Джеймс Холлис

Совершенно незаметно для себя прочитал много Джеймса Холлиса.

Он сначала преподавал гуманитарные науки в течение 26 лет, в 35 лет пошел на терапию, а потом стал юнгианцем. Книги у него выходят пафосные и поэтические.

Тут надо бы сделать отступление и признаться в любви к юнгианцам, но я это уже делал.

«Под тенью Сатурна» я тоже уже описывал, эта книга — о том, как тяжело жить мужчинам.

«Душевные омуты».

Я эту книгу тоже уже упоминал, она рассказывает о глубинах души — страхах, тревогах, печали и депрессии.

От этих глубин никуда не сбежать:

Внутренняя работа является предпосылкой не только исцеления, но и наступления зрелости. Снова предоставим слово Каротенуто, который нашел очень точное определение этой связи:
Конечная цель психотерапии заключается не столько в археологическом исследовании инфантильных переживаний, сколько в постепенном изучении и принятии собственных ограничений, что достигается с большим трудом, а также в том, чтобы научиться в оставшуюся часть жизни нести на своих плечах бремя страданий. Психологическая работа не устраняет причину тяжелого дискомфорта, она только его усиливает, приучая пациента быть взрослым и впервые в жизни по-настоящему обратиться к чувству одиночества с его болью и отвержением окружающего мира.

Ну а так как от страданий не отвертеться, то давайте страдать правильно. Терапия как раз учит «правильно страдать».

Звучит довольно глупо, но, к сожалению, почти всегда так и есть.

«Грезы об Эдеме: В поисках доброго волшебника».

Эта книга с разных сторон рассказывает о единственной, но очень цепкой иллюзии, что есть человек, который тебя спасет — не важно, от чего. Например, от одиночества. Или от ужасов жизни («какзакаменнойстеной»). Или от необходимости все решать самому («тыжемужчина, прими решение»). Эта иллюзия более явно выражена у женщин, но монополией на нее они не обладают.

Когда удается найти кандидатуру спасителя, такие отношение называются «созависимыми»:

Когда один из партнеров испытывает крайнюю потребность в другом, а другой испытывает потребность в том, чтобы быть ему нужным, формируется созависимость — состояние, в котором каждый из партнеров эмоционально ограничен, остановился в своем индивидуальном развитии и испытывает психологически наивную фантазию, что о каждом из них обязательно позаботится Другой. Добро пожаловать на «островок невротичного счастья!» — так назвал это состояние один из пациентов Юнга.

К сожалению, подобные отношения, хоть и встречаются в 90% случаев, рано или поздно проваливаются, потому что в детство не вернуться:

Отказ от ожидания спасения Другим — одна из самых главных проблем в нашей жизни, поэтому основной аспект долговременной терапии — постепенное принятие человеком ответственности за себя. На этот счет существует очень красноречивое и убедительное высказывание Фреда Хана:

Цель терапии состоит в том, чтобы помочь пациенту выйти за рамки рациональных объяснений и других способов сопротивления на уровень, позволяющий ему самостоятельно двигаться по неизвестной территории, чтобы искать и, страдая и мучаясь, в конце концов полностью осознать свое состояние и открыть, что он может выжить, что жизнь на самом деле может быть абсурдной и изменчивой, что человек не является всемогущим, что в отсутствие волшебства в качестве последней защиты иногда появляется такая боль, которую невозможно описать словами. И чтобы, испытав страдания и скорбь не только по потерянным объектам своих фантазий, но и по самим фантазиям и иллюзиям, научиться жить почти без иллюзий. Чтобы узнать, что Время является и другом, и врагом одновременно. Чтобы признать, что счастье — это не состояние, а эфемерное и ценное ощущение; что если человек живет без иллюзий, он должен придавать смысл своей жизни; что надежда должна сменить ожидания и требования; что активность должна сменить пассивность; что реалистичная надежда должна быть направлена на развитие и рост личности (и это означает более глубокое ощущение человеком и радости, и грусти), что ворота в тот райский сад для него закрыты навсегда и охраняются ангелами с острыми мечами, что его мать умерла навеки, навеки, навеки.

Книгу можно посоветовать всем, кто находится в «созависимых отношениях», не важно, знает ли он, что это такое или нет. Учитывая, что «в среднем по больнице» это самый популярный вид отношений, книгу можно смело советовать всем. «Не помешает».

Там же есть ответ на вопрос «зачем тогда нужен Другой», если не для того, чтобы он для нас что-то сделал, то для того, чтобы мы что-то сделали для него. «Не спрашивай, что Другой сделал для тебя, спроси, что ты сделал для другого?».

Но это для святых. Если же вы эгоистичный (в хорошем смысле) человек, то другой нужен только затем, что без другого мы никак не узнаем другую точку зрения и не разовьемся. Человек растет за счет того, что усваивает Другое.

«Призраки вокруг нас: В поисках избавления».

Вся книга раскрывает одну мысль Юнга: «Самое тяжкое бремя, которое ложится на плечи ребенка, — это непрожитая жизнь его родителей».

К сожалению, это бремя не только осознанное «иди по моим стопам», но и совершенно «мистическое», скажем, отец в детстве рисовал, но никому об этом не говорил, а у ребенка почему-то проснулась любовь к рисованию. Это хороший пример, бывает и похуже — то, что называется «семейным проклятьем».

Холлис пишет:

Несмотря на все наши ошибки, всю суету и мельтешение, самым главным подарком для ребенка является данная родителями возможность прожить свою, подлинную жизнь. Наглядная положительная модель стимулирует воображение ребенка, дает разрешение действовать и свободно принимать решения.

Я год назад пытался написать о чем-то подобном: «И вот что подумал я (прорабатывая сегодня тему семьи): быть самим собой в присутствии ребенка — самый ценный подарок, который родитель может ему дать», но понимания по большей части не встретил.

«Обретение смысла во второй половине жизни».

В книге рассказывается о так называемом «кризисе среднего возраста» и как из него выйти.

Ответ простой:

Задача – поставить перед собой вопрос о том, чего хочет психе, а не родители, не родительские комплексы, не то, чего хочет культура или Эго. Призыв – ответить на этот вопрос из самой глубины души и отважиться дать душе то, чего она хотела и продолжает хотеть,– свободы идти своим путем.

То есть, «во второй половине жизни надо делать то, что просит душа, иначе депрессия».

В 30+ лет уже можно все попробовать и понять, что универсальных решений нет, а то, что предлагает нам культура, семья и школа — в лучшем случае занятия на первую половину жизни. А во вторую уж вы сами.

«В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни».

Юнг в «Символической жизни» писал:

Когда люди чувствуют, что живут символической жизнью, что они актеры в божественной драме, это приносит мир. Это дает единственное значение человеческой жизни; все остальное банально, и его можно отбросить. Карьера, производство потомства — все это майя по сравнению с тем, что ваша жизнь имеет смысл.

На эту же тему писал Джеймс Хиллман в «Исцеляющем вымысле».

«Почему хорошие люди совершают плохие поступки».

Эту книгу я еще не прочитал, но она, как легко догадаться, про Тень и про то, как ее понимают юнгианцы. Это стоит отдельного разговора, но в целом «плохим быть не плохо». А неизбежно.

Клиент прислал видео со словами «программист в начале терапии». Это как-то соотносится с юнгианцами (они тоже в основном про сказки что-то затирают).

Любовь и воля

Дочитал «Любовь и волю» Ролло Мэя — мне тут же bookmate подсовывает «Силу и невинность» его же.

«Эй, жена!», — говорю я, — «Мэй, похоже, берет два случайных слова и пишет про них книгу».

Сижу и думаю, что терапия всего-навсего связывает жизнь, делает ее более символичной, то есть, опять-таки, связанной (symbolic).

Потом открываю то место, где я остановился у Мэя, а там как раз про это:

Когда мы ищем ответы на обсуждавшиеся нами вопросы, то находим, что каждый ответ примечательным образом так или иначе обедняет проблему. Каждый ответ чего-то недоговаривает; не отдает должного глубине вопроса, а трансформирует его из динамичной человеческой обеспокоенности в упрощенный, безжизненный, инертный ряд слов. Вот почему Дени де Ружман в конце своей книги «Любовь в западном мире» говорит, что «никаких ответов наверно нет».

Единственный способ разрешения – в противоположность решению – этих вопросов состоит в том, чтобы трансформировать их посредством более глубоких и широких измерений сознания. Проблема должна быть схвачена во всей полноте ее смысла, антиномия со всеми ее противоречиями должна быть снята. Все это должно служить нам основанием, на котором строится новый уровень сознания. Так мы можем, насколько это возможно, приблизиться к разрешению; это и все, что нам нужно. В психотерапии, например, мы не ищем ответ как таковой и однозначное решение вопроса – что привело бы пациента в еще худшее состояние, чем в самом начале его борьбы. Мы стремимся помочь пациенту понять проблему, охватить ее, включить в себя, объединив в одно целое. Карл Юнг однажды проницательно отметил, что серьезные жизненные проблемы никогда не решаются, и если кажется, что они решены, то что-то серьезное было упущено.

Женщина, которая легла в кровать на год

Прочитал художественную книгу Сью Таунсенд «Женщина, которая легла в кровать на год».

Сразу же вспомнил цитату из Эстес, только в этом случае женщина, на которой все держалось, не застрелилась, а (спойлер!) легла в кровать на год.

Почему она это сделала — ну, это «каждая женщина на земле поймет».

Еще одна моя пациентка, интеллигентная и одаренная женщина, рассказала мне о своей бабушке, жившей на Среднем Западе. Вот как та представляла себе по-настоящему приятное времяпрепровождение: сесть на поезд до Чикаго, надеть шляпу с большими полями и прогуливаться по Мичиган-авеню, любуясь витринами и изображая из себя важную даму. Однако судьба распорядилась так, что она вышла замуж за фермера. Они поселились посреди бескрайних полей, и она стала прозябать в своем хорошеньком деревенском домике, хотя и дом был замечательный, и муж, и дети были замечательные. Но теперь У нее уже не было времени на ту «легкомысленную» жизнь, которую она вела раньше: слишком много ребятишек, слишком много женской работы.

Прошли годы, и вот однажды, вымыв полы в кухне и в гостиной, она надела свою лучшую шелковую блузку, застегнула на все пуговицы длинную юбку и пришпилила булавкой шляпу с большими полями. Потом вставила в рот дуло мужниного дробовика и нажала на спуск. Каждая женщина на земле поймет, почему она сначала вымыла полы.

Кларисса Пинкола Эстес, «Бегущая с волками»

Гантрип против Бейссера

У гештальтистов есть такая «Парадоксальная теория изменений», которую в короткой статье сформулировал некий Арнольд Бейссер.

Короче говоря, она заключается в следующем: изменение происходит тогда, когда человек становится тем, кто он есть на самом деле, а не тогда, когда он пытается стать тем, кем он не является. Изменение не происходит через намеренную попытку изменить себя самого или кого-либо, но происходит тогда, когда человек старается быть тем, кто он есть на самом деле – быть полностью вовлеченным в настоящее. Отвергая роль агента по изменениям, мы делаем так, что значимое изменение может произойти.

Гештальт-терапевт отказывается от роли этакого «специалиста по изменениям», так как его стратегия – поощрять или даже настаивать на том, чтобы пациент был тем, кто он есть на самом деле. Он верит, что изменения не происходят с помощью намеренных попыток, принуждения или убеждения, или путем инсайта, интерпретаций, или чего-либо подобного по смыслу. Скорее, изменение может произойти, когда пациент отказывается, хотя бы на некоторое время, от попыток стать тем, кем он хочет стать, и пытается быть тем, кто он есть на самом деле. Посылка состоит в том, что человек должен остановиться на одном месте, чтобы иметь некоторую (небольшую) опору для движения, и ему тяжело или невозможно двигаться без такой опоры.

Арнольд Бейссер

Это коротенькая статья, найдите ее и прочитайте, будет полезно всем.

Одного из моих клиентов эта теория настолько впечатлила, что он попросил написать про нее заметку, еще подробнее и понятнее. Выполняем его просьбу!

Поначалу я, честно говоря, удивился. Сначала я удивился, что эта теория «парадоксальная», потому что никаких парадоксов я в ней не видел. Потом я удивился, что у гештальтистов это довольно «базовая» теория (хотя я могу и ошибаться). Потом я задумался, что к ней можно добавить, чтобы набралось на заметку, и ничего не придумал.

Ну и вот читаю надысь у Гантрипа (а он — психоаналитик) по сути эту же теорию, сформулированную походя, так как книга не об этом, но, вместе с тем, описанную гораздо более глубоко и раньше, чем у Бейссера.

(У менее травмированных людей, которые в детстве хорошо пахли, все не так запущенно и менее «выпукло», но принципы остаются теми же).

Приняв точку зрения о том, что человеческая природа является конституционально бисексуальной, Винникотт хочет выяснить, что это значит, пытаясь выделить «чистый мужской элемент» и «чистый женский элемент» в нашей конституции. Он высказывает предположение, что природа мужского элемента выражена в «делании», а природа женского элемента — в переживании «бытия», которое, как он считает, всегда передается матерью. Эти термины: «делание» и «бытие» — требуют точного и тщательного определения, однако ясно, что способность к «деланию» должна основываться на предшествующей способности к «бытию», базисному переживанию безопасного, бестревожного «существования». Мы можем наблюдать в клинической практике у наших пациентов, что борьба за сохранение активности и «делания», когда индивид находится в тисках базисного чувства «не-бытия» и отсутствия уверенности в себе как в личности, неизбежно приводит к тяжелой тревоге и опасному напряжению. Достаточно стабильные взаимоотношения со стабильной матерью являются основой, через первичную идентификацию, появления переживаний безопасности, самости, идентичности, характерного начала эго, делая возможным, в свою очередь, рост объектных связей, по мере того, как продолжается дифференциация субъекта и объекта, и младенец приобретает «не-я» мир, и чувство, что он является «собой» отдельно от этого мира. До этого эго наличествует как потенциал, находящийся в скрытом состоянии в психике, тогда как младенец начинает жить как «целостное человеческое бытие» (Винникотт). Именно это имел в виду Фэйрберн, когда говорил о «первоначальном едином эго». Но лишь через такую разновидность опыта взаимодействия с матерью может зарождаться эго в качестве специфического развития, все более осознаваемого факта переживания (это не то же самое, что позднее развивающееся «самосознание»). При отсутствии такой разновидности связи «мать—младенец» не начинается развитие жизнеспособного эго, и возникающее в результате чувство глубинной внутренней пустоты, ничтожности, «не-бытия как личности» является тяжелейшей изо всех проблем для психотерапии; проблемой, которая может быть решена, лишь если понимание ее аналитиком приведет к связи пациента с ним, чтобы сделать возможным задержанный старт в развитии эго.

...Затем, принимая винникоттовское утверждение, что женский элемент приносит опыт «бытия», а мужской — «делания», мне кажется, что в клинических случаях мы всегда находим диссоциированным женский элементу как у мужчину так и у женщин, и что фундаментальная диссоциация связана с женским элементом. Если «бытие» существует, «делание» будет естественно вытекать из бытия. Если «бытия» нет, оно диссоциировано, тогда вынужденная разновидность «делания» будет «выполнять свой долг» за них обоих, но там, где способность к «деланию» терпит полную неудачу, это обусловлено тем, что чувство «бытия» полностью отсутствует. Одна из женщин, выступавших в телевизионной программе на тему «Чувство принадлежности», заявила: «Я с головой погрузилась в брак и материнство и попыталась заменить бытие деланием». Именно «чувство бытия», женский элемент, либо никогда не был в ней пробужден, либо был утерян в процессе ухода и регрессии в бессознательные глубины, сердцевину ее либидинальной природы. Он остался диссоциированной возможностью, без чего любое интенсивное «делание» подобно постройке здания без какого-либо фундамента, на который можно опереться. Ее вынужденное, напряженное «делание» не было диссоциированным, за исключением того, что оно не было спонтанной деятельностью. Женский элемент наилучшим образом иллюстрируется материнским чувством, которое пробуждает и благоприятствует переживанию «бытия» у младенца как отправного пункта роста всей личности; способностью чувствовать совместно, а затем способность к сопереживанию, способность чувствовать себя «находящимся во взаимоотношениях», базисной взаимосвязью эго, ядром чего является чувство «бытия», без которого психика утрачивает весь смысл собственной реальности как эго. Человек не может «быть» кем-либо в вакууме. Развитие способности «быть» в опыте первичной связи с достаточно хорошей матерью будет спонтанно приводить к возникновению хорошей естественной способности «делания», к осуществлению действий, необходимых для сохранения взаимоотношений на практике. Переживание «бытия» будет сведено на нет, если оно не приведет к практическому «деланию». Переживание «делания» при отсутствии безопасного чувства «бытия» дегенерирует в бессмысленную последовательность каких-либо активностей (как при бессмысленном обсессивном повторении одной и той же мысли, слова или действия), выполняемых не ради достижения осмысленной цели, а ради бесплодного усилия «поддержания своего бытия», «производства» чувства «бытия», которым индивид не обладает.

Отсутствие или диссоциация переживания «бытия», и вместе с тем неспособность к здоровому естественному спонтанному «деланию» — это радикальный клинический феномен в анализе. Пациенты осознают, что они упорно работали всю свою жизнь, постоянно что-либо «делая» не естественно, а вынужденно, что породило иллюзорное чувство реальности своей личности, замену переживанию своей «сущности» здоровым и уверенным образом, и стало единственной основой уверенности почти у всех пациентов, жалующихся на отсутствие подлинного чувства реальности. Переживание «бытия» является чем-то большим, чем простое осознание «существования». Оно вовлекает в себя чувство надежной безопасности жизни, возникающее оттого, что человек знает себя как реальное лицо, способное устанавливать реальные связи. Переживание «бытия» является началом и основой осознания возможностей нашей «сырой» человеческой природы для развития себя как «личности» во взаимоотношениях. Эти возможности заложены в нашем психобиологическом наследии, но могут быть развиты лишь в том, что Винникотт называет «содействующим окружением» — адекватным материнским уходом на старте: так что переживания «бытия» и «бытия во взаимоотношениях» с самого начала нераздельны.

Когда развивается это чувство «бытия», «делание» следует за ним как легкое и естественное самовыражение подлинного интереса. (Курсив мой).

Если же чувства «бытия» нет, естественное «делание» не имеет места. Активность становится напряженной попыткой принудить не чувствующую себя в безопасности личность к продолжению «озабоченной» деятельности. Такая деятельность может стать маниакальной или обсессивно-компульсивной, ибо «психика» не может остановиться, расслабиться или отдохнуть из-за тайного страха распасться в несуществование. Именно способность индивида к переживанию чувства «бытия» диссоциируется, остается нереализованной на старте развития. Индивид не может чувствовать себя реальным, потому что на старте жизни никто не пробудил эту способность. Его мать дала ему так мало подлинной связи, что он в действительности стал чувствовать себя нереальным. Это проявляется с поразительной ясностью у тех пациентов, которые чувствуют себя настолько подорванными, что полагают, что никогда не будут достаточно сильными для того, чтобы справляться с жизнью.

Гарри Гантрип

Таким образом, «парадоксальную» гештальтскую теорию изменений можно сформулировать по-экзистенциальному просто:

Чтобы меняться, надо сначала быть.