратные монстры-многоэтажки. Грязно. Но если нарезать города на кусочки — «вот этот кусочек мне нравится, а этот — нет», то в Н-ске только и будет, что Красный Проспект, да и тот не весь... Хотя есть и неприметные уголки, нравящиеся (или наоборот — не нравящиеся) исключительно из-за связанных с ними воспоминаний. Улица Урицкого — кто бы знал, что за Урицкий такой... Если у нас эта улица ползет маленьким аппендиксом где-то в центре города, то в Красноярске такая же улица (не, все-таки, что за мужик?) является чуть ли не центральной. Проходя в Красноярске по улице Урицкого, чуть было не зашел к Сталкеру в гости, но быстро передумал — мало ли — ну что я буду лишний раз отвлекать умного занятого человека, с которым, к тому же, почти и не знаком ;)
А потом меня потащили на Столбы. Причем хитрым таким способом — мол:
«- Давай мы завтра сходим на Столбы? — А это далеко? — Нет, тут рядом — четыре остановки на автобусе. — Ну давай.»
И пошли — начиная от горы ТакМак, название которой у меня всю дорогу ассоциировалось с Макинтошами, и с которой видно практически весь Красноярск, и заканчивая собственно, столбами (это тоже горы такие), до которых мы перлись пешком часов восемь.
Причем я даже и не знаю, как купился на это безобразие — вроде бы и не собирались особо, и еды взяли пару бутербродов, и вообще — у меня сложилось обманчивое впечатление, что это прогулка на пару часов, а убеждать в обратном меня никто не стал ;)
В результате шел я таким бодрым шагом, наивно полагая, что за следующим поворотом тропинки появятся, наконец, долгожданные Столбы, мы поглазеем на них, после чего со спокойной душой пойдем по домам... в общем-то шел-шел, и даже не заметил, как быстро прошли эти часы ;)
Вот ведь!... Зато красотища там... Подробно описывать и лепетать про единение человека с природой не буду — но все было просто здорово. Погода была — около плюс двух, наверное, еще везде лежал снег и уже ближе к самому концу нашей экскурсии я так в нем извозился, что промок почти весь. Удовольствия получил, как маленький ребенок...
Катька вообще — с горок скатывалась на... ну в общем, на том самом...
И снова — про Хаксли. Едя (едя — не в смысле кушая, а в смысле едя) в поезде, услышал, как одна девушка рассказывала другой книгу: «Там в общем нашли сокровища...» — и далее всю фабулу в трех предложениях... «Ага», — подумал я, — «вот если бы у меня кто-нибудь спросил про что только что прочитанный мной „Шутовской хоровод“?»... Нет, как все-таки хорошо, когда в книге есть фабула.
Контрапункт
Итак, Олдос Хаксли. «Контрапункт». Писать о книгах — а в особенности о хороших книгах — занятие неблагодарное и трудное. Во-первых, потому что само понятие «хорошая книга» для всех людей разное. Для кого-то Достоевский — клевый дядька, для кого-то — тягомотина полная.
Для меня — дядька. Клевый.
Итак, Хаксли, «Контрапункт». Полное отсутствие того, что эти странные нормальные люди называют «сюжетом». Вернее, правильней бы это назвать фабулой, а не сюжетом, но все это мелочи. «Контрапункт» — роман идей. Разных идей — от классификации женщин до...
...он вдруг вспомнил рассказ отца о разговоре с каким-то шофером-итальянцем о любви... (У старика был особый дар вызывать людей на разговоры, всяких людей, даже слуг, даже рабочих. Уолтер всегда завидовал ему в этом.) По теории шофера, некоторые женщины похожи на гардеробы. Sono come i cassetoni [они как гардеробы — итал.]. С каким смаком старый Бидлэйк рассказывал этот анекдот! Они могут быть очень красивы; но какой толк — обнимать красивый гардероб? Какой в этом толк? «Нет, уж лучше женщины другого сорта, — говорил шофер, — будь они трижды уроды. Вот моя девочка, — признался он, — та совсем другого сорта. E un frullino, proprio un frullino [Она взбивалочка, настоящая взбивалочка — итал.] — настоящая взбивалочка для яиц». И старик подмигивал, как веселый порочный сатир...
... до совершенно бредовых или совершенно гениальных (а часто — и тех и других) вещей. Почти каждый герой считает своим долгом изъяснить свою идею, но роман он этого не принимает вид искуственный или натянутый — хотя бы потому, что герои не несут в массы проповедуемые идеи, подобно Раскольникову, взяв топор и пойдя на старушечий промысел, а поступают, как нормальные люди. То есть живут, заводят любовниц и любовников, жрут, спять и умирают; попути высказывая свои идеи в качестве забавного анекдота, либо в качестве пространных сытых измышлений о судьбаx цивилизации...
Вся современная цивилизиция построена на том положении, будто специализированные функции, определяющие места человека в обществе, более существенны, чем сам человек, или, вернее, что эти-то функции и есть сам человек или даже (поскольку физическая инстинктивная, интуитивная или эмоциональная части человеческого «я» не принимают заметного участия в «добывании денег» и продвижении вверх по общественной лекции) вредны и отвратительны...
... либо в качестве внутренних монологов. При всей своей интеллектуальности Хаксли абсолютно не нудный...
Ну не умею я писать про книги... Хочется цитировать — но тогда придется цитировать сразу все ;) Хочется говорить банальные слова — но их так много говорили на уроках литературы, называя каждого писателя «самобытным гением» и твердя про «вклад в мировую литературу».
Единственное, что я могу сказать — мне стыдно. Очень. Стыдно, что не прочитал это раньше.
Как украсть миллион
Никак.