Dark side of the Moon
Играю на гармошке.
Мама, пытается поговорить не о себе:
— А ты почему ноты не учишь? Ну, мелодию бы разучил на гармошке.
Жена:
— Так, а он что делает?
— Ну, он одну и ту же мелодию играет, бубубу, бубубу.
— А как учат?
— .... А.... Немецкая что ли мелодия?
— Почему немецкая?
— Ну, немцы же на губных гармошках играют.
Мне кажется, я задолжал панегирик.
Сказочник я — в маму.
Мама умела связать не связуемое и плести на основе реальности ажурную паутину бреда. Кто-то назвал бы это шизофренией, но официальной бумажки на этот счет не было.
Иными словами, мама была самозванцем. Даже, скорее, талантливый самоучка без официальных бумаг.
В этом я тоже в маму, или, как говорила мама, «я вся в тебя».
«Черный — это новый белый» — это уровень дилетантов, вы попробуйте «черный — это новый кислый».
Мама это делала с невозмутимой серьезностью.
Я делаю это с невозмутимой иронией.
Мудрец послушал двух спорщиков. Послушав первого, сказал ему «ты прав». Послушав второго — сказал ему «ты прав». Появился третий и заметил, что ну не могут же оба быть правы. «И ты прав!».
Это тонкая линия, и я не хочу ее рвать.
Пару недель назад разговаривал с людьми, которые по своей нелепой неосторожности пытались понять меня. С тех пор я их и не видел.
Совершенно реальный разговор, ну не выдумал же я это все, как мама!
— Ты почему так медленно отвечаешь?
— Я выбираю, что ответить.
— У тебя есть выбор? Сколько там вариантов?
(Задумываюсь)
— Ну, примерно все.
— ?
Я могу ответить любым способом. И это не будет набор звуков, потому что умение связать несвязуемое — это семейная черта.
Оказалось, что они не выбирают, что ответить. А просто отвечают слова. Слова сами приходят в голову и складываются в предложения.
А я — выбираю. Я даже осмелился сказать, что человек — сам себе господь Бог и может делать выборы относительно себя. Пусть даже если не относительно внешнего, материального мира, но хотя бы внутреннего, психического.
Меня попросили это продемонстрировать — искренне захотеть стать невидимым, а так же полностью принять точку зрения другого человека.
Как два равнозначных чуда. Выбери одно, продемонстрируй и убеди нас в том, что ты Будда.
От первого я отказался.
Я не мог не отметить про себя выбор конкретно двух этих чуд, как примеров. «А почему ты выбрал именно такие примеры?», — мог бы я спросить. Но не спросил. В конце концов, люди искренне пытались понять меня. Я как-то пытался понять мою маму. И посмотрите, чем это кончилось.
Да, я знаю, что «ты не выбирал» эти примеры, просто сами пришли на ум! А почему ты, когда не выбирал, не выбрал именно их?
А вторым — принятием точки зрения других — я занимался с момента начала разговора, я всегда это делаю. Но раз это не очевидно, то и демонстрация не поможет.
Мне не поверили, «так не бывает».
Но отсюда и долгие ответы. Да, я понимаю, о чем ты. Ты прав. Нет, я с этим не согласен. И я прав. Да, так не бывает. И ты прав тоже. А теперь мне тебе надо ответить за троих. Можно, я возьму на это в три раза больше времени?
Ну, хорошо, «Ты прав. Так не бывает». Счастлив?
От первого — искреннего желания стать невидимым — я отказался еще раньше, а не когда мне предложили. Но выбор — это такая вещь, которую надо делать ежесекундно. Поэтому я перепроверил свои ощущения и отказался еще раз, осознанно.
Это называется «сумасшествие», я им так и сказал.
Если я продемонстрирую это чудо, искренне захочу стать невидимым, то буду совсем, как мама.
Стану неотличим от нее. То есть, пропаду.
Иными словами, стану невидимым.
.
Evil Overlords
Из серии #eviloverlords.
— Так, нам нужен летчик-испытатель первых устройств нуль-перехода. Требования сами знаете, какие. Типовая роль, хотя в этой популяции — впервые. Сгенерируйте биомассу требуемой конфигурации, — скомандовали Военные.
— Хорошо!, — ответили Исследователи и ненадолго удалились.
К тому времени деление на Военных и Исследователей было чисто условным, так как все понимали, что занимаются одним и тем же делом, только на разных картах. Военные исследовали внешний мир (и преодолевали сопротивление среды там), исследователи воевали с внутренним (и преодолевали сопротивление среды там).
— Так, что нам надо?, — удалившись, Исследователи решили быстро обсудить проблему, — И как мы можем кратчайшим путем получить это «надо» из текущей ситуации.
Нужны определенные физические данные. Поднимаем волну интереса к спорту, особенно тех видов, которые влияют на верхнюю половину тела.
Нужны определенные технические способности для того, чтобы управлять устройством, поначалу его интерфейс будет чрезвычайно технически сложным. Поднимаем волну интереса к технике. С уклоном на механизмы. Управляемые роботы, летчики, водители монобусов.
Вводим кросс-параметр: интерес к спорту среди тех, у кого есть интерес к механизмам. В связи с этим рокет-джампинг выглядит, как достойный кандидат на вид спорта, к которому надо подогреть особый интерес.
Кроме того, для сохранения рассудка при нуль-переходе нужны определенные психоэмоциональные данные. Лучше всего эти способности коррелируют с любовью к джазу. Любовь к джазу, к сожалению, не привьешь, но можно увеличить абсолютное количество таких людей, просто увеличив распространенность.
Через пару поколений готов летчик-испытатель. Верней, потенциально готовы сотни, но первым может быть только один.
Потом, конечно, у летчика спросили журналисты из эхорадио, как так получилось, что вот именно вы, Имярек Имярекович, стали первым в мире испытателем, испытавшим это все?
А летчик и говорит, что всю жизнь ощущал, что Неведомая Рука ведет его, персонально, по жизни, куда нужно. Все складывалось самым удачным образом, и я стал первым летчиком-испытателем, как и мечтал.
Наверное, кто-то там, наверху, меня любит.
The allegory for allegory itself
Сюжет: Мерлин выбрал мальчика в ученики. И учил. Деревенские пытали — чему учил, как? Мальчик пожимал плечами и говорил:
— Ну, мы просто разговариваем?
— О чем?
— О жизни?
Потом, понятно, несколько лет спустя мальчик уже такой совсем как белый человек, деревенские его даже и не понимают. Просили научить их тоже, а он говорит «этому нельзя научить, это можно только пережить»*.
(* — аллюзия на «Психоанализу нельзя научить, его можно только пережить», — Фрейд).
Ну и для тех, кто не понял аллюзию, проводится аналогия:
В другом мире другой юноша (с поправкой на инфантилизацию общества) идет и сам ищет своего Мерлина. Находит. На вопросы «чем вы там занимаетесь?» отвечает «ну, мы просто разговариваем».
Потом заканчивает психотерапию, благодарит Мерлина, и жизнь у него становится совсем как у белых людей.
Проклятье фараона
Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит:
— Был ясный, теплый, солнечный...
Пауза.
— Предпоследний день...
И наконец, отчетливо:
— Помпеи!(Довлатов, «Соло на Ундервуде»)
— Так, кто готов рассказать нам третью аксиому нового существования? — спросил преподаватель ППД.
Шел второй месяц учебы, и к этому времени класс уже осознал, что этот вопрос совсем не подразумевает, что кто-то вызовется добровольцем.
Вопрос означает буквально то, что он означает — «кто готов?». Первым преподаватель спрашивал только тех, кто по тем или иным причинам не был полностью готов, будто умея определять готовность каким-то магическим образом.
— Иван? — поинтересовался преподаватель.
Иван вздрогнул.
ППД, профессиональная переориентация душ, давалась ему тяжело. Нет, конечно, никаких претензий к судьбе Иван не испытывал. Прекрасно, что загробная жизнь есть. Чуть менее прекрасно, что она начинается с курса переориентации душ, на котором пытаются привить новые аксиомы существования. И делают это, судя по всему, то есть — по Ивану, с большим трудом.
— Э... предки дело говорили?
— Достаточно близко к правильному ответу, хотя формулировка странная. Впрочем, я слышал это даже в директивном виде «Почитай отца твоего и мать», или в депрессивном — «Люди не меняются».
— Петр?
— Древние люди ничем не отличались от современных.
— Да, достаточно нейтрально. Матвей. Приведи пример расхождения в понимании.
Спрашивая от более слабых учеников к более сильным, преподаватель усложнял задание так, чтобы оно было на пределе возможностей каждого.
— Астроло...
— Не затасканный, — добавил учитель.
Матвей фыркнул и сказал:
— Древний Египет.
Преподаватель кивнул, одобряя старание ученика. Свежий пример из Древнего Египта — это еще сложнее, чем просто свежий пример.
Матвей одобрение уловил.
— Принято считать, что египтяне верили, что можно взять с собой в загробную жизнь все свои сокровища. С учетом третьей аксиомы это выглядит странно: любому здравомыслящему человеку, как древнему, так и современному, понятно, что нет, не заберешь. Вот же они, лежат, где оставили!
На самом же деле захоронения с массовыми сокровищницами поверх — это просто локальный психоз фараонов, вызванный отказом признания факта собственной смертности. Как же так, я — фараон, самый главный тут, и вдруг такое! Да, сокровища с собой не взять, но почему бы и не рискнуть? Сюда же — эффект «так не доставайся же ты никому!». И бешенство с жиру.
— Хорошо! — заметил преподаватель.
Обычно он говорил «достаточно», поэтому Матвей продолжил.
— Понятно, что остальные древние египетские люди были в чуть более здравом уме. Но им нечего было терять, кроме оков, и они надеялись, что уж оковы-то с собой можно не брать.
Массы относились к психозу фараонов, как к неизбежному злу. Как к цене, которую придется платить. Если не хоронить с сокровищами, то как? Если не фараон, то кто?
Жаль, конечно, что сколько добра пропадет. Рабы, коровы, золотые побрякушки — все в яму.
Но, с другой стороны, фараона-то тоже туда же, в яму. Если его золотом и коровами сверху присыпать — может, и не вылезет под тяжестью?
— Хорошо! Что же им мешало после смерти фараона все растащить? Вполне логичный поступок, нет?
— Я не знаю.
— Всем же известно, что на сокровищах лежит проклятье, — улыбнулся преподаватель.
— Проклятье фараона?
— Не говорите глупостей, фараон же мертв.
Просто представьте: сначала десятилетиями дружно строятся пирамиды, потом туда радостно закапывается валовый национальный продукт еще за несколько лет.
И вдруг какой-то умный потц лезет и пытается утащить что-нибудь себе?
На него тут же обрушивается проклятье всего египетского народа.