— Ты хочешь знать, как быть, если что-то сделал не так? Отвечаю, детка: никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают все. Даже могилы.Эрих Мария Ремарк «Три товарища».
Эта неделя выдалась неделей чтения. За последние пять дней я прочитал роман «Последний сон разума» Дмитрия Липскерова, сборник рассказов Пелевина и четыре романа Эриха Марии Ремарка. Опять ездил в Красноярск; четырнадцать часов туда и четырнадцать обратно. Поезд — дивное место: куча народа, объединенных одной общей целью — как можно быстрей и безопасней убить пол-суток. Способы не отличаются особым разнообразием: чтение, разговоры, еда и сон. Вернее, еда, сон, разговоры и чтение. Через десять-пятнадцать минут после отправления поезда на народ нападает прямо-таки дикий жор и весь вагон дружно садиться трапезничать с таким аппетитом, будто не ели пару дней. После чего — либо спокойный послеобеденный сон, либо разговоры. На обратном пути «повезло» — рядом ехали три тетьки-мешочницы в Новосибирск «затариваться». Час на еду, пять — на сон, восемь — на разговоры, кто сколько трусиков / лифчиков / кофточек / рубашек купил — продал, сколько было заработано и на что потрачено. К концу пути хотелось перегрызть им горло. Парень на боковой полке полдороги спал, полдороги читал книгу с красочным названием «Стерва».
Я читал. Липскерова и Пелевина — туда, Ремарка — обратно.
Впечатления. «Последний сон разума» — «никакая» книга. Хотя и местами забавная. Но мне не понравилась. Что касается классификации книг, то у меня она такая: очень хорошая книга, хорошая книга, «никакая» книга и полное дерьмо. Под два последних определения у меня попадает большинство книг; книги, которые можно читать, но которые оставляют меня фригидным, подпадают под категорию «никаких»: к ним относится практически весь Лукьяненко, Фрай и куча всего, что у остальных людей считалось бы «неплохими книгами».
«Хороших книг» для меня очень мало, а «очень хороших» — вообще единицы. Две единицы ;)
Помимо того, есть внекатегориальная группа — «забавно». Асприн, к примеру, это «забавно». Пелевин (впрочем, о нем — позже) — тоже «забавно». Просто «забавно». «Никак», но «забавно».
Не было бы так забавно, было бы вообще «никак», то есть дерьмo.
Липскеров. Дмитрий. «Пространство Готлиба», «Сорок лет Чанчжоэ» и «Последний сон разума» — три романа, которые я у него читал. Хотелось бы сказать «спасибо» Михаилу Галушко — это он, озаботясь уровнем моей начитанности, дал прочитать этого автора. Спасибо.
Тем не менее, Липскеров — это просто «забавно». «Сорок лет...» сильно смахивает на «Сто лет одиночества» Маркеса. «Готлиб» — бред и пелевищина, «Последний сон» — очень никакая книга. Я бы даже назвал ее дерьмовой, но не хочу обидеть тех, кому она нравится. Просто МНЕ не очень понравилось. И я попытаюсь объяснить, почему. По порядку. Для тех, кто собирается прочитать этот роман, дальше лучше не смотреть — иначе все удовольствие от прочтения будет испорчено. Я вас предупредил.
Итак, конец. Конец в романе сильный и неожиданный. Последние две страницы переводят роман из раздела «полное дерьмо» в раздел «забавно». Все. Больше в романе нет ничего хорошего. Конец выдержан в духе Пелевинских рассказов: все повествование переворачивается с ног на голову и остается там еще несколько минут после прочтения, пока мозг переваривает полученную подножку. Для рассказов и новелл это очень неплохо — пять минут тратится на прочтенье новеллы, и еще пятнадцать на осмысление нежданного-негаданного конца и возгласы «ай да автор, ай да сукин сын!». У Липскерова все по-дугому — полтора-два часа на прочтение романа, десять минут на то, чтобы обозвать автора сукиным сыном и вся оставшаяся жизнь на то, чтобы никогда не возвращаться к этой книге.
Сильный конец, но не «романный».
Коротко о фабуле: Татарин Илья торгует в магазине рыбой. Жизнь у него не сложилась. В детстве он пошел купаться с девушкой, которую любил и она утопла. После чего у него и не сложилась жизнь. Это завязка. После чего идет много-много бреда с привлечением разных героев, тесно взаимосвязанных друг с другом и разными фантастическими событиями: татарин превращается то в рыбку, то в птичку, то в таракана; встречает свою умершую возлюбленную в виде рыбки, птички и стрекозы, оплодотворяет ее в виде рыбы, она откладывает икру, из которой вылупляется сто младенцев, этих младенцев после их вылупления и выхода из пруда злые вороны заклевывают насмерть, остается только трое... и так далее... В общем, идет много-много бреда, заставляющего сильно усомниться в нормальности автора. В общем, «пелевинщина».
В качестве лирического отступления. Мама нашла у меня на полке Пелевина и взялась почитать какой-то рассказ. Я с удовольствием стоял рядом и наблюдал соответствующие состояния, которые бывают у всех, «севших» на Пелевина. Обычно люди застревают на каком-то одном из них. Я стою радом и по маминым вопросам сужу по ее состояниям: — А кто это вообще такой? (состояние первое) — Супер-модный писатель.
Спустя некоторое время: — А он вообще психически нормальный? (состояние второе) — Нет
Мама доходит до конца рассказа. Обдумывает. Внезапно находит в Пелевине небывалую глубину и тайный эзотерический смысл и начинает испытывать к нему даже симпатию (состояние третье).
Итак, «Последний сон» читается на втором состоянии — на состоянии сомнения в авторской нормальности. Кто-то, возможно, читает роман исключительно ради бреда и пытается расшифровывать его, как песни Гребенщикова. Следует признать, что бред хорош, и не поддается расшифровке, как и песни БГ.
Ближе к концу высказывается в общем-то довольно старая концепция, что в момент смерти мозг из-за недостатка кислорода начинает глючить по-черному и все эти белые туннели после смерти, ангелы и прочее — «последний сон разума». Причем из-за субъективного восприятия времени во время сна последний сон может длиться очень долго.
И после огромного количества бреда, когда автор уже прочно записан в сознании читателя в дурдом, идет новелловский конец...
Напомню начало: «Татарин Илья торгует в магазине рыбой. Жизнь у него не сложилась. В детстве он пошел купаться с девушкой, которую любил и она утопла. После чего у него и не сложилась жизнь.» Потом — огромная порция бреда. На последних двух страницах оказывается, что Татарин Илья в детстве пошел купаться с любимой девушкой, после чего утонул ОН, а не девушка, и ВЕСЬ РОМАН — это предсмертный бред (aka «последний сон разума») татарина, а его девушка осталась жива и плачет по нему. Весь бред спихнут на татарина, автор снимает с себя подозрение об умственной неполноценности и роман сразу приобретает пресловутое «двойное дно», тайный смысл «и все такое».
Итого — это «не мое». Не люблю читать бред татаринов. К этому я абсолютно фригиден.
Про Пелевина и Ремарка — позже. Но Ремарк — это хорошие книги...