Архетипы

Понятие архетипа породило величайшее непонимание и — если возможно судить по яростной критике — должно считаться крайне трудным для понимания.
Карл Юнг

Архетипы — простая для понимания и очень хорошая идея Юнга, соотносящаяся с «комплексами» и в какой-то степени «испорченная» — для меня — излишней поэтичностью. В какой-то степени все юнгианство «испорчено» поэтичностью, но другие способы разговаривать об этом, наверное, еще хуже.

Человек не рождается «пустым». Или все-таки рождается? Есть старый спор, насколько сильно на человека влияют условные «гены», данные до рождения, а насколько — воспитание, полученное после рождения, известный под именем nature versus nurture («природа против воспитания»).

Примерно на стороне «больше всего влияет воспитание» находится старая идея о tabula rasa — вы наверняка о ней слышали — представление о том, что человек рождается в виде пустой глиняной таблички, которая заполняется в процессе жизни. Идея выглядит убедительно — как и то, что земля плоская — на основании наблюдений: маленький ребенок не умеет и не знает вообще ничего.

Идея же архетипов утверждает, что в психике при рождении уже что-то есть, и это — не что-то конкретное («ребенок знает свой домашний адрес и имена родителей»), а схемы восприятия реальности.

Юнг настаивал, что архетипы есть незаполненные формы, пригодные для наполнения универсальным общечеловеческим опытом в любое время и в любом месте, будь то рождение, сексуальность, смерть; любовь и утрата, рост и увядание, радость и отчаяние. Каждый архетип содержит в себе полярности как инстинктивных телесно-физических, так и не связанных с телом психических реакций – на холод и тепло, на чёрное и белое, на любые жизненные события.

Утверждают, что всеобъемлющее учение Юнга об архетипах соответствует современным представлениям нейронаук (Knox, 2003). Архетипы являются психическими эквивалентами так называемых нейронных связей головного мозга: мы рождаемся на свет с этими структурами, но активизируются ли они или нет, — зависит от нашего жизненного опыта. (Pally, 2000,1).

Маргарет Кларк «Отношения Эго и Самости в клинической практике: путь к индивидуации».

Проще всего это представить на примере верха и низа. Я не уверен, что верх и низ — это архетипы (но никто не уверен, что такое архетипы).

Ребенку не надо объяснять концепт верха и низа, даже если обучать его словам «верх» и «низ». Можно сказать, что способность ориентироваться в пространстве является врожденной, но это упрощение. Более точным было бы сказать, что у человека есть не только «ощущение» верха и низа, но еще и «отношение» к верху и низу: то, что «выше» считается «лучше», смотри «низменные чувства», «низкое поведение», «унижение» и «возвышение», «превозносить». Это все опять физические метафоры движения, но откуда-то такое отношение взялось.

Можно предположить, что — это часть культуры, которой человек все-таки обучается незаметно для себя, может быть — вместе с языком, ребенок сначала узнает про «низкое поведение», а потом усваивает, что низ — это плохо, но отношение к верху и низу на протяжении всего человечества постоянно и совпадает в разных культурах^[1]. Это отличается от культурных установок, например, «стройные женщины — красивые», потому что мы легко можем проследить, как требования к стройности менялось у разных народов и в разные времена.

О внутреннем устройстве психики можно говорить на разных уровнях: например, можно утверждать, что мозг человека просто устроен так, что человек является социальным существом.

Можно говорить даже, например, о «зеркальных нейронах», благодаря которым человек испытывает эмпатию — что на каком-то уровне нелепо: нейроны — это атомы мозга, в греческом понимании (неделимые частицы, из которых все состоит), а «зеркальные» — это метафора отражения. То есть, «зеркальные нейроны» — это миф о том, что в человеке есть мелкие элементы, с помощью которых он отражает настроение других, именно поэтому он может испытывать эмпатию — представление, уровня «у воды гладкие атомы, поэтому она может течь» (Демокрит).

А можно говорить, что в каждом человеке есть архетип Деметры, более известной для широкой публики как мать-сыра-земля, то есть, что у каждого человека есть потенциальная способность сострадать, как у матери, и наглядным примером реализации этого архетипа является мать. (К слову, архетипов матерей хватит на всех и на все вкусы, там не только сострадание).

Идея все та же: человек рождается с потенциальной способностью к эмпатии и даже с потенциальными формами ее выражения, и если представить себе мысленный эксперимент, в котором в результате ядерной войны человечество утратило все, воспитывалось машинами, а потом встретилось мелкими группами, то скорее всего группы независимо от друг друга научатся обниматься.

Еще есть идея, что в мире существует всего N сюжетов произведений, причем N разнится в зависимости от источника: каждый режет торт по-своему. Воннегут, например, считал, что N равно восьми.

Универсальная схема — сюжет сюжетов — называется «Путешествие героя»^[2] и очень грубо состоит из того, что герой отправляется в путь, в середине пути он почти находит, что хотел, но терпит временное поражение, а в самом конце пути все-таки находит. Даже глупые романтические комедии строятся по этому принципу (во второй половине произведения герои обязательно должны расстаться на время из-за какой-нибудь ерунды).

Можно рассматривать сюжеты, как архетипы. Как бы человечество ни выкручивалось, а выйти за человеческие сюжеты все равно не получается. Конкретные произведения в этом случае можно называть реализацией архетипов. Загвоздка в том, что архетип невозможно ухватить в «голом» виде, а как только пытаешься исследовать его в виде реализаций, неизбежно сталкиваешься с тем, что исследуешь конкретную реализацию, но архетип улизнул все равно.

Допустим, я хочу исследовать «архетип» мести, для этого я беру фильм Commando 1985 года, как древнейшее из известных человечеству произведений на эту тему и досконально исследую его, каждый сюжетный нюанс, каждую выбранную деталь и глубокий символизм. Потом я беру множество других фильмов, в том числе Taken 2008 года, исследую их тоже.

После долгих лет исследований получаю схему «у опасного чувака на пенсии по незнанию украли дочь (убили собаку) и поплатились». Не густо — и не понятно, куда ушли все эти годы. Например, несомненно прекрасную Марию-Луизу фон Франц я не могу читать именно поэтому. Особенность юнгианцев состоит в том, что они широко используют культурный материал, в основном литературный и в основном мифический, и если вы не заканчивали филологический факультет, то может быть тяжело^[3].

Все та же Фон Франц пишет:

При хорошем знании мифологии можно получить полную картину всевозможных архетипов. Всегда можно обнаружить легенду или сагу, в которой соединены два архетипа в новую форму. Трагедия заключается в том, что люди, пишущие на мифологические темы, этого не осознают, выбирая какой-то один излюбленный мотив, например мотив солнца, и потом интерпретируют все мифы с этой точки зрения. Затем приходит другой человек и говорит, что все связано с луной. В то же время Мангарт (Manhardt) утверждает, что во главе всего стоит бог растительности, связанный с деревьями. Для Эриха Ноймана (Erich Neumann) главной была уроборическая мать и т. д. Китайцы сказали бы, что если ты потянешь за корешок одной травинки, ты вытянешь весь луг; именно это Юнг называет загрязнением архетипических образов.

Все архетипы влияют друг на друга. Поэтому, по моему мнению, вполне целесообразно использовать идею поля применительно к коллективному бессознательному. Тогда можно сказать, что бессознательное — это поле, в котором активизированные точки являются архетипами, между которыми можно установить взаимосвязь.

Мне кажется, это в целом верное, хотя и крайне сомнительное утверждение: при знании мифологии можно получить «полную» картину архетипов только в масштабах знания, чем больше знаешь — тем ловче на архетипы ты можешь условно порезать психику, но ни о какой полноте речь не идет, кроме того, выбор излюбленного мотива осуществляется не на основании скудности знаний, а на основании излюбленности — «я художник, я так вижу». И я бы рассматривал архетипы, как разноцветные акварельные пятна^[4], наложенные друг на друга, а не как точки.

Другая интересная идея, которую я думаю — и, возможно, способ исследовать архетипы по-другому^[5] — состоит в том, что так называемые «мемы» — не в понимании Ричарда Докинза («Эгоистичный ген») — а в понимании «современные объекты культуры» являются максимально атомарными (то есть, неделимыми) реализациями сюжетов.

Один из первых мемов — Rage Guy — появился в 2008 году и представлял собой очень плохо нарисованный комикс, на последнем кадре которого изображено лицо человека в ярости. Первые три кадра тут же отрезали и потеряли, потому что совершенно не важно, что вызвало ярость.

Мемы, типа «твое лицо, когда ты...» построены по этому же принципу: «все знают это лицо». Новые мемы создаются по шаблону, берется ситуация, когда ты делаешь такое лицо и приклеивается к такому лицу, которое ты делаешь, когда. Получаем максимально быструю репликацию сюжета при максимальном уровне обнажения типичного, указующий палец становится все более указующим и все менее пальцем и почти превращается в ссылку и оказывается, что лицо универсально, а ситуация типична. Архи-типична!

С практической точки зрения польза от знания архетипов примерно такая же, как польза знания своих комплексов: это — устойчивые конструкции, которые работают, словно русла рек или знакомые колеи: туда легко попасть, и требуются некоторые усилия, чтобы оттуда вылезти. В популярной психологии это может называться «жизненными сценариями». Кроме того, «если нам известна архетипическая констелляция, лежащая в основе ситуации, то мы можем предвидеть развитие событий» (Фон Франц), то есть предсказания будущего во многом основаны на том, что колесо останется в колее.

Комплексы

Все воспитание сводится именно к тому, чтобы привить ребенку длительные устойчивые комплексы.
Карл Юнг, «Работы по психиатрии. Психогенез умственных расстройств».

Одна из самых известных (не безумных) концепций Юнга — это «психический комплекс», латинский корень, который обозначает группу элементов («строительный комплекс»), ее суть состоит в том, что содержимое психики может группироваться (в основном вокруг аффекта, «сильной эмоции», если упрощать).

Джеймс Холлис наглядно объясняет понятие комплекса своим студентам так: просит достать чистые листы, все остальное отложить в сторону и подготовить ручки. Студенты начинают потеть ладошками, на что Холлис говорит, что это вовсе не тест — а комплекс! Психика связывает знакомые элементы и делает вывод, никого не спросив. В этом «никого не спросив» и скрыт потенциальный вред.

Разумеется, выражение «избавляться от комплексов» абсолютно бессмысленно. Анекдотическая история — одному моему клиенту мама заявила, что она избавилась от всех комплексов (а он еще нет), он принес эту благую весть мне, на что я рассмеялся: «И что, ее психика теперь абсолютный хаос? Психический бульон?». Надсмехаться над мамами — зачем еще нужна терапия?

Правильней было бы сказать «избавляться от автоматизмов» и вспомнить про бессознательное и осознанность.

Идея комплексов продуктивней, чем кажется на первый взгляд. Юнг пишет, что «комплекс с присущей ему энергией имеет тенденцию образовывать как бы отдельную маленькую личность». Примерно об этом писал Ницше («Я — это множество личных сил, из которых то одна, то другая выступает на передний план»).

Духов, демонов^[1] и даже богов Юнг списывает туда же — в комплексы. Ровно в то же значении слово daemon используют в компьютерах — так называется отдельная программа, которая постоянно «висит» в фоне и что-то там делает время от времени. Это уже опасно близко к современной официально-научной^[2] теории, которая называется «Модулярность сознания» (Modularity of mind) и которая утверждает, что сознание состоит из «демонов» — в компьютерном понимании.

Юнг

И, наконец, этот сумасшедший — Юнг.

Ссора Юнга и Фрейда — это архетипическая ссора интроверта с экстравертом. Их главное противоречие — в направлении внутрь-наружу, которое заключается вовсе не в отказе Юнга от сексуальной теории: Фрейд боялся Ид и в целом вынуждено и брезгливо залезал в нижние отделы психики, только чтобы «вылечить» пациента, в то время, как Глубины были у Юнга любимым местом.

Мифологически путь Юнга повторяет путь шамана — у него наблюдалось то, что антропологи называют «шаманская болезнь» — безумное состояние с видениями, которое удалось преодолеть — и стать шаманом. Весь накопленный дискурс на тему «являются ли шаманы «на самом деле» сумасшедшими?» применим и к Юнгу. Наследникам было настолько неуютно, что они дали разрешение на публикацию «Красной книги» — главного продукта этого затянувшегося «шизоидного психотического срыва» и главную книгу всей жизни — только в 2009 году.

Техника «активного воображения» Юнга мало чем отличается от «шаманского путешествия» — разве что отсутствием психоделиков. Наиболее либеральная точка зрения состоит в том, что шаманы не сумасшедшие только потому, что могут менять свои состояния — «сходить с ума», когда надо шаманить и возвращаться в «нормальное состояние», когда не надо, то есть, шаманизм — это такой «управляемый психоз».

Юнг днем принимал пациентов и никто ничего «такого» не замечал, а ночью сходил с ума и исследовал свою психику. Понятно, что «норма» — это социальный конструкт, а «больная» психика гораздо полезней для исследования, она остается человеческой психикой, просто более «разломанной» и поэтому открытой для изучения. Психиатр (позже — «антипсихиатр») Рональд Лейнг призывал «учиться у шизофреников», потому что те являются проводниками в другие состояния сознания.

И вот вам шизофреник и доктор, два-в-одном — Юнг. К слову, под знамена Юнга уже в наше время стало немало «настоящих» сумасшедших, но Юнг всегда продолжал (как минимум публично) оставаться ученым, его высказывание, что «магическое — это другое название для психического» объясняет вообще всю магию, что ни один материалист не придерется, потому что, как и в случае с алхимией — «это все выдумки», но именно выдумки терапевты и изучают.