книги
63 заметки
терапия
Сейчас этот блог в основном про психотерапию.
как правильно
Слушайте меня, я вас научу правильно жить.
психология
Буржуазная лже-наука, пытающаяся выявить закономерности в людях.
практика
Случаи и выводы из психотерапевтической практики.
кино
Фильмы и сериалы.
книги
Это как кино, но только на бумаге.
nutshells
«В двух словах», обо всем.
дорогой дневник
Записи из жизни (скорее всего, не интересные).
беллетристика
Мои литературные произведения и идеи.
духовный рост
Когда физический рост кончается, начинается этот.
дивинация
Как предсказывать будущее.
половой вопрос
Про секс и сексуальность.
заяижопа
Творческий дуэт с моей женой.
магия
«Магическое — другое название психического».
Карл Юнг
игровой дизайн
Раньше я делал игры.
игры
Компьютерные игры.
язык
Слова там всякие.
людишки
Уменьшительно-ласкательно и с любовью.
культ личности
Про великих людей (то есть, в основном про меня).
hwyd
Уникальная Система Прививания Привычек.
буклет
я
идеи
блоги
spectator.ru
дети
wow
вебдев
музыка
контент
программирование
религия
дейтинг
диалоги
яндекс
кулинария
coub
fitness
символы
йога
шаманизм
tiny
ребенок

Психология увлеченности повседневной жизнью

9 лет назад в категориях книги психология

Михай Чиксентмихайи — профессор психологии, бывший декан факультета Чикагского университета, написал книжку (и не одну).

Читая ее, понимаешь, что с психологией в Чикаго все плохо.

А если серьезно, то вот есть такая книга, Экхарт Толле «Сила момента». В ней эзотерический автор повторяет одну и ту же мысль: жить «в моменте» клево. А не в моменте — не клево.

Михай Чиксентмихайи в своей книге «В поисках потока: Психология увлеченности повседневной жизнью» делает ровно то же самое, но называет это не «моментом», а «потоком».

Поток — это состояние, когда тебя «прет» от жизни.

Книга с цифрами в руках доказывает, что такое состояние — хорошее. А что думать — вредно.

Более того, привычка к размышлению, которую поощряет наше нарциссическое общество, на самом деле может ухудшить ситуацию. Исследования с помощью Выборочного Изучения Опыта показывают, что когда люди думают о себе, их настроение обычно негативно. Когда человек начинает размышлять, не имея для этого специальных навыков, первые мысли, которые возникают в его сознании, обычно бывают депрессивными. Если в состоянии потока мы забываем о себе, то в состоянии апатии, беспокойства или скуки наше «эго» обычно выходит на передний план. Поэтому если мы не владеем мастерством размышлений, занятие «размышлениями над проблемами» обычно ухудшает ситуацию вместо того, чтобы ее облегчить.

Книга наглядно показывает, почему я не люблю психологию.

У меня часто бывает состояние потока. Но я не знаю, как научить человека этому состоянию, если он его не умеет вызывать.

Михай тоже не знает, но намекает: например, «Аутотелическая деятельность – это деятельность, которой мы занимаемся ради нее самой, поскольку нашей основной целью является опыт данной деятельности» и дальше написано, что это клевая деятельность, она часто вызывает состояние «потока».

Да кто бы спорил!

А теперь попробуйте человеку, который не знает, что хочет, сказать «а ты займись деятельностью, которой хочешь заняться ради нее самой!».

Это как сказать человеку в депрессии «ну ты, подними нос!».

В книге описано, что такое «увлеченность повседневной жизнью» и какие критерии должны соблюдаться.

Только соблюсти из целенаправленно не получится.

«Чтобы радоваться жизни, постарайтесь радоваться жизни».

Ой, ну или вот такой совет, это уже от меня, но тоже примерно в ту же степь: «Чтобы увлеченно жить, постарайтесь воспринимать жизнь, как увлекательную игру!».

0

Mad about you

9 лет назад в категории книги

Для того чтобы быть психически здоровыми, мы должны рассматривать наши убеждения как вымыслы, а наши гипотезы как фантазии. Ибо различие между психическим расстройством и психическим здоровьем зависит не от общества и политики, воспитания и химии, а полностью от нашего ощущения вымысла. Более того, узкое, буквальное понимание любой из таких гипотез, как воспитание и химия, общество и политика, означает наличие душевной болезни, на этот раз в форме пояснительного вымысла, понимаемого буквально, а не эвристически.

Джеймс Хиллман, «Исцеляющий вымысел».

Таким образом, сумасшедший — это тот, кто не сомневается в своих убеждениях. Если он не сомневается в чем-то более-менее популярном, то такой человек называется «фанатик».

Если не сомневается исключительно в индивидуальных убеждениях, то это какой-нибудь очередной Наполеон (торт).

Ну и хорошие новости: я не сумасшедший.

А теперь — танцы!

0

Неопределенность стремлений составляет суть стремлений

9 лет назад в категориях книги терапия coub

Джеймс Хиллман, по сути, пишет, что психотерапия — это «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что».

Тут просится много шуток про сказку. Например, что психотерапия — это сказочный способ поменять жизнь.

Или, что психотерапия — это все сказки.

Каждый психотерапевтический анализ содержит вопрос, инициатором постановки которого является пациент, либо такой вопрос, который наводит меня на размышления о пациенте. Наряду с вопросами, которые мы с пациентом стараемся сформулировать, когда он стремится получить то, ради чего он приходит, я задаю себе вопрос: что нужно пациенту, что он здесь делает? Этот вопрос возникает не только в первый день, но и в дальнейшем, а иногда специально вводится в рассмотрение, чтобы достичь более высокого уровня понимания анализа. Ответы на этот вопрос никогда не бывают столь же прямыми, как те ответы, которые мы можем прочесть в книгах, в которых говорится, что пациент хочет, чтобы его любили, либо избавили от того или иного симптома, либо он стремится установить, спасти или улучшить какие-либо взаимоотношения, полностью реализовать свои потенциальные возможности или пройти курс обучения, чтобы стать аналитиком. Этот вопрос не связан непосредственно со стремлениями терапевта оказывать помощь, поддерживать сердечные отношения с людьми, зарабатывать деньги, сидя в кабинете, исследовать психику, разрешать свои конфликты.

Мои стремления, по-видимому, всегда сплетаются со стремлениями пациента с помощью другого фактора, подобного крепежной нити. Таким фактором является рефлективная нерешительность, которая удерживает нас от прямых высказываний о своих действительных намерениях. Поэтому высказывания о своих намерениях отрицают себя: «Это совершенно неверно. Я имел в виду совершенно другое».

Я пришел к мысли о том, что неопределенность наших с пациентом стремлений в действительности составляет суть наших стремлений, то есть тот третий фактор, который неуклонно побуждает нас изменять цели, подвергать их критическому разбору, и ставит перед нами вопрос даже в тех случаях, когда отвергает наши ответы.

Этот момент рефлективного вмешательства, этот третий фактор терапевтического опыта я приписываю душе. Я считаю, что мы с пациентом участвуем в психотерапевтическом анализе потому, что этот третий фактор удерживает нас в анализе с помощью самых различных средств, начиная с навязчивых идей переноса и кончая неподатливостью симптомов и непостижимостью сновидений — ни одно из этих явлений мы не понимаем. Но самым важным является то, что нас удерживает в анализе, сознание потребности в чем-то глубинно важном, причем это нечто никогда не отождествляется с тем, к чему, как мы полагаем, мы стремимся. Более того, это неясное желание вызывает у нас ощущение удручающей неполноценности. Мы чувствуем себя неполноценными потому, что просто не можем понять, почему мы занимаемся психотерапией, в чем состоит психотерапия, удовлетворительно ли идет психотерапевтический процесс и идет ли он вообще, когда заканчивается психотерапия. И поскольку мы так мало знаем, мы во многом полагаемся на различные формы позитивизма, позитивные науки, позитивность духовных учений, моральные позиции идеологий. Мы хватаемся за эти сверкающие твердые соломинки, поскольку основа, на которой мы стоим (душа), бесконечна и непостижима.

Джеймс Хиллман, «Исцеляющий вымысел»

0

Исцеляющий вымысел

9 лет назад в категории книги

Джеймс Хиллман — довольно странный юнгианец, но это нормально, «странный юнгианец» — это тавтология. «Они там все такие».

Он придумал направление «Архетипическая психология». Что-то подобное подойдет Кате.

В книге «Исцеляющий вымысел» он пишет довольно простые, как мне кажется, вещи. Даже так: он пишет довольно сложные вещи и довольно сложно, но общая тематика примерно понятна: душа говорит на языке мифов, поэтому давайте уже «разглядим литературу в психологии» и вот это все.

Поэтому книги юнгианцев (начиная с юнга) больше всего похожи на поэзию, а не на науку.

Про мифы, кстати, если кто заинтересуется, советую почитать «В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни», Холлис Джеймс.

Там совсем простым языком (с «Исцеляющим вымыслом» не сравнить) описывается, что люди потеряли мифологическое мышление и от этого страдают.

(Впрочем, они не потеряли, просто начали использовать его неправильно, например, реклама кока-колы — это миф, который служит увеличению продаж воды с сахаром, но не отвечает на вопрос «в чем смысл жизни»).

Что же касается Исцеляющего Вымысла, то клиент рассказывает историю своей жизни, а не свою жизнь. (Моя старая эпичная заметка Ceci n’est pas une pipe, оказывается, про это). Работа тоже происходит с историей жизни, а не с «самой жизнью».

Проживается именно история жизни, и от ее связанности и глубины и возникает ощущение полноты жизни. Историю жизни можно переписать.

Короче, психотерапия — это творческий, культурный, словесный жанр.

(Тут можно лишний раз потеребить Кастанеду с его персональными историями, которые надо стирать и поменьше рассказывать — это примерно о том же).

А теперь — цитаты.

...

При проведении глубинного анализа беседа не ограничивается анализом рассказа одного лица другим лицом и всего, что происходит на терапевтической консультации,— ритуал, суггестия, эрос, власть, проекция; беседа — это еще и состязание бардов, возрождающих одну из древнейших форм культурного наслаждения. Это отчасти объясняет, почему терапия претендует на творческую роль. Я использую это слово для обозначения возникновения значимых имагинативных моделей (poiesis). Таким образом, успешная терапия представляет собой сотрудничество вымыслов, пересмотр рассказа на основе более разумного, более имагинативного сюжета, который также предполагает наличие ощущения мифа во всех частях рассказа.

К сожалению, мы, терапевты, недостаточно сознаем себя бардами. Мы упускаем многое из того, что могли бы сделать. Наши способы повествования ограничиваются четырьмя видами литературы: эпической, комической, детективной и бытовым реализмом. Мы берем все происходящее (независимо от степени страстности и эротизма, трагичности и благородства, странности и случайности явлений) и превращаем в одну из четырех форм литературы. Во-первых, существуют случаи, которые показывают развитие эго, особенно с детского возраста, несмотря на препятствия и поражения: героический эпос. Во-вторых, существуют выдумки о запутанных ситуациях при определении личности и пола героев, когда глупая жертва бормочет нечто несуразное, но все заканчивается благополучным разрешением всех недоразумений: комедия. В-третьих, разоблачение тайных заговоров с помощью улик и кризисных моментов, неутомимое расследование происшествия, которое ведет неразговорчивый, попыхивающий трубкой детектив с поблескивающими глазами. Он не очень отличается от Холмса и Пуаро. В-четвертых, подробные описания незначительных обстоятельств, реализм, семейные невзгоды, неблагоприятные внешние условия — все это описывается с использованием мрачной социологической терминологии и тяжеловесных тенденциозных намеков на значительность. Это бытовой реализм.

Психологии следовало бы обратиться непосредственно к литературе, чем пользоваться ею, не подозревая об этом. Те, кто занимается литературой, видят психологию в литературе. Теперь наша очередь разглядеть литературу в психологии.

...

Это означает, что мы начинаем рассматривать истории болезни с точки зрения архетипического восприятия их формы. Нас интересует жанр, в котором история болезни и даже ее ритм, язык, построение предложений и метафоры становятся предметом фантазии, поскольку мы находим архетипы не только в содержании истории болезни: форма также становится архетипичной. Существует архетипическая психология формы. Поэтому мы полагаем, что история, написанная по-другому, другой рукой, с другой точки зрения, будет звучать по-другому и, следовательно, будет другой историей. Я считаю, что терапия, биография и наши жизни имеют поэтическую основу.

...

Моя точка зрения уже была приведена в упомянутой статье Берри: «Способ изложения истории нашей жизни — это способ нашего формирования терапии». Способ нашего изложения представления о жизни определяет, как мы собираемся прожить оставшуюся жизнь. Ибо манера рассказа себе о происходящем и есть тот жанр, в котором события превращаются в переживания. Не существует простых событий, фактов и данных. В противном случае это представление также является архетипической фантазией: упрощенчество неживой природы.

...

Душе нужна своя, точная история болезни, дополняющая ее, когда она участвует в жизни.

Прежде всего мы не можем противопоставлять внутреннюю несомненность событий души потоку внешних событий. Все, что мы говорим себе о наших «подлинных» сущностях и межевых знаках души, в такой же мере подвержено разрушению, превратному толкованию и изменчивости очертаний, как и любые «внешние» события. Мы можем так же заблуждаться относительно себя, как и относительно общественных событий. Различие между историей болезни внешних событий и историей внутренних переживаний души невозможно установить в форме непреходящей ценности и точной истины. Ни одна из этих историй не является более реальной, потому что она более основательна. Нам необходимо утверждать психическую реальность по-иному, без буквального копирования метафор, фантазий об устойчивости и прочности, которые мы используем для описания внешней реальности.

...

Вся спешка от дьявола, как говорит старая поговорка. В психологическом отношении это означает, что своего дьявола надо искать в своем пищеварении в участии в большем числе событий, чем мы способны пережить. То, что мы действительно переживаем, изымается из потоков времени и из бурного океана моего психического невежества. Мы побеждаем дьявола просто своим бездействием.

Отход на исходные позиции (регрессия) относится к пищеварительной форме созидания души, поэтому воспоминания и связанные с ними чувства боли и стыда в значительной мере являются повторением, повторным просмотром главы перед тем, как мы ее закрываем. Аналитикам, вероятно, следовало бы переписывать свои истории болезни так же часто, как это делают романисты, переписывая свои романы. Изложение истории болезни с последующим ее переписыванием и редактированием относится к терапии, исцеляющей вымысел от непродуманных моментов, от непереваренных остатков. Нам тоже надо чистить свой стиль от модного жаргона заимствованных идей, трафаретности и рефлектирующего самомнения. Нам необходимо обращать внимание на прилагательные, предложные фразы и даже запятые, которые обеспечивают точность изложения и заостряют внимание на существенных моментах образов. По мере роста нашей эрудиции мы, аналитики, утрачиваем сходство с буквоедом, увязшим в истории болезни, не видя ее души. В конечном счете психотерапия означает терапию психики, и терапевтическая практика не ограничивается человеком, который прошел клиническое лечение, чтобы исчезнуть в безвестности жизни. Последующий контроль при изложении истории болезни и составляет наше пищеварение. Практика продолжается в практикующем враче, и поэтому мы все еще «практикуем» фрейдовские истории болезни. Психотерапия продвигается только путем отхода на исходные позиции, повторного просмотра материала и переписывания своей истории.

Поэтому в психологическом отношении я преклоняюсь перед алтарем Сатурна, бога исторического времени и неспешности, архетипического пожирателя, который учит нас искусству внутреннего пищеварения с помощью синдрома своих специально показанных депрессий.

...

Обращение Юнга к драме относится к числу его литературных увлечений. И в этом случае он сделал решительный шаг, сближая психологию с поэзией. Более того (чтобы потрясти ваше воображение, эту мысль можно выразить в форме гипотезы и выделить ее курсивом): если сновидение по сути имеет психическую природу, необусловленную, спонтанную, первичную и эта психическая природа может демонстрировать драматическую структуру, то природа ума поэтична.

...

Разыгрываемую пьесу не устраивает бесстрастный просмотр, она стремится заставить зрителя участвовать в ней. Если наблюдатель понимает, что на этой внутренней сцене разыгрывается его собственная драма, он не может остаться равнодушным к сюжету и его развязке. По мере поочередного появления актеров и усложнения интриги наблюдатель замечает, что к нему обращается бессознательное, вызывая появление перед ним образов фантазии. Поэтому он сознает, что аналитик побуждает или приглашает его к участию в пьесе».

Эта замечательная литературная аналогия с процессом исцеления вызывает у нас воспоминание о Греции и о той роли, которую дионисийский театр играл в исцелении. Пациент берет на себя роль актера. Процесс исцеления начинается, когда мы покидаем зрительный зал и выходим на сцену психики, становимся действующими лицами некоего вымысла (даже богоподобным гласом истины, вымыслом) и когда возрастает напряжение драмы, наступает катарсис, мы очищаемся от привязанностей к непроходимой тупости буквального понимания, обретаем свободу в игре частных, фрагментарных, дионисийских ролей, никогда не достигая целостности, но участвуя в целом, которое и есть игра, запоминаемая зрителем в качестве актера. Задача, поставленная пьесой и ее богом, состоит в искусном, прочувствованном исполнении роли.

...

Мне нужно вспоминать свои истории не потому, что мне нужно выяснить что-то о самом себе, а потому, что мне нужно утвердиться в истории, которую я считаю «моей». В то же время я боюсь этих историй, поскольку с их помощью могут раскрыть меня, мои воображаемые основы. Подавление встроено в каждую историю так же, как и страх перед самой историей, страх перед близостью богов в мифах, которые создают меня. Таким образом, искусство терапии требует искусного обращения с памятью, историей болезни, чтобы она действительно смогла создать пациента. Этим объясняется важность внедрения великих мифов в терапию. Они позволяют рассматривать личную историю как форму создания вымысла.

Начиная с Фрейда воспоминания стали служить материалом психотерапии. Если же таким материалом в действительности служат памятные легенды, то психотерапия, как и другие виды искус ства, в действительности занимается мифотворчеством. Если отцом терапии был Фрейд, то ее матерью была Мнемозина, Метопа, мать муз, чьей десятой, незримой дочерью должна быть Психея.

Джеймс Хиллман, «Исцеляющий вымысел»

0
Мой «Курс реабилитации людей с техническим образованием».

Психология тела

Дочитываю Александра Лоуэна, «Психология тела». Один из зубров телесно-ориентированной терапии. Ощущения двойственные. 1) Куча классических отсылок к энергии «чи» и прочей восточной экзотике, которая попросту не нужна. Ну, мне не нужна. Ему-то, понятно, нужна, раз он зачем-то это делает. (еще 1569 слов)

Мужество творить

Читаю терапевта Ролло Мэя, «Мужество творить». И тут — внезапно — про гадания! Даже про гадания и психотерапию. Ну, я всегда был согласен с тем, что задача терапии и оракулов — сделать людей более независимыми, но как-то не ожидал прочитать это у Мэя. (еще 825 слов)

Мамочка и смысл жизни

«Книга замечательная, очень интересная и полезная, собственно, как и другие книги автора. Только первая глава показалась немного скучноватой, а потом как понеслось... Оторваться не могла... Рекомендую!», — написано на koob.ru в комментариях к книге Ялома Ирвина «Мамочка и смысл жизни». (еще 45 слов)

A возможно, и нет

Здесь возникает вопрос: возможно ли вообще освободиться от эмоциональных страданий в этой жизни? Или, в более мягкой форме: возможно ли развиться духовно до такого уровня сознания, на котором жизненные страдания хотя бы уменьшаются? На этот вопрос необходимо ответить и да, и нет. (еще 538 слов)

Кирпичи и смысл жизни

«Представьте себе группу счастливых идиотов, занятых работой. Они таскают кирпичи в чистом поле. Как только они сложат все кирпичи на одном конце поля, сразу начинают переносить их на противоположный конец. Это продолжается без остановки, и каждый день, год за годом они делают одно и то же. (еще 249 слов)

Угнать за 60 секунд

Обычные разговоры за пределами психотерапевтического кабинета напоминают словесный пинг-понг. Один собеседник говорит и делает паузу, второй подхватывает и останавливается, первый подводит итог и т. д. В обычном разговоре это приемлемо, однако в психотерапии, где основная цель — побудить клиента углубиться во внутреннее осознавание, это будет скорее контрпродуктивно. (еще 906 слов)

Ролло Мэй

Ролло Мэй еще один наш чувак, «известный американский психолог и психотерапевт, теоретик экзистенциальной психологии». Сначала учился на лингвиста, потом работал пастором, потом стал психологом, потом открыл частную практику, а потом стал психотерапевтом. Имел трех жен, но последовательно. (еще 113 слова)

The future is now

Вот так читаешь Карла Роджерса, «Консультирование и психотерапия» и понимаешь, насколько же актуальная критика старых и новых подходов к консультированию. А так же всяких «правил хорошей жизни», типа Вед. Современный подход отличается от предшествующих тем, что преследует совершенно другую цель. (еще 323 слова)