Тело какулика

— Папа, кто такой Какулик?
— Ну, это, наверное, тот, кто какает много... А где ты это прочитал?
— Да там на кинотеатре афиша была: «Тело как улика».

Вам, наверное, было интересно в детстве, почему обезьяны не эволюционируют сейчас? Они эволюционируют.

Книга Бессела ван дер Колка «Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть» оставила очень тягостное впечатление. Я обычно такие книги не читаю, конечно.

Бессел — психиатр. Книга на 50% состоит из buzz-слов, типа нейропластичности, нейронных связей и выводов, вида «мы выяснили, что людям приятно, когда их слушают, потому что у них участки мозга загораются на сканере» и «травма реально меняет мозг», в общем, обычный научпопный дискурс, чтобы такое писать даже не обязательно быть психиатром.

Еще 50% книги — рассказ о персональном пути Бессела и поисков методов излечения травмы, из которого понимаешь, что последний век психотерапии прошел мимо него, потому что он не психотерапевт, а психиатр. Да, он иногда вспоминает Фрейда (остальных имен он не знает), но совершенно не видит иронии происходящего: Фрейд тоже был психиатром, пробовал укутывания, манипуляции и прочее, после чего пришел к выводу, что пациентов надо просто слушать. Бессел повторяет тот же путь, совершенно впрочем этого не замечая. Нет, я понимаю, что онтогенез повторяет филогенез, но не до такой же степени!

Вот, например, автор открывает контрперенос:

Сильвия была ослепительно красивой девятнадцатилетней студенткой Бостонского университета, которая сидела, как правило, одна в углу палаты с испуганным до смерти видом и почти ничего не говорила, однако слухи о том, что она была девушкой важного бостонского мафиози, придавали ей налет таинственности. Когда она на протяжении недели отказывалась есть и начала стремительно худеть, врачи назначили ей принудительное кормление. Нам приходилось втроем удерживать ее, в то время как еще один санитар засовывал ей в горло резиновый шланг, по которому медсестра заливала ей в желудок питательную жидкость. Позже, во время очередной полуночной исповеди Сильвия застенчиво и нерешительно рассказала мне про то, как ее в детстве насиловали брат с дядей. Тогда я понял, что наше проявление «заботы» больше напоминало ей групповое изнасилование. Этот и подобные ему случаи помогли мне сформулировать следующее правило, которое я постоянно повторяю своим студентам: если вы делаете со своим пациентом что-то, чего не стали бы делать со своими приятелями или детьми, то задумайтесь, не воспроизводите ли вы тем самым травму, случившуюся с пациентом в прошлом.

Один мой клиент бесится с психиатров, называя их «бесчувственные ублюдки». Оценка, конечно, радикальная, но в целом логика понятна: психиатры не занимаются чувствами, в том числе и своими, и только некоторые из них дорастают до этого в конце практики. Клиенту, конечно, хорошо так говорить: у него чуткий, любящий и поддерживающий терапевт (то есть, я).

Вот, например, Бессел использует только что освоенную «технику» и давит на человека, чтобы тот раскрылся (случай с Сильвией не помог) и потом —

По окончании нашего сорокапятиминутного сеанса мой коллега первым делом сказал, что ему было крайне неприятно иметь со мной дело и что он никогда не стал бы направлять ко мне своего пациента. Это, впрочем, по его словам, не помешало ему в ходе сеанса разобраться с проблемой, связанной с насилием со стороны его отца. Хотя я отнесся к его словам скептически и подозревал, что его грубость по отношению ко мне стала следствием неразрешенных чувств по отношению к его отцу, он, вне всякого сомнения, выглядел гораздо более расслабленным.

Я обратился к своему наставнику по ДПДГ, Джеральду Паку, и сообщил ему про свое замешательство. Этот человек явно меня невзлюбил, однако теперь он говорил мне, что справился со своей давней проблемой. Откуда мне было знать, действительно ли он со всем разобрался, если он не хотел рассказывать мне, что произошло с ним во время сеанса?

Джерри улыбнулся и поинтересовался, не занялся ли я, случайно, психологией, чтобы разобраться с какими-то своими собственными проблемами. Я подтвердил, что именно так думали большинство людей, которых я знал. Затем он спросил, интересно ли мне слушать, когда люди рассказывают про неприятные истории из своего прошлого. Опять-таки, я был вынужден дать утвердительный ответ. Тогда он сказал: «Знаешь, Бессел, может, тебе стоит научиться придерживать свой вуайеризм. Если для тебя так важно слушать чужие истории про перенесенную травму, почему бы тебе не пойти в бар, положить пару баксов на стойку и не предложить своему соседу угостить его выпивкой, чтобы он поделился с тобой какими-нибудь неприятными воспоминаниями? Тебе нужно научиться различать свое желание услышать чужую историю и внутренний процесс исцеления твоего пациента». Я прислушался к замечанию Джеральда, и с тех самых пор с удовольствием повторяю его своим собственным студентам.

Тут меня покоробило «Я прислушался к замечанию Джеральда, и с тех самых пор с удовольствием повторяю его своим собственным студентам». Всё, вот так принял к сведению и излечился? Не верю.

Помню, как один молодой психолог в своем вебинаре сказал, сам не понимая, как сильно палится, что важно знать мотив выбора профессии, и что он, например, выяснил, что пошел в психологи из-за комплекса бога. И я такой «ок, выяснил, и чо?». Просто так «взять на вооружение» это нельзя, в лучшем случае — многолетний кризис и поиск новой мотивации. Ну либо можно просто с удовольствием повторять это своим студентам, тоже вариант.

Следующая цитата, в книге подобных много — о том, как автор изучает какие-то чудесные техники:

Заинтригованный многообещающей работой Пессо, я с радостью принял его приглашение посетить его фермерский домик на вершине холма на юге Нью-Гэмпшира. После обеда под тенью древнего дуба Альфред предложил мне пройти в его обитый красной вагонкой сарай, который он превратил в студию, чтобы провести сеанс по его методике. Я немало лет сам занимался с психотерапевтом, так что не ожидал каких-то серьезных откровений. Я был успешным профессионалом за сорок со своей собственной семьей, который воспринимал своих родителей как двух пожилых людей, пытавшихся провести достойную старость. Уж точно у меня и в мыслях не было, что они по-прежнему могут оказывать на меня какое-то значительное влияние.

Так как играть роли людей из моей жизни было некому, Альфред предложил мне выбрать какой-нибудь предмет или мебель, которые бы олицетворяли моего отца. Мой выбор пал на огромный кожаный диван, и я попросил Альфреда поставить его вертикально метрах в трех от меня, чтобы он находился немного левее. Затем он предложил мне пригласить в комнату и мою мать, и я выбрал массивную лампу примерно той же высоты, что и стоящий вертикально диван. По мере продвижения сеанса вокруг появились и другие важные люди в моей жизни: мой лучший друг в виде небольшой коробки с бумажными платками справа от меня; моя жена – небольшая подушка рядом с ним; мои двое детей – еще две маленькие подушки.

Спустя какое-то время я огляделся: два громоздких, темных и грозно стоящих предмета представляли моих родителей, в то время как ряд крошечных предметов олицетворяли мою жену, детей и друзей. Я был потрясен: я воссоздал свой внутренний образ строгих родителей-кальвинистов, сложившийся у меня, когда я был маленьким мальчиком. Я почувствовал напряжение в груди, а мой голос, наверное, звучал еще более напряженным. Я не мог отрицать того, о чем говорил мой пространственный мозг: эта методика помогла мне визуализировать мою внутреннюю карту мира.

Когда я сообщил Альфреду о том, что только что обнаружил, он кивнул и предложил мне изменить мои установки. Ко мне снова вернулся скептицизм, однако Альфред мне нравился, а его методика вызывала у меня любопытство, так что я с неохотой согласился. Тогда он встал прямо между мной и лампой с диваном, скрыв их из моего поля зрения. Тут же я ощутил глубокое облегчение в теле – напряжение в груди ослабло, а мое дыхание стало расслабленным. В тот момент я и решил стать учеником Пессо.

Я не знаю, как и где он проходил терапию, но на этот чудесный трюк способен даже первокурсник-гештальтист. Это примитивнейшая проекционная техника, алё! Роршах на стероидах. Подобные вещи я отношу к «диагностике», но не в плане постановки диагноза, а в плане первичного осмотра, когда пациент до такой степени не в ладах со своими чувствами, что ему нужна небольшая помощь. Если нужна «методика», чтобы «визуализировать внутреннюю карту мира», то в обычном состоянии к этой карте нет доступа (а у людей, которые прошли терапию, он есть).

И в целом пример, конечно, анекдотичен: 40-летний специалист прошел терапию и не знал, как на самом деле воспринимал своих родителей.

Короче, книга — источник так называемых знаний.

Технические времена требуют технических решений

Читаю у блогера описание любопытной стратегии: водители-курьеры стали развешивать телефоны на деревьях возле разгрузочного центра Амазона, чтобы тот по ошибке определял, что они ближе всех и выдавал заказы им. «Как бы вы решили эту техническую проблему?»,  — пишет блогер.

Я тоже читал эту новость и первым делом подумал, что капитализм + цукерберги = капитализм++.

Это не техническая проблема. Проблема — в том, что люди работают за копейки и готовы на все, чтобы получить заказы быстрей, а технические средства помогают полностью виртуализировать эксплуататора. «Это у нас алгоритм такой». Задача простого человека в этом случае становится «наебать алгоритм», а не юнионизироваться и повесить Джеффа Безоса на том же дереве.

Величайшее достижение «всяких уберов» состоит в том, что они позволяют эксплуатировать даже тех, кто им формально «не принадлежит»: водители не состоят ни в каком штате, а лезут в капиталистические отношения добровольно и с песней. Slave-шеринг.

С каким-нибудь яндекс.такси — то же самое, отговорка «это все роботы шалят» у них одна из любимых. Наверняка в недрах яндекса сидит какой-нибудь сытый, но удивленный программист, который не понимает, зачем ради каких-то лишних копеек водители готовы ломать хорошо выстроенную систему, решающую «технические проблемы» и создавать ему дополнительные сложности.

Как нам реформировать язык

Борьба за право заставлять других людей называть тебя гендерно-правильными местоимениями, типа she, даже когда ты выглядишь, как he, или, например, ze/hir, когда вы выглядишь, как hir зрозумій хто, служат только одному нарциссическому мотиву — чтобы о таких людях побольше говорили.

В английском нет категории рода, кроме как в местоимениях, причем не первого лица. То есть, сказать «я/ты купи_ла книгу» с помощью невеликого немогучего никак нельзя, это в любом случае будет I/you bought a book. В частном разговоре (от первого лица — второму) нет никакой возможности показать человеку, что ты уважаешь его сложный внутренний мир снежинки.

И только в третьем лице наконец-то можно понять, что гендеров больше, чем полов. Но в третьем-то лице говорить о человеке в его присутствии просто неприлично!

Таким образом, они хотят, чтобы в их отсуствии только о них и говорили — что и требовалось доказать.

Притяжательные же местоимения (his/her) и вовсе закрепляют эксплуатационно-патриархальное право частной собственности и должны быть полностью упразднены.

И, наконец, «критикуешь — предлагай». Правильное решение: именные суффиксы, как в японском. Ну, типа, Паша-сан, Петя-гей и проч. У человека уже как бы есть контроль над его именем («называйте меня Сашей, а не Женей»), так что возражений особых не будет.

Denial 101

Обзор Disco Elysium, который по литературности пытается переплюнуть сам Disco Elysium.

Ну, типа, «Disco Elysium offers a dark mirror to my mid-life crisis», мне тоже 40 лет — и подобное. Только красиво написано.

В комментариях куча групповой терапии и все делятся историями, как у них друг умер, и только этой игрой они спасались (реальный случай). Мне, в общем-то, тоже 40 лет, так что игра за душу берет.

(Еще я прокачал эмпатию — в игре, конечно — и теперь очень убедительно страдают, вернее, я об этом знаю).

И вдруг среди очень эмоциональных комментариев — вот такое:

Sorry, but as someone else who has also just turned 40 I’m not buying into this whole thing of it being time for a mid-life crisis. I’m 15 years into my career and another 30 before I pick up a state pension, so I’m not planning that for another decade.