The allegory for allegory itself
Сюжет: Мерлин выбрал мальчика в ученики. И учил. Деревенские пытали — чему учил, как? Мальчик пожимал плечами и говорил:
— Ну, мы просто разговариваем?
— О чем?
— О жизни?
Потом, понятно, несколько лет спустя мальчик уже такой совсем как белый человек, деревенские его даже и не понимают. Просили научить их тоже, а он говорит «этому нельзя научить, это можно только пережить»*.
(* — аллюзия на «Психоанализу нельзя научить, его можно только пережить», — Фрейд).
Ну и для тех, кто не понял аллюзию, проводится аналогия:
В другом мире другой юноша (с поправкой на инфантилизацию общества) идет и сам ищет своего Мерлина. Находит. На вопросы «чем вы там занимаетесь?» отвечает «ну, мы просто разговариваем».
Потом заканчивает психотерапию, благодарит Мерлина, и жизнь у него становится совсем как у белых людей.
Проклятье фараона
Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит:
— Был ясный, теплый, солнечный...
Пауза.
— Предпоследний день...
И наконец, отчетливо:
— Помпеи!(Довлатов, «Соло на Ундервуде»)
— Так, кто готов рассказать нам третью аксиому нового существования? — спросил преподаватель ППД.
Шел второй месяц учебы, и к этому времени класс уже осознал, что этот вопрос совсем не подразумевает, что кто-то вызовется добровольцем.
Вопрос означает буквально то, что он означает — «кто готов?». Первым преподаватель спрашивал только тех, кто по тем или иным причинам не был полностью готов, будто умея определять готовность каким-то магическим образом.
— Иван? — поинтересовался преподаватель.
Иван вздрогнул.
ППД, профессиональная переориентация душ, давалась ему тяжело. Нет, конечно, никаких претензий к судьбе Иван не испытывал. Прекрасно, что загробная жизнь есть. Чуть менее прекрасно, что она начинается с курса переориентации душ, на котором пытаются привить новые аксиомы существования. И делают это, судя по всему, то есть — по Ивану, с большим трудом.
— Э... предки дело говорили?
— Достаточно близко к правильному ответу, хотя формулировка странная. Впрочем, я слышал это даже в директивном виде «Почитай отца твоего и мать», или в депрессивном — «Люди не меняются».
— Петр?
— Древние люди ничем не отличались от современных.
— Да, достаточно нейтрально. Матвей. Приведи пример расхождения в понимании.
Спрашивая от более слабых учеников к более сильным, преподаватель усложнял задание так, чтобы оно было на пределе возможностей каждого.
— Астроло...
— Не затасканный, — добавил учитель.
Матвей фыркнул и сказал:
— Древний Египет.
Преподаватель кивнул, одобряя старание ученика. Свежий пример из Древнего Египта — это еще сложнее, чем просто свежий пример.
Матвей одобрение уловил.
— Принято считать, что египтяне верили, что можно взять с собой в загробную жизнь все свои сокровища. С учетом третьей аксиомы это выглядит странно: любому здравомыслящему человеку, как древнему, так и современному, понятно, что нет, не заберешь. Вот же они, лежат, где оставили!
На самом же деле захоронения с массовыми сокровищницами поверх — это просто локальный психоз фараонов, вызванный отказом признания факта собственной смертности. Как же так, я — фараон, самый главный тут, и вдруг такое! Да, сокровища с собой не взять, но почему бы и не рискнуть? Сюда же — эффект «так не доставайся же ты никому!». И бешенство с жиру.
— Хорошо! — заметил преподаватель.
Обычно он говорил «достаточно», поэтому Матвей продолжил.
— Понятно, что остальные древние египетские люди были в чуть более здравом уме. Но им нечего было терять, кроме оков, и они надеялись, что уж оковы-то с собой можно не брать.
Массы относились к психозу фараонов, как к неизбежному злу. Как к цене, которую придется платить. Если не хоронить с сокровищами, то как? Если не фараон, то кто?
Жаль, конечно, что сколько добра пропадет. Рабы, коровы, золотые побрякушки — все в яму.
Но, с другой стороны, фараона-то тоже туда же, в яму. Если его золотом и коровами сверху присыпать — может, и не вылезет под тяжестью?
— Хорошо! Что же им мешало после смерти фараона все растащить? Вполне логичный поступок, нет?
— Я не знаю.
— Всем же известно, что на сокровищах лежит проклятье, — улыбнулся преподаватель.
— Проклятье фараона?
— Не говорите глупостей, фараон же мертв.
Просто представьте: сначала десятилетиями дружно строятся пирамиды, потом туда радостно закапывается валовый национальный продукт еще за несколько лет.
И вдруг какой-то умный потц лезет и пытается утащить что-нибудь себе?
На него тут же обрушивается проклятье всего египетского народа.
2243
2243 год. Дети размножаются в пробирках.
В группе по Развитию Женского Начала тренер обсуждает важные вопросы, ответы на которые дошли к нам в Ведах через века без изменений.
Типовой такой курс по РЖН, в котором общая фрагментарная картина дана в полном объеме: начиная с малоизвестных тем, типа «Зачем женщинам сосцы?», и заканчивая классическими трудами, типа «Какими Семью Чертами Должен Обладать Настоящий Мужчина?».
Аудитория, понятное дело, внимает молча.
Внезапно руку поднимает молоденькая неопытная девушка, по которой сразу видно, что на тренинги она только начала ходить.
И задает вопрос, мол, а вот если, дескать, и правда была палка-между-ног, то как с ней ходить, наверное, неудобно? Или подобную глупость.
Кто-то хихикает, но быстро замолкает. Тренер понимающие и по-доброму (как пробирка) улыбается и отвечает, мол, деточка, это аллегория. Как люди с песьими головами.
Настоящий Мужчина когда-то и правда был (хотя и тут мнения расходятся), но не углядели, не уберегли (вот тут расхождений во мнениях нет, хотя есть противоречивые данные, что он сначала «мельчал»).
Теперь всем надо Развивать Женское Начало, чтобы своим инем притянуть через реки и долины, через годы и века его янь. То есть, чтобы просоответствовать.
И тогда разверзнутся небеса, и заиграют трубы с сойдет на землю Он, Идеальный Мужчина, совсем как в «Семи Качествах Настоящего Мужчины».
Ну и, конечно, овладеет.
Жена гения
Посвящается жене гения.
Надо написать книжку «жена гения». Ну, вы знаете, есть такой жанр «мемуары несчастной женщины, которой не повезло жить с гением».
И в этой книге рассказать о женщине, которая всю свою жизнь положила на алтарь служения своему мужу-гению. Ну, как обычно — все прощала, «бьет, зато гений» и прочие мемуары Ландау.
И во всех красках будней описать эту женщину и ее скромный, с позволения сказать, быт.
А в конце книги, когда читатель вспомнит, что он ожидал-то гения (или хотя бы его описания), а ему впарили его жену («как в Exit Through The Gift Shop», да), можно сделать скромную приписочку, мол, а вот гений-то оказался не гением, а гавном. Или даже «ленивым» говном, как принято тут говорить. Ну, «а гений-то голый» и вот все это.
А в конце книжки дописать альтернативную концовку на случай, если книгу захотят экранизировать. В этой концовке рассказать, что книга так прекрасно повествует об этой самой жене, что ее (книгу) посчитали великой, а автора книги официально признали гением.
И что этот автор и был тем самым мужем, который был не гением, а никчемным гавном (до тех пор, пока его книгу не признали и не экранизировали — ну, вы поняли идею).
Надо, обязательно надо написать такую книжку.
Но лень.