Картинка в картинке

Старший ребенок познакомился недавно с таким же фанатом компьютерных игр, и они зацепились языком на несколько часов, пока мы все гуляли. Я это краем уха слушал.

Сделал два вывода:

1. Дети не видят «из чего это сделано», что, определенно, помогает им вовлекаться. Они (все еще?) предпочитают внешний вид, а не «пользу», десять разных мечей — это десять разных мечей, а не класс «меч» с разной графикой и разными единицами повреждений.

Поэтому дети могут часами обсуждать «нюансы».

Со взрослыми такая штука уже не прокатит, в лучшем случае получим комедийный эффект:

Пододвинув это на еще один уровень вверх, получим феномен, который я называю ПДН: «погремушки для невротиков», когда Обычные Люди так же вовлекаются, но уже «в жизнь», совершенно не видя, из чего она сделана, а необычные люди видят Изнанку Всех Вещей, поэтому им скучно.

2. Дети считают «разработчиков» культовыми фигурами, но тоже игроками, просто в 20 раз сильнее. Множественные фантазии, на тему «разработчик может сделать себе меч, который убивает одним ударом» или даже «может ли разработчик сделать меч, который пробивает любой щит и щит, который останавливает любой меч, и что победит?». Впрочем, это уже где-то было!

Та же картина наблюдается и у более взрослых детей, вплоть до любого возраста. Когда я в последний раз делал игру, она превратилась в полигон социальных экспериментов.

Люди, в свою очередь, за участие в экспериментах платили всевозможными очень смешными теориями заговоров и представлениями о том, как у разработчиков все устроено. Все это очень напоминало греческие мифы про по-людски мелочных богов, но на Олимпе, которые оттуда зачем-то спускались к земным женщинам. «Разработчики просто меня не любят» как «немилость богов».

Но дело даже не в том, что разработчики «выше» и «лучше», просто у них совершенно чуждые по отношению к миру игры интересы. Например, семью кормить.

Отсюда, кстати, смешные отзывы школоты в каком-нибудь google play к играм под андроид, над которыми (над отзывами, а не играми) все смеются. Ну, вы знаете эти отзывы: «разработчики, вам что, жалко что ли, сделать все бесплатным?».

Дети — даже если знают, что в реальном мире есть деньги, не понимают, что разработчики стоят за пределами игры. «Разработчики не играют». В голове не укладывается не то, что за игру надо платить, а то, что есть мир игры, и мир не-игры, соотношение этих миров детям пока плохо поддается осмыслению.

Натягивая это все, как на глобус, на метафору «люди vs боги» получаем понятную картину. «Как Бог это допустил?».

А вот так —

Впрочем, оптимистичный вариант состоит в том, что бог занят более важными делами, всесилен он только в нашем мире, а в его реальности ему тоже надо кормить семью.

В этом случае вопрос «может ли Бог создать камень, который сам не сможет поднять» можно рассматривать с позиций тайн текущего мироздания, а можно — «какого божественного лингама это ему сдалось?» или «что делать, если заказчик пришел с противоречивыми требованиями?» («Есть ли у бога проблемы обычных людей?». Смешной вывод в обратную сторону: если у человека нет проблем обычных людей, то он видится нам, как стоящий ближе к богам. А откуда мы знаем, может он просто дефективный?).

В продолжение темы — видел на реддите пост «как мой отец играет в hearthstone». Делает он это как попало: сидя на толчке, по 15 минут в день, не пытаясь улучшиться, импульсивно покупает паки, не играет в ranked.

Вывод, конечно, грустный — «и вот таких кажуалов доит blizzard».

Это с точки зрения нормального, серьезного игрока, разумеется.

С точки зрения отца — он получает не очень дорогое, но очень эмоциональное занятие на то время, пока он срет. Он не просаживает туда все деньги, а время от времени позволяет себе лотерею в виде бустера.

He fucking LOVES the random RNG. I actually explained to him how most competitive players would like it to be mostly removed from the game, and his response was «why? It’s so cool and fun when that shit happens».

Вопрос, конечно, «и кто из них идиот?».

(К слову, я бросил играть в hearthstone, когда понял, что лучше всего относиться ко этой игре, как к одной большой лотерее, и даже собрал себе очень смешную колоду с максимум RNG — но я просто не азартен).

Перескакивая на несколько шагов вперед, тут напрашивается вывод, что в меру развитой и духовно поросший человек осознает, что все иллюзорно и умеет вовлекаться-развовлекаться в любую активность, при этом не теряя себя («не заигрываясь»), умеет нырять и выныривать (потому что без выныриваний это называется «аддикция»), что делает его жизнь богатой и разнообразной.

Либо, отскакивая на несколько шагов назад — человек может «повзрослеть» и выбрать себе «главный» мир, внутри этого мира — «главное» занятие, а все остальное объявить «не серьезным» — этот выбор более простой и поэтому более популярный.

И напоследок, подклею кусочек из черновиков, тоже про игры.

«Рогалики» (rogue-like) — самый честный жанр компьютерных игр. Ты корячишься, корячишься, а в конце обязательно дохнешь.

The Flame in the Flood — атмосферный кажуальный рогалик. Апокалипсис. Все умерли. Ты плывешь по реке на плоту, изредка причаливая к берегу, где собираешь лут, необходимый для выживания и плывешь дальше. Сама игра скорее медитативная, «на любителя», чем серьезный survival. 6/10

Но есть две мысли, помимо «жизнь похожа на чашку чая реку».

Первая — на тему «бог и игровой дизайн»: то, что наш мир — процедурно генерируемый (тут у ученых сомнений уже мало) вовсе не отрицает наличие творца, который эти [beep] процедуры придумал. Просто творец ленив и не стал прописывать для каждого скрипты.

Вторая — не мысль, а эмоция. Я мало играю в игры, в основном «смотрю», иногда по старой памяти рождаются разные мысли «было бы хорошо сделать», спустя некоторое время нахожу готовые реализации и радуюсь. Например, бой в Darkest Dungeon.

Применительно к рогаликам подумал, что было бы хорошо оставлять пару предметов в наследство следующему игроку, следующей версии себя, раз они все равно дохнут.

В The Flame in the Flood эта механика реализована прекрасно именно с точки зрения той самой «атмосферы»: в начале игры показывается «мультик», как собака-попутчик находит труп и притаскивает рюкзак с этого трупа тебе.

В конце игры — когда тебя убивают — те вещи, которые лежат в рюкзаке собаки, сохраняются.

Можно сказать, что она притаскивает тебе именно этот рюкзак в начале игры.

Исповедь буддийского атеиста

Я уже неделю как специалист по буддизму, в связи с чем у меня было два разговора с двумя людьми. Первый человек утверждал, что без перерождения весь буддизм рассыпется, второй удивлялся, как я могу сочетать любовь к Юнгу и Самости и интерес к буддизму, который эту Самость отрицает.

К счастью, есть книга и на эту тему: Стивен Бэчелор, «Что такое буддизм? Исповедь буддийского атеиста».

Бэчелор был ищущим европейским человеком (в те времена, когда такие люди назывались «хиппи»). Любил наркотики, Юнга, экзистенциалистов и десять лет был настоящим буддийским монахом. В книге описаны как его приключения, так и выводы, к которым он пришел.

(Спойлер: он успокоился и зажил в конце мирской жизнью, написав несколько книг по буддизму).

Надо всегда помнить, что Юнг не был юнгианцем, Христос — христианином, а Будда — буддистом.

Все они были в какой-то мере реформаторы, Христос гнал валютных спекулянтов из храма (и посмотрите, чем это кончилось), Юнг пытался вернуть в психологию душу (и посмотрите, чем это кончилось), а Будда спорил с брахманами.

Хотя бы про одного вы должны знать подробности, мне лень писать развернуто. Но разница между Ветхим и Новым заветом вам хотя бы известна?

Все оно развивалось по примерно одинаковому принципу (так или иначе была реакция и «система победила»), так что если вы знаете историю хотя бы одного, то можно представить, как оно было с другими.

Для простоты можно сказать, что «буддизм поступил с Буддой так же, как христианство с Христом».

Вот, например, идея о перевоплощении была брахманской, а Будда, если верить некоторым текстам, ничего такого не говорил:

В Калама-сутте учение Будды предстает в таком виде, который идет вразрез с большинством традиционных буддийских представлений. Вот основные отличительные черты: не уважение к традиции и линии передачи учений, а опора на самого себя; не вера в догматы, а важность личного испытания идей на жизнеспособность; не цепляние за метафизические представления о перерождении и карме, но предположение, что этот мир может быть единственно существующим.

Читая тексты палийского канона, я также познакомился с метафизическими вопросами, которые Будда отказывался комментировать. Это те «вечные» вопросы, на которые религии якобы дали ответы: вечна вселенная или не вечна? Конечна или бесконечна? Тождествен ли ум телу или нет? Существует ли жизнь после смерти или нет? Будда уклоняется от этих вопросов, потому что ответы на них не способствуют продвижению по пути, который он проповедует. Он уподобляет человека, озабоченного такими спекулятивными проблемами, человеку, который был поражен отравленной стрелой, но отказывается удалить ее, пока не узнает «имя и род того, кто послал ее; воспользовался он большим луком или арбалетом; был ли наконечник стрелы расщеплен, изогнут или с зазубринами». Единственное, что должно его беспокоить, это удаление стрелы из тела. Все остальное не важно.

Будда предлагал решать простые проблемы. Ну, как-то так:

Из этих текстов становилось понятно, что первоначальный подход Будды был терапевтическим и прагматичным, а не спекулятивным и метафизическим. Отказываясь отвечать, тождественны ли сознание и тело или существует ли жизнь после смерти, он подрывает возможность построения теории перевоплощения. Поскольку без подтверждения существования нематериального ума или жизни после смерти трудно – или вообще невозможно – последовательно говорить о перерождении и карме. Но, вразрез со словами Будды, сохранившимися в этих текстах, мои тибетские учители настаивали, что, если вы не верите в нематериальность ума и перерождение, то вы не можете даже считать себя буддистами. Поскольку слова Сиддхаттхи Готамы превратились в религию под названием «буддизм», я начал подозревать, что, возможно, произошла какая-то ошибка.

А теперь про Самость:

«Подобно тому, как земледельцы орошают свои поля, – говорил Готама в Дхаммападе, – лучники заостряют стрелу, плотники формируют дерево, подобно же мудрецы укрощают Я». Странное утверждение. Вместо того, чтобы говорить об отречении от самости, здесь, если мы правильно понимаем эти метафоры, Будда, кажется, поощряет создание самости. «Укрощать» в этом контексте означает смирять эгоистичные и необузданные стороны своей личности, чтобы стать более заботливым, сосредоточенным и целостным человеком. В качестве примера он использует рабочий люд: земледельцев, лучников, плотников. Ранее он сравнивал практику внимательности с мастерством плотника, теперь он восхищается работой тех, кто возделывает землю, изготовляет стрелы и обрабатывает древесину. Их изделия служат иллюстрацией того, как следует заботиться, формировать и управлять грубой материей – чувствами, эмоциями, восприятием, намерениями – своей самости.

Готама не отказывается от самости как от иллюзии, скорее он воспринимает ее как проект, который еще предстоит реализовать. «Самость» в его понимании не имеет ничего общего с трансцендентным Атманом брахманов, который, по определению, не может не быть тем, что он вечно есть. Для Готамы Я – это действующий, нравственный субъект, который дышит и действует в этом мире. Он сравнивал эту самость с полем: потенциально плодородной почвой, которая, когда ее орошают и возделывают, приносит богатый урожай. Он сравнивал ее и со стрелой: когда деревянное древко, металлический наконечник и оперение собираются вместе, она может быть пущена по безошибочной траектории точно в цель. Наконец, он сравнивал самость с куском дерева, из которого можно создать и кухонные принадлежности и кровельную балку. Во всех примерах простые вещи обрабатываются и изменяются в соответствии с интересами человека.

По-моему, это очень по-юнгиански.

Бэчелор, кстати, проходил юнгианский анализ (про это в книге тоже есть) и, видимо, не нашел никаких противоречий.

Я выдергиваю и цитирую куски, чтобы ответить на два вопроса — о самости и перерождении, в книге есть много другого интересного.

Бэчелор сначала увлекается буддизмом, потом понимает, что тот обладает всеми «плохими» признаками религии, а люди, пусть даже буддисты, не ангелы во плоти. (Кроме Далай-Ламы, конечно).

Но, тем не менее, автор находит свою правду и как-то с ней примиряется.

Например, Бэчелор попытался составить свой «человеческий», а не «классический» образ Будды (на основе его биографических данных и того, что он проповедовал, а не того, что ему приписывали или того, что было в культуре того времени).

Отдавая себе отсчет в том, что это — ересь, он оправдывается тем, что каждая школа буддизма делала то же самое: брала из многообразия текстов то, что удобно, а то, что не поддерживало ее картину, отсекала (поэтому многие школы буддизма противоречат друг другу, но поэтому и существует больше одной школы).

Что в учении Готамы наиболее оригинально? Существуют четыре основополагающих элемента Дхаммы, которые нельзя вывести из общих представлений индийской культуры того времени. Вот они:
1. Принцип «взаимообусловленности, взаимозависимого происхождения».
2. Механизм Четырех Благородных Истин.
3. Практика бдительного осознания (внимательности).
4. Сила уверенности в себе.

Эти четыре аксиомы обеспечивают основу, достаточную для нравственно твердого, практически реализуемого и интеллектуально последовательного образа жизни, который подразумевал Готама. Это матрица, которая структурирует его видение нового вида культуры, общества и (государства).

После моего поверхностного знакомства с буддизмом, я вынес примерно то же самое: четыре истины — это круто, практика внимательности полезна, уверенность в себе и так всегда было «нашим всем», а Будда был психотерапевтом, который хотел избавить людей от страдания.

Я, конечно, утрирую, но подход «я беру то, что хочу» мне всегда нравился. Избавляет от разочарований.

И вишенка на торте — это «послесловие научного редактора», написанное неким А. Терентьевым.

В этом послесловие столько попоболи, что становится понятно, что книгу прочитал не зря.

В буддийской психологии подробно расписаны 10 или более качественных уровней развития сознания бодхисаттвы и объясняется, какие прозрения становятся доступны на каждом новом уровне. Например, до достижения уровня «арья» (святого), когда происходит непосредственное постижение пустоты, нет смысла обсуждать проблемы более высоких реализаций.

Разобраться в том, о чём ты уже способен судить, а о чём – ещё нет, бывает очень трудно, и мы все совершаем ошибки на этом поприще. Мне кажется, что данная книга Стивена Бэчелора, является ярким примером, с одной стороны, выстраданных автором прозрений, смелых преодолений распространённых стереотипов мышления – и, с другой стороны, ошибочных или поспешных умозаключений, сделанных после этого.

...

Бэчелор принадлежит к поколению странствующих наркоманов-хиппи, которые, вдруг встретившись в юности с буддизмом бежавших от китайской оккупации тибетских лам, были поражены им, как первой любовью. Я же отношусь к тем, кто пришёл к буддизму в более зрелом возрасте, – мне было уже 30 лет, и буддизм был для меня не поразительным открытием, а сознательным научным выбором, пришедшим в результате многолетнего изучения истории мировой философии. Человека, вполне осознанно пришедшего к буддийскому учению, выбрав его после сравнения со всеми другими, знакомого с его историей и развитием, не так легко поколебать поверхностными противоречиями и коллизиями.

А. Терентьев

Этот научный редактор, «опровергая» Бэчелора, демонстрирует — сам того не замечая — все то, против чего Бэчелор восставал в своей книге: догматизм, косность, надменность, веру в авторитеты, веру в то, что Будда был необычным человеком и желание верить в перерождение «потому, что не доказано обратное».

Я даже сам в 1970-х гг. присутствовал на опыте нашего известного психотерапевта П. Г. Зорина, когда он смог вызвать память о прошлых жизнях у трёх введённых им в гипноз моих знакомых. Конечно, я согласен, что эти вещи тоже нельзя считать доказательствами – они могут быть объяснены, например, наличием каких-либо паранормальных прозрений отдельных людей, но гипотеза о памяти прошлых перерождений тоже не может быть исключена. Концепция перерождения присутствовала и во многих традициях за пределами ареала буддизма – даже в христианстве она была сочтена ересью только на IV Вселенском Соборе.

Терентьев начинает так совершенно беспомощно извиваться тогда, когда разговор доходит до перерождения, что сразу все становится понятно: помирать не хочется никому.

Может, хоть Будда спасет.

У Уилбера есть книга «Перспективы интегрального буддизма» (которую я пока не читал, но зная Уилбера, можно легко догадаться, о чем она — об интеграции, конечно же) — в которой он пишет, что путем некоторых модификаций буддизм вполне может стать «религией» будущего:

Четвёртый поворот буддизма не противоречит истории буддизма и его собственному самопониманию, так что буддийское учение может многое из него взять. Я присоединяюсь к тем ученикам и учителям, которые утверждают, что сегодня и вправду благоприятное время для данного Поворота. Мир находится на пороге важнейшей трансформации: нас ожидает исторически совершенно беспрецедентный и радикально новый уровень и тип сознавания, которое, как указывают многочисленные исследования, — если обратиться к распространённым терминам, — является системным, объединённым, холистическим, интегральным, всевключающим, взаимопереплетённым, взаимосвязанным.

(я же говорил, что об интеграции!)

Давайте удостоверимся, что не только наши естественные науки, но и гуманитарные науки и духовность будут частью этой радикальной трансформации.

Буддизм, таким образом, будет готов предложить человечеству то, что ему и в прошлом удавалось лучше всех, но теперь он способен будет сделать это ещё более эффективным образом. И что же это такое, что он предлагает?

Когда умирал наставник чань Фачжан, на крыше подала голос белка. «Вот это и есть оно, — произнёс он, — и более ничего».